Кодзиро Сэридзава - Умереть в Париже. Избранные произведения

• Название: Умереть в Париже. Избранные произведения
• Автор: Кодзиро Сэридзава
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-282-9

Кодзиро Сэридзава (1897–1993) — крупнейший японский писатель, в творчестве которого переплелись культурные традиции Востока и Запада. Его литературное наследие чрезвычайно разнообразно: рассказы, романы, эссе, философские размышления о мироустройстве и вере. Президент японского ПЕН-клуба, он активно участвовал в деятельности Нобелевского комитета. Произведения Кодзиро Сэридзавы переведены на многие языки мира и получили заслуженное признание как на Востоке, так и на Западе.

Его творчество — это грандиозная панорама XX века в восприятии остро чувствующего, глубоко переживающего человека, волею судеб ставшего очевидцем великих свершений и страшных потрясений современного ему мира. В японской поэтике бытует термин "послечувствование". Глубокий отзвук, рождённый великолепной прозой Кодзиро Сэридзавы, затихает не сразу. На русском языке издаётся впервые.

Составитель — Фумико Сэридзава

содержание книги:

МУЖСКАЯ ЖИЗНЬ

УМЕРЕТЬ В ПАРИЖЕ

Храм Наньсы

Таинство

Разговор С Ушедшим

---

— Вы не являетесь уроженцем Идзу, но Ганюдо расположена на границе Идзу и Суруги… Может быть, и удастся что-нибудь для вас сделать. Хозяин сегодня вернётся поздно, не могли бы вы прийти завтра утром, часам к семи. Я со своей стороны замолвлю за вас словечко…

Уловив в этих словах круглолицего служащего слабую тень надежды, я обещал прийти на следующее утро и покинул контору. Я вышел на место, откуда было видно море. Ветер нёс со стороны моря хлопья снега. Низко нависали мрачные тучи.

Чтобы успеть к семи, мне нужно было встать не позже шести часов. Выпавший за ночь снег густо покрывал двор лицея и всё ещё продолжал падать. Уходя, я позаимствовал пальто у своего товарища К. Все, кто жил со мной в комнате, ещё крепко спали. На столе К. я оставил клочок бумаги, где написал, что верну ему пальто днём. От станции до усадьбы О. было довольно далеко, и у меня из-за промокших ботинок так промёрзли ноги, что я ничего не чувствовал. Когда я позвонил в контору, дверь изнутри открылась, и мне предстала девушка, по виду — студентка. "Это вовсе не рикша!" — раздражённо воскликнула она. Я был в замешательстве, меня глубоко поразило её лицо и лиловый наряд.

— Огивара, распорядитесь, чтобы рикша подкатил с другой стороны!

С этими словами девушка скрылась за большой лестницей. Ошеломлённый, я проводил её глазами. Служащий, с которым я говорил накануне, увидев меня за порогом, казалось, был несколько удивлён. Он бросил машинально: "Дочь хозяина" — и, попросив меня снять ботинки, отвёл в приёмную. В хибати была навалена гора угля. Я подсел на стуле поближе, положив на край жаровни ноги. Из дыр в носках заструился пар, я готов был умереть со стыда.

— Хозяин вчера вернулся поздно, я не смог с ним поговорить. Вам придётся подождать. Я доложу ему о вас, как только он встанет.

С этими словами Огивара, который был не то конторским служащим, не то секретарём, принёс горячий чай. Я не завтракал. Пустая приёмная, где, кроме жаровни, было только два старых стула да на серой стене висел рекламный плакат пароходной компании, наводила тоску. Ветки сосен гнулись под тяжестью снега, временами он с шумом обрушивался, обдавая хлопьями оконные стёкла, и вновь воцарялась глухая тишина. Прошло около часа. Наконец появился Огивара.

— Я доложил хозяину, он сказал, что хочешь не хочешь, а придётся с вами встретиться. Поэтому ждите. А покамест хорошенько обдумайте, что и как сказать.

После этого я ждал ещё часа три. Не знаю, сколько раз за это время я собирался уйти. Стоит ли такой ценой продолжать студенческую жизнь? — размышлял я. Так ли уж мне необходимо учиться, удовлетворять свою жажду знаний? Настолько ли сильна во мне эта самая жажда знаний, чтобы ради неё терпеть такие унижения? В конце концов, я ведь не прошу денег на учёбу! Я пришёл всего лишь за кредитом. При встрече с О. так ему прямо и выложу. А если он ответит мне отказом, скажу, что его хвалёное великодушие — сплошное надувательство… В двенадцатом часу, когда я уже думал, что обо мне забыли, пришёл Огивара и со словами: "Хозяин вас примет", — провёл меня в канцелярию O., похлопав для бодрости по плечу. Но я сразу почувствовал по выражению лица O. и по тону его голоса, что он согласился на встречу со мной только потому, что на улице шёл сильный снег и ему нечем было занять себя дома.

O. было лет шестьдесят. Под стать упитанному, холёному лицу — седая козлиная бородка. Но когда он начал объяснять мне условия выделения кредита, вид у него был усталый и недовольный. Провинция Идзу известна лишь своими горячими источниками, из неё не вышло ни одного выдающегося деятеля. Вот он и решил предоставлять кредит, чтобы способствовать воспитанию такого рода личностей. Но выдающиеся люди не выходят из бедной среды. Для их развития необходимы благополучные условия жизни. Поэтому его кредит не предназначен для бедных, которым надо было бы оплачивать затраты в полном объёме, а подразумевает тех, кто нуждается лишь в покрытии недостающей части расходов.

Выслушав его объяснение, я понял, что мне пора уходить. Но я не мог так просто смириться с абсурдностью его взглядов и пустился запальчиво доказывать их несостоятельность. Затем я объяснил, что меня побудило прийти к нему, добавив, что ошибся, полагая, будто он руководствовался более возвышенными соображениями, и теперь раскаиваюсь в своей доверчивости.

Пощипывая свою козлиную бородку, O. громко расхохотался. Начал расспрашивать меня о моей семье, о моих успехах в учёбе, круге общения, жизненных целях. Я отвечал без робости.

— Я поступил в Первый лицей потому, что мечтал, получив хорошее образование, стать выдающимся человеком и иметь возможность трудиться на благо простых людей. Сейчас же я подумываю о том, чтобы стать дипломатом. Я бы хотел на время уехать из Японии, чтобы лучше узнать другие страны, а через них и нашу страну. Порой мне кажется, что это желание — результат моего нравственного падения, но мне хочется испытать, на что я способен. Однако не исключаю, что после того, как я поступлю в университет и проучусь два-три года, мои планы изменятся.

Пока я всё это говорил, у O. заметно улучшилось настроение. Он рассказал, что ему случалось охотиться в моих родных местах — в горах Усибусэ и Кацура. Вскоре пробило полдень. О. велел принести ему бумажник и, вынув три чистенькие купюры по десять йен, сказал:

— Это тебе на февраль и март. Если в марте на каникулы поедешь к себе домой, зайди в мой особняк в Идзу. К тому времени я наведу о тебе справки. Если приму решение тебя кредитовать, эти тридцать йен приплюсую к сумме кредита, если же кредит выделить не смогу, считай это подарком от меня… Что касается кредита, сколько бы тебя устроило в месяц?

— Конечно, для меня чем больше, тем лучше, но в этом вопросе я всецело полагаюсь на вас…

Получив тридцать йен, я вернулся в приёмную.

— По тому, что ваша беседа так затянулась, я понял, что вы добились успеха, — обрадовался Огивара.

По-прежнему шёл снег. Я вернулся в общежитие в половине второго, мучимый голодом. Первым делом выкупил за пятьдесят сэн "Исследование добра". Меня переполняла такая радость, что я хотел, как ребёнок, носиться по снегу. Был канун юбилейных торжеств. Мои одноклассники закончили украшать комнаты и разучивали гимн общежития. Я позвал К. в Императорский театр. Там Цубоути Сико, только что вернувшийся из Англии, играл Гамлета, и все газеты чуть ли не ежедневно восторженно писали о его игре. Я отозвал удивлённого К. в угол комнаты и в двух словах рассказал ему о результатах своего визита к О. К. радостно схватил меня за руку и обнял.

В тот вечер мы с К., улизнув от последних приготовлений к юбилею, сидя в третьем ярусе Императорского театра, смотрели "Гамлета". Я чувствовал произошедшую во мне перемену. В ту минуту мне ничуть не казалось странным то, что я отправился в театр на деньги, предназначенные для расходов на учёбу в течение трёх месяцев. Больше чем Цубоути Сико в роли Гамлета, меня впечатлила Офелия в исполнении Какуко. Когда мы вышли из театра, снег кончил падать, на небе ярко светила луна, и заснеженные улицы сияли в её голубоватых лучах. Нам не хотелось сразу же садиться в трамвай, и, шагая по мерцающему снегу, мы направились через богатые кварталы в сторону Отэмати.

На "Гамлете" в антракте я случайно столкнулся в фойе со своим старшим братом. Брат тоже был вместе с другом. Пребывая в радостном настроении от своего успеха, я в двух словах рассказал ему о визите к О. Мой брат был в замешательстве. Он объяснил, что О. — родственник его близкого друга Итикавы Хикотаро. И тут же попросил дать ему взаймы хотя бы три йены. Чувствуя себя прескверно, я отказал. Из-за этого отказа мне сделалось так грустно, что я уже не мог получать прежнего удовольствия от спектакля. Но, шагая по заснеженным улицам, беседуя с К., я забыл о неприятном инциденте с братом, грудь моя разрывалась от радости и надежды, что теперь-то наконец и я смогу, как все, вести счастливую студенческую жизнь.

— "Завтра будет ясный день!"

Горланя гимн общежития, я вошёл в ворота лицея. Общежитие было похоже на огромный корабль, который с зажжёнными огнями ждал отплытия.

3

Наступили весенние каникулы. Я поехал в родные края и, как обещал, сразу же нанёс визит в особняк О., расположенный в Мисиме. Но оказалось, что О. остановился на другой своей вилле — в Югасиме. Особняк в Мисиме также имел при себе контору, и тамошний служащий посоветовал мне нанести визит в Югасиму.

Я шёл пешком от Охито до Югасимы по дороге, проложенной вдоль горного потока. Начиная от городка Сюдзэндзи путь был мне незнаком. На ходу у моих башмаков начали отваливаться подмётки, идти было трудно, так что пришлось в Сюдзэндзи купить синие таби[34] и соломенные сандалии. Я прибыл в Югасиму, думаю, где-то около четырёх пополудни. Я был похож на нищенствующего странника и робел в таком виде стучать в ворота виллы. Но мне нужно было как можно скорее получить ответ, чтобы, при благоприятных обстоятельствах, той же ночью успеть вернуться пешком в Нумадзу. У меня не было денег, чтобы переночевать в гостинице. Едва я приблизился к парадному входу, как меня пригласили подняться в дом. Провели в просторную комнату, обставленную по-европейски, похожую на столовую. Тотчас же появился О. в японском наряде. Не дав мне времени поздороваться и выразить признательность, он сказал: