Алексей Доронин - Домик в деревне

• Название: Домик в деревне
• Автор: Алексей Доронин
• Жанр: Постапокалипсис

Хорошо, когда он есть… особенно, если в стране наступает полный ЖП.

Рождественская сказка с параноидальным уклоном.

---

А. А. Доронин ДОМИК В ДЕРЕВНЕ

Я давно порывался сжечь эту макулатуру. Растопить от нее печку. Но книг в шкафу еще много, а мебели на дрова еще больше. Да и уголь должны скоро привезти на санях. Так что пусть еще полежит. Оставлю внукам. Пусть почитают, когда мы уже покинем этот мир. Может, кого-то из них развлекут эти строки. Может, наша личная драма покажется им смешной на фоне того, что случилось потом. Их право.

Итак, как говорил поэт: «профессор, снимите очки-велосипед. Я вам расскажу о времени и о себе».

* * *

Всё, что начинается хорошо, кончается плохо. Но если всё плохо с самого начала, дальше будет полный звездец.

Я понял это не раньше всех, но одним из первых. Возможно, в первой тысяче из 140-миллионного населения страны — еще в те времена, когда о грядущих катаклизмах заикались только параноики. Да и тех поднимали на смех как городских сумасшедших.

Кругом царила тишь да гладь, а я уже знал, что мифический зверь Жаренный Петух на подлете, и ничто не остановит его неумолимого приближения. Это знание я не мог разделить ни с кем из близких. Они бы мне не поверили.

Я ошибался только по поводу причины Кризиса. Я верил в байки алармистов и готовился к исчерпанию энергоресурсов. Думал, что без нефти остановятся электростанции, встанут автомобили, разрушится единая система международной торговли, а затем придут голод и мор.

Нефть не кончилась. Не успела. Но в остальном я оказался прав.

Мой мир рухнул не в тот день, когда посреди декабрьских морозов отключили свет и тепло. Много раньше. Еще в середине солнечного июля. Когда я как обычно вернулся вечером с работы и по ее глазам понял, что она все знает.

Просто она имела дурную привычку читать чужие письма, а я забывал удалять свои.

Ах, если б можно было повернуть время вспять… — этот вечный вопль трусов и эгоистов.

«Если б можно было, я был бы умнее, — подумал я тогда. — И не дал бы ей узнать о своем проступке. Сохранил бы это в себе. Для ее же блага. Разве что на исповеди сказал бы: „Грешен, отче“, не вдаваясь в подробности».

Почему-то я не удивился. Не раз представлял себе этот момент, прокручивал ситуацию перед глазами. С битьем посуды, своим расцарапанным лицом, ее истерикой, валерьянкой и корвалолом.

Но не в одном из моих видений она не отреагировала так. Зная ее характер, ожидал увидеть бурю и разгром в квартире, но увидел только ее глаза, наполненные болью. И это было много хуже крика. Лучше бы она смотрела на меня взглядом чистой ненависти. Лучше б сказала «Чтоб ты сдох, ублюдок». Не было бы так жутко и мерзко на душе.

— Да не переживай, — вроде бы спокойно сказала моя любимая, беря меня за руку. — Жить мы с тобой будем. Я не уйду, так что расслабься. Тебе же только это нужно. А любовь… нет никакой любви, ты сам знаешь.

К этому нельзя подготовиться. Земля начала уходить из-под ног. Я попытался обнять ее (Настю, а не землю), но она отстранилась. Наверно, я мазохист, но в минуты гнева она всегда казалась мне самой привлекательной. В этом коротком халате особенно. Да, такой я бесстыдный.

Мы ссорились и раньше. Почти каждый день. Она отнюдь не паинька. Но обычно после таких вспышек гнева наступало примирение, и мы были счастливы.

Вот и теперь я хотел, чтоб она закричала. Или кинула в меня вазу со шкафа. Я бы увернулся, или поймал. Да даже если бы получил по своей глупой башке… все лучше.

Но она просто смотрела на меня. Вот уж точно, иногда молчание подобно крику.

Хотелось упасть перед ней на колени и прижаться к ее ногам. Может, я так и сделал бы, если бы не подумал, как выгляжу со стороны. И вдруг устыдился своей слабости.

«Да что я, эмо, что ли? Тоже мне, мужик. Слабак. Все так живут… Все так делают. И ничего, не каются всю жизнь».

Много позже мне будет стыдно за этот стыд. Она не все, и я это знал. Может, те, кто встречались мне до этого… Может, им мимолетное предательство не нанесло бы раны… потому что они сами могли проделать это не один раз. А она была другой. И обидеть такую все равно что изжарить на гарнир к картошке птичку колибри. Как бы она не притворялась иногда тигрицей, я-то хорошо знал, как она ранима.

— Я знаю, ты хороший, — заговорила вдруг Настя. — Все оступаются. Это я виновата. Думала, что ты, — она нервно хохотнула — не поверишь, не такой как все. Что ты единственный в целом свете, кто меня понимает. Тот, кого я искала все эти годы. А ты… ты чужой. И все это время, что ты был со мной, ты жил двойной жизнью. Знаешь, тот принц с зелеными глазами, которого я увидела и не могла забыть, для меня умер. А с тобой я останусь только ради ребенка.

Как же она любила мелодрамы, черт возьми. «Люк, я твой отец!»

Я молчал, переваривая услышанное. Видели бы вы мое лицо.

Почему она мне ничего не сказала, хотя знала уже два месяца? Выбирала время. Хотела сделать мне сюрприз, а вышло так, что это я его сделал.

Моральный урод…

Она хотела, чтоб тот день запомнился навсегда. Так и вышло.

То были ее последние слова, как близкого человека. После этого мы разговаривали только на бытовые темы, словно два соседа по коммуналке.

* * *

Она не представляла, насколько была права. Я действительно жил двойной жизнью. Но она не догадывалась, что моя вторая жизнь не имела ничего общего с глупой интрижкой, сломавшей судьбу нам обоим.

Я ждал и готовился. Я был членом тайного братства параноиков.

Оптимисты еще верили правительству и президенту («Все хорошо, прекрасная маркиза…»), а умные люди уже понимали, что пациент скорее мертв, чем жив.

И пока другие брали в кредит плазменные телевизоры и радовались жизни, эти под шумок приобретали оружие, запасали тушенку, делали нычки вдоль будущих маршрутов эвакуации из городов-миллионников, устраивали заимки в глухой тайге со складами всего необходимого для автономной жизни. Самые упертые даже рыли подземные убежища.

Самым разумным и спокойным пик кризиса виделся как скачкообразный рост цен, безработицы и гиперинфляция. К этому готовились. Другие готовились к мировому конфликту, оккупации и гражданской войне. Самые запущенные случаи носились с идеей полной автономности от гибнущей цивилизации. Готовились переселиться на землю, добровольно отказаться от благ цивилизации и устроить себе натуральное хозяйство по типу доиндустриального. Анастасийцы, последователи Мегрэ (не комиссара), двинутые экологи и конспирологи всех стран и народов. Читая их откровения, я понимал, что у меня все еще не зашло так далеко.

Я никогда не чувствовал призвания к земледелию. А ко всей этой параноидальной публике относился как к нудистам. То есть к людям, которые все время нудят, потому что у них слишком много свободного времени. Я думал, что не для того выгрыз зубами красный диплом, чтоб ковыряться в навозе.

Я не пошевелился, даже когда была оглашена федеральная, а затем и областная программа «Село-2011» (проект сначала назывался «Сельхоз-эвакуация» — но название умные чиновники поменяли, потому что от слова «эвакуация» веяло холодной жутью).

Не потрудился даже разузнать детали. А зря. Они меня бы заинтересовали.

Долгосрочные кредиты на обзаведение хозяйством. Стройматериалы почти бесплатно. До гектара земли на 50 лет в аренду за полкопейки. Даже по десять кролов и три десятка кур на каждого. Все при условии, что вы будете жить в деревне не менее 5 лет.

Остряки в Интернете над этим смеялись. А губернатор, видать, был не так прост. Жаль, что я понял это слишком поздно, когда поезд уже ушел.

Нам и здесь было хорошо. Я хотел жить в городе с тремя большими торговыми центрами, в доме с отоплением, горячей водой и лифтом, в пяти минутах ходьбы от супермаркета, рядом с детским садом и школой, куда, как я был, уверен, будут ходить наши дети.

Увы, никто меня не стал спрашивать.

* * *

Тем вечером я вышел за хлебом. Это была официальная версия. Конечно, не только за этим. Мне надо было подышать «свежим» воздухом улицы и привести свои мысли в порядок. Мне это иногда нужно, а теперь в особенности.

Светящаяся зеленая точка в темнеющем (но не темном!) небе, горящая даже ярче луны привлекла мое внимание.

«В небе комета — близких несчастий верный знак», вспомнил я. И, придя домой, узнал из Интернета, что в небе северного полушария действительно появилась комета «Сунь-мэй» (по имени какого-то китайского народного демона). Астрономы заметили ее еще месяц назад. Но, естественно, опасности столкновения не было.

Проклятая комета сияла как изумруд в сто карат.

Я так задумался, что забыл о том, зачем пошел и вернулся домой с пустыми руками. Там ждала жена, носившая моего ребенка. И ненавидевшая меня, хоть и скрывавшая это под маской презрительного равнодушия.

Естественно, я узнал о себе много нового. Вяло отбрехиваясь, я думал о том, что чудеса должны случаться. Я молил бога, чтоб курс этого болида пересекся с орбитой Земли в нужном месте, и местом падения стала бы Западная Сибирь. Пусть все закончится быстро. Пусть тут будет лавовое море. Сгореть в эпицентре взрыва в 100 гигатонн, наверно, не больно. Лишь бы не видеть ее глаз.