Стивен Кинг - Последняя перекладина

• Название: Последняя перекладина
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Научная Фантастика

---

Кинг Стивен Последняя перекладина

Стивен КИНГ

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕКЛАДИНА

Письмо от Катрин я получил вчера, меньше чем через неделю после того, как мы с отцом вернулись из Лос-Анджелеса. Адресовано оно было в Вилмингтон, штат Делавэр, а я с тех пор, как жил там, переезжал уже два раза. Сейчас люди так часто переезжают, что все эти перечеркнутые адреса на конвертах и наклейки с новыми порой вызывают у меня чувство вины. Конверт был мятый, в пятнах, а один угол его совсем обтрепался. Я прочел письмо и спустя секунду уже держал в руке телефонную трубку, собираясь звонить отцу. Потом в растерянности и страхе положил ее на место: отец стар и перенес два сердечных приступа. Если я позвоню ему и расскажу о письме Катрин сейчас, когда мы только-только вернулись из Лос-Анджелеса, это почти наверняка его убьет.

И я не позвонил. Рассказать мне тоже было некому... Такие вещи, как это письмо, - они слишком личные, чтобы рассказывать о них кому-то, кроме жены или очень близкого друга. За последние несколько лет я не завел близких друзей, с Элен мы развелись еще в 1971-м. Изредка шлем друг другу рождественские открытки...

"Как поживаешь? Как работа? Счастливого Рождества!"

Из-за этого письма я не спал всю ночь. Его содержание могло бы уместиться на открытке. Под обращением "Дорогой Ларри" стояло, только одно предложение. Но одно предложение могло значить очень многое. И очень многое сделать.

Я вспомнил отца, вспомнил, как мы летели на самолете на запад от Нью-Йорка, и в ярком солнечном свете на высоте 18 000 футов его лицо казалось мне старым и истощенным. Когда мы, по словам пилота, пролетали над Омахой, отец сказал:

- Это гораздо дальше, чем мне всегда казалось, Ларри.

В его голосе явственно звучала, тяжелая печаль, и мне стало неловко оттого, что я его не понимаю. Но, получив письмо Катрин, я начал понимать.

Мы выросли в восьмидесяти милях от Омахи, в маленьком городке с названием Хемингфорд-Хоум: отец, мать, я и моя сестра Катрин, которую все звали просто Китти. На два года младше меня, она была красивым ребенком и уже тогда красивой женщиной: даже в ее восемь лет, когда произошел тот случай в амбаре, все понимали, что ее шелковые пшеничные волосы никогда не потемнеют, а глаза навсегда сохранят свою скандинавскую голубизну. Один взгляд в эти глаза - и мужчина готов.

Росли мы, можно сказать, по-деревенски. У отца было три сотни акров хорошей ровной земли, где он выращивал кормовую кукурузу и разводил скот. Мы называли ферму просто "наш дом". В те дни все дороги, кроме шоссе номер 80 между штатами и автострады номер 96 в Небраску, были грунтовые, а поездка в город считалась праздником, которого с волнением ждешь несколько дней.

Сейчас я один из лучших независимых юрисконсультов, так по крайней мере говорят, и, чтобы быть честным до конца, признаюсь, я думаю, это так и есть. Президент одной крупной компании как-то представил меня совету директоров как своего "наемного убийцу". Я ношу дорогие костюмы и ботинки из самой лучшей кожи. На меня работают полный день три помощника, и если понадобится, я могу взять еще дюжину. Но в те дни я ходил по грунтовой дороге в однокомнатную школу с перевязанными ремнем книгами за плечами, а Катрин ходила со мной. Иногда весной мы ходили босиком. Это было еще тогда, когда никто не возражал, если вы зайдете в кафе или Магазин без ботинок.

Когда умерла мама, мы с Катрин уже учились в школе Коламбиа-Сити, а еще через два года отец потерял ферму и занялся продажей тракторов. Семья наша, таким образом, распалась, хотя в то время нам не казалось, что это так уж плохо. Отец продолжал работать, вошел в долю, и девять лет назад ему предложили один из руководящих постов компании. Я получил в университете Небраски стипендию за участие в футбольной команде и успел научиться чему-то еще, кроме умения гонять мяч.

А Катрин? Именно о ней-то я и хочу рассказать. Тот самый случай в амбаре произошел в одну из суббот в начале ноября. Сказать по правде, я не помню точный год, но Айк тогда был еще президентом. Мать уехала на пекарную ярмарку в Коламбиа-Сити, а отец отправился к нашим ближайшим соседям (до них целых семь миль) помогать хозяину фермы чинить сенокосилку. В доме должен был остаться его помощник, но в тот день он так и не появился, и примерно через месяц отец его уволил.

Мне он оставил огромный список поручений (для Китти там тоже кое-что нашлось) и наказал, чтобы мы не смели играть, пока не переделаем все, что поручено. Но дела отняли у нас совсем немного времени. Наступил ноябрь, и горячая пора на фермах уже прошла. Тот год мы завершили успешно, что случалось не всегда.

День я помню совершенно отчетливо. Небо хмурилось, и хотя холода еще не наступили, чувствовалось, что стуже не терпится прийти, не терпится заняться своим делом, начать морозить и покрывать инеем, сыпать снегом и леденить. Поля лежали голые. Медлительной и безрадостной стала скотина на ферме, а в доме появились странные маленькие сквозняки, которых раньше никогда не было.

В такие дни амбар становился единственным местом, где можно было приятно проводить время: Там всегда держалось тепло, настоянное на запахах сена, шерсти и навоза, а где-то высоко вверху, над третьим ярусом, таинственно переговаривались прижившиеся там ласточки. А запрокинув голову, можно было увидеть сочащийся сквозь щели в крыше белили ноябрьский свет.

А еще там была прибитая к поперечной балке третьего яруса лестница, спускавшаяся до самого пола. Нам запрещалось лазить по ней, поскольку лестница могла вот-вот развалиться от старости. Отец тысячу раз обещал матери снять ее и заменить новой и крепкой, но у него всегда находилось какое-нибудь дело. Например, помочь соседу починить сенокосилку. А помощник, которого он нанял, работой себя особенно не утруждал.

Взобравшись по этой шаткой лестнице - ровно сорок три перекладины, мы с Китти считали столько раз, что это запомнилось на всю жизнь, - можно было попасть на деревянный брус, идущий в семидесяти футах от засыпанного соломой пола. А если продвинуться по нему еще футов двенадцать (коленки дрожат, лодыжки болят от напряжения, а в пересохшем рту вкус словно от пробитого капсюля), то прямо под ногами оказывался сеновал. И можно прыгнуть и падать вниз все семьдесят футов с истошно-радостным "предсмертным" воплем в огромную мягкую, пышную перину из сена. Сено пахнет чем-то сладким, и когда наконец утопаешь и останавливаешься в этом запахе возрожденного лета, живот остается где-то там в воздухе и ты чувствуешь себя... Должно быть, как Лазарь: упал и остался жив, чтобы об этом рассказать.

Разумеется, нам это запрещалось. Если бы нас поймали, мать подняла бы такой крик, что всем стадо бы тошно, а отец, несмотря на то, что мы уже выросли, хорошенько вытянул бы нас обоих вожжами. И из-за самой лестницы, и из-за того, что если потеряешь равновесие не добравшись до края бруса, нависающего над рыхлой бездной сена, можешь упасть и разбиться насмерть о жесткий дощатый пол амбара.

Однако искушение было слишком велико. Когда кошки спят.., сами понимаете.

Тот день, как и все остальные подобные дни, начался восхитительной смесью чувства страха и предвкушения. Мы стояли у основания лестницы, глядя друг на друга. Китти раскраснелась, глаза ее стали темнее, но блестели ярче обычного.

- Кто первый? - спросил я.

- Кто предложил, тот и первый, - тут же ответила Китти.

- А девочек надо пропускать вперед. - парировал я.

- Если опасно, то нет, - сказала она, застенчиво опуская взгляд, как будто никто не знает, что в Хемингфорде она сорванец номер два. Но так уж она себя держала. Она соглашалась участвовать в чем угодно, но не первой.

- Ладно. - сказал я. - Я пошел.

В тот год мне кажется, исполнилось десять, я был худой как черт и весил около девяноста фунтов. Китти было восемь, и весила она фунтов на двадцать меньше. Лестница всегда выдерживала нас, и нам казалось, что она никогда не подведет. Надо заметить, подобная философия постоянно ввергает в неприятности многих людей и даже целые нации.

Забираясь все выше и выше, в тот день я впервые почувствовал, как лестница вздрагивает в пыльном воздухе амбара. Как всегда, на полпути вверх я представил себе, что будет, если лестница вдруг испустит дух, но продолжал лезть, пока не обхватил руками брус, потом взобрался на него и посмотрел вниз.

Повернутое вверх лицо Китти казалось оттуда маленьким белым овалом. В клетчатой рубашке и голубых джинсах она выглядела как куколка. А надо мной, еще выше, в пыльных углах под самой крышей ворковали ласточки. И опять как всегда:

- Эй, там внизу! - закричал я, и слова плавно опустились к ней на танцующих в воздухе пылинках.

- Эй, там наверху!

Я встал, чуть покачиваясь вперед-назад. Снова начало казаться, что в воздухе какие-то странные течения, которых не было внизу. Двигаясь с раскинутыми для равновесия руками дюйм за дюймом вперед по брусу, я слышал стук собственного сердца. Однажды во время этого этапа над самой моей головой пролетела ласточка, и отпрянув назад, я едва не сорвался. С тех пор я постоянно боялся, что это случится вновь.