Борис Житков - Виктор Вавич

• Название: Виктор Вавич
• Автор: Борис Житков
• Издательство: Независимая Газета
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-86712-059-7

Роман «Виктор Вавич» Борис Степанович Житков (1882–1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его «энциклопедии русской жизни» времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков — остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания «Виктора Вавича» был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому — спустя 60 лет после смерти автора — наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.

Ее памяти посвящается это издание.

Борис Житков. Виктор Вавич. Издательство Независимая Газета. Москва. 1999. (Серия «Четвертая проза»).

---

— Прямо к нему, к каналье, — тряс головой Виктор, — сейчас же, пожалуйте… А ну-ка, милостивый государь, — Виктор съежил брови и сделал на лице «решительность». — Счастливо оставаться, — шаркнул Виктор в дверях и козырнул.

С портфелем под мышкой вышел Виктор на улицу. Дворники скребли панели, и, прыгая через скребки, спешили мимо них гимназисты. В конце улицы, прямо по середине над уходящими рельсами, висело красное солнце, как будто оно вошло в улицу и остановилось от любопытства и радости. И Виктору показалось, что все спешат в конец улицы глядеть солнце. Снег неистово горел, и едко брал за щеки мороз.

Виктор жмурился от света, улыбался и составлял в уме: «Почем у вас семга? Так-с. Потрудитесь немедленно выписать счет на три с половиной фунта… фунта этой рыбы… „вышеупомянутой“ не годится. Этой рыбы», — решил Виктор и завернул за угол.

Солнца не стало.

В магазине все лоснилось прохладной чистотой. Покупателей не было. Старший приказчик снял кожаный картуз, отставя мизинец. Оперся на прилавок почтительно, ожидательно. Виктор кашлянул для голосу и строго сказал:

— Хозяина мне.

— Простите, только вот вышли за товаром-с.

— В этом случае, — и Виктор нахмурился, — напишите счет на семгу, на три с половиной этой рыбы… фунта семги. Немедленно.

— Без хозяина невозможно-с. Свесить прикажете? — и приказчик взялся за нож.

— Вчера ошибочно была получена мною семга, от вас, от Болотова. — Виктор покраснел и сдвинул брови. — Неизвестно, что ли?

— Не уп��мню-с! — и приказчик пошарил глазами по мраморному прилавку.

— Мной, — крикнул Виктор, — мной! — В это время звякнула входная дверь, а Виктор кричал: — Мной ошибочно не было заплачено за три с половиной фунта вышеупомянутой рыбы! Понял! Получай! Сколько?

Дама в ротонде, вязаный платок на голове, испуганно глядела сбоку на Виктора.

— Ничего нам не известно, как же получать? Никак невозможно. Это уж с хозяином извольте.

Приказчик не глядел на Виктора, сырым полотенцем тер прилавок все дальше и дальше. А Виктор вытягивал, вырывал бумажник из-за борта казакина.

— Получай!

А приказчик наклонился куда-то, за банками с огурцами и миногой, за разноцветным маринадом.

— В участок… вызову для вручения! — кричал Виктор.

— Это уж с хозяином, — подавал глухой голос приказчик. Виктор вышел. Он видел, как дама провожала его глазами, как поворачивалась ему вслед малиновая ротонда.

— Другие как хотят, — сказал Виктор на улице, — а я взяток не допущу.

Ему хотелось вернуться к Грунечке, рассказать, как не вышло. Потом сразу в участок и с городовым бумагу. В бумаге ругательными буквами прописано: с получением сего немедленно явиться для… для чего? для дачи немедленных объяснений… в срочном порядке… «Все берут, — твердил в уме Виктор, — потому что? дают! — Само слово стукнуло в ответ. — А я им покажу давать! Давать! Сволочи. Я вам покажу, покажу, мерзавцы».

— Мерзавцы! — вслух крикнул Виктор и на ходу топнул ногой. — Сорок пять рублей? А солдат сорок пять копеек в два месяца получает и не берет? И за казенную портянку на каторгу не угодно-с? На каторгу не угодно-с, сволочи!

Муха

СИНЯЯ теневая улица подтянулась, дома подровнялись в линию, тротуар выскребен, и скрипит морозный песок под тугой подошвой. И вот население спешит по своим делам — пожалуйста! по чистому тротуару. Спокойствие граждан обеспечивается бдительностью наружной полиции.

«У меня в околотке — пожалуйста! Каждый спокойно может заниматься своим делом — пожалуйста!., а не семга».

— Ломовой! Чего стал? Улица? Улица какая? Ротозей! Вот написано русскими буквами — пожалуйста! Неграмотный? Спроси у постового. Успенская улица. Повтори! Ну, то-��о. А зевать нечего.

Бумагу Виктор написал на бланке, буквами твердыми, большими, острыми.

— Снесешь Болотову. Чтоб моментально. — Городовой смотрел в глаза и упрятывал в серьезный взгляд хитрую догадку. — Ты сколько получаешь? — крикнул Виктор. — Жалованья, дурак, я спрашиваю. Шестнадцать? Не копеек, рублей? А солдат двадцать две копейки! копейки! и за портянку казенную знаешь что… Пошел! — топнул Виктор.

Снял шинель. Сел за стол и тут только увидел солнце: оно блестками, радугами вошло в граненую чернильницу, и она цвела как брильянтовый куст. Больная муха грелась на крышке и сонной ногой потирала упругое крыло.

«Птица в своем роде…» — загляделся Вавич на муху и на весь зеленый ландшафт стола — молью выеденные колдобины, чернильные острова. Виктор смотрел, как мшилось на солнце сукно, и захотелось поставить на этот зеленый луг оловянных солдатиков: чтоб блестели на солнце, чтоб тень была с острыми штыками и чтоб пахли игрушечным лаком. Какой это лак такой замечательный? Виктор взял со стола полированную ручку, поднес к носу. Нет, не пахнет. Муха перелетела на бумагу. Виктор глядел, как грелась, ленилась на солнце бумага, и спокойно, не понимая, читал синий карандаш через угол бумаги:

«Расслед. лично объясниться с ген. Федоровым. Долож. мне и не ротозейничать».

Вдруг смысл ударил в лоб. Виктор схватил бумагу:

«Его высокоблагородию господину приставу Московского участка.

Должен обратить внимание Ваше на допущенные полицией безобразия: в доме, где я проживаю, производится еврейкой Цигель ночная продажа водки при содействии дворника и ночного сторожа, кои вечно пьяны. Надеюсь, что будут взяты строгие меры, в противном случае мною будет доложено лично г. градоначальнику о злостном попустительстве.

Ген. — майор в отставке — С. Федоров».

«Не ротозейничать, не ротозейничать…» — Кровь стукала в лицо, и слезы выдавливались. — «Это уж прямо на сукина сына мне пишет», — и Виктор кулаком придавил надпись, синий карандаш и повернул кулак так, что скрипнул стол. И старикашка в николаевской шинели так и встал в глазах, палка с резиновым наконечником, калошами шаркает по панели, вот ижица такая проклятая топчется, зыркает глазками, заестся с кем-нибудь… «Если не окажется ничего, прямо скажу: потрудитесь, ваше превосходительство, указать, где вы изволили заметить безобразие, как изволили, ваше превосходительство, выразиться в бумаге. Лично извольте указать. Покорнейше прошу! Черт вас в душу дери. Сволочь какая!»

— Ротозейничать, — шипел сквозь зубы Виктор и напяливал шинель. Валялась бумажка, уж двадцать дураков прочли. Виктор хлопнул дверью — ухнула сзади комната. Болотова сейчас приведут — черт с ним, пусть сидит мерзавец. Виктор боком глянул на постового — ух, верно, знает, каналья! Тянется, будто ни сном, ни духом. Виктор завернул за угол, глянул, не смотрит ли городовой, дернул во всю силу звонок у ворот и мигом вскочил в ворота. Дворничиха ковыляла через двор. Увидав квартального, побежала, путаясь в мужицких сапогах.

— А дурак твой где? — крикнул Виктор. — Сюда подать! — Баба осадила на бегу, замотала обмотанной головой.

— С дежурства он, спит он…

— Подать! — рявкнул Виктор.

Бабу как ветром в спину погнало. Виктор стукал по колену портфелем — сейчас я его. Всклокоченный, мохнатый дворник шел, натягивал на ходу тулуп. Жена сзади поправляла сбившуюся шапку.

— Подойди сюда, архаровец! — крикнул Виктор, хоть дворник шел прямо на него. — У тебя что же тут происходит? А? Что, говорю, у тебя, у стервы, происходит? Что, говорю, у тебя?.. А? Чего глазами хлопаешь? Пьяная рожа! Где тут Цигель? Цигель где у тебя?

— В шашнадцатом…

— Пошел вперед, веди.

На лестнице было полутемно и пусто.

— Ты мне, сукин сын, кабак тут устроил? Кабак?

— Какой может быть кабак, ваше благородие?..

— Какой? А вот какой, вот какой! — и Виктор два раза смазал дворника по физиономии портфелем — звонко, хлестко, прикладисто.

— Какой кабак?., видит Бог… — со слезой, с обидой захрипел дворник.

Виктору захотелось скорей тем же портфелем стереть оплеухи с волосатой рожи, и рука дернулась. Дворник заслонился и отшагнул к перилам.

— Ну пошел, пошел живей. Увидим.

— А увидим, так зачем наперед обижаться, — хныкал дворник вверху лестницы.

— Стой, не звони. Я сам.

Виктор подошел к двери и дернул звонок. Из-за двери ответил детский рев, что-то полетело и грохнуло.

— Ой, кто там? Кто? — кричал женский голос через ребячий визг. Дверь открыла женщина с ребенком на руках. Из-за нее глядела полураздетая старуха.

— Что вы хотели? — и женщина, разинув глаза, пятилась. Опрокинутое корыто и табурет лежали в луже воды.

— Кто здесь водкой торгует? — строго спросил Виктор.

— Что? Водкой? — и женщина подняла брови.

— Не квасом, не квасом, — напирал Виктор, — а водкой.

— И квасом? — женщина чуть не поскользнулась на мокром полу. — Это не тут, господин надзиратель. Это не здесь, господин надзиратель.