Чарльз Уильямс - Место льва

• Название: Место льва
• Автор: Чарльз Уильямс
• Издательство: Вече
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-3655-0

Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.

---

— Ты была почти на грани, правда, дорогая?

— Да, — сказала она и встала на ноги, крепко держась за него.

Энтони обнял ее за талию, подвел к стулу и молча немного постоял перед ней. Она спросила:

— Что это было?

Он серьезно посмотрел на нее.

— Интересно, что ты скажешь, если я тебе объясню? — сказал он.

— Я поверю тебе, — просто ответила она. — Энтони, мне… мне стыдно.

В глазах у него появились смешинки.

— И чего же тебе стыдно, интересно знать? — спросил он.

— Я плохо себя вела, — потупившись, произнесла Дамарис. Отчего-то ей очень важно было сказать ему об этом, важнее даже, чем проклятое болото и зубастый летучий монстр.

Энтони взял ее руку и поцеловал.

— И как же плохо ты себя вела? — с легкой иронией спросил он.

— Я пыталась тебя использовать, — вспыхнув, призналась Дамарис. — Я была… Я была…

— …перворожденной Лилит, что есть призрак, и Самаэлем Проклятым, — закончил Энтони. — Да, дорогая. Но для нас это больше не имеет значения. Это не то, что ты видела.

— Так что же это было? — спросила Дамарис, поеживаясь и с опаской озираясь вокруг.

Энтони отступил на шаг. Дамарис попыталась удержать его, но почему-то не смогла. Когда он снова заговорил с ней, голос его звучал сурово.

— Ты видела то, что ты знаешь, — сказал он, — и поскольку это единственное, что ты знаешь, ты увидела это так. Тебе об этом часто говорили, тебя предупреждали снова и снова. Тебе об этом кричали и нашептывали — но ты не останавливалась, не задумывалась и не верила. И ты увидела то, о чем не хотела слышать, и если ты еще способна благодарить Господа, лучше сделай это сейчас. Ты со своей болтовней о важности идей, со своими честолюбивыми замыслами и планами, жалкими схемами и аккуратными таблицами — что, по-твоему, ты смогла бы понять из мук и радостей настоящих творцов? Да, конечно, человек должен использовать свой разум. Но ты его не только использовала, ты любила его ради самой себя. Ты любила его и ты его потеряла. И благодари Бога, что ты потеряла его, пока не стало слишком поздно, пока он не разложился в тебе и не начал издавать такую же вонь, какую ты почувствовала, или пока знание жизни не обратилось в знание смерти. К счастью, в глубине души ты все-таки любила истину, и если ты чего-то не поняла, тебе лучше понять это сейчас. Другой возможности у тебя может не быть.

Она протянула к нему руки.

— Но объясни мне, — попросила она, — я не понимаю. Что мне надо сделать? Как может это существо… это ужасное существо… что ты имеешь в виду? Энтони, объясни мне. Я знаю, что пыталась тебя использовать…

— Ты старалась использовать не только меня, — уже мягче сказал Энтони, но руки ее не принял. — Тебе решать, сможешь ты остановиться…

— Я попытаюсь остановиться, если ты считаешь, что я должна, — сказала Дамарис. — Но что я видела?

— Я скажу тебе, если хочешь, — ответил он. — Ты хочешь?

Она неожиданно вцепилась в него.

— Почему ты пришел ко мне? — воскликнула она, и он просто ответил:

— Потому что услышал твой зов.

— Расскажи мне, — чуть ли не простонала она.

Энтони начал рассказывать. Но теперь он говорил без раздражения или иронии, которую она чувствовала в нем прежде, его голос убеждал, и властность, звучавшая в нем, направляла и поощряла, даже когда это внушало ей тревогу и благоговение. Он не сомневался сам и не разрешал сомневаться ей; вся истина целиком — мораль и мифы сразу — проникли в нее и овладели ею. Когда он дошел до побега Квентина, она вздрогнула и попыталась отнять руку. Но Энтони, стоя над ней и глядя на темнеющее на востоке небо, не отпустил ее: полусжав и полулаская, его рука удерживала ее с такой же властностью, которую она слышала в его голосе. Он объяснил ей, что она сделала. Жестокий и милосердный, он удерживал ее, жалостливый и безжалостный, заставлял полностью осознать себя и свое прошлое.

— Итак, — закончил он в итоге, — мы не можем сказать, что же случится. Думаю, ждать осталось недолго, — добавил он, смягчившись. — Сейчас я знаю, что мне надо делать.

После долгого молчания она сказала:

— Знаешь, Энтони, я думаю, что должна… — Она остановилась.

— Должна? — переспросил он.

— Должна пойти и разыскать твоего друга.

Он серьезно посмотрел на нее.

— Я думал пойти и сделать это сам, — сказал он, — но сейчас, к сожалению, не могу. А почему ты думаешь, что должна искать его?

— Ну, из-за того, что ты рассказал, или из-за Абеляра, — сказала она, слабо улыбаясь. — Отцу я не нужна.

— Нет, — ответил он. — Я думаю, твой отец уже почти мертв. Я так подумал, когда он только впустил меня, перед тем как я нашел тебя лежащей на полу.

Она опять вздрогнула.

— Дорогой, это было ужасно, он же оттолкнул меня, — сказала она.

Он снова ответил, глядя на нее сверху вниз одновременно нежно и жестко:

— А ты, когда дошло до дела, ты разве не оттолкнула?

Они еще долго разговаривали. Дамарис с его помощью постигала свое сердце, открывая темные углы, где притаились довольно скверные помыслы. Они даже не слышали шума толпы, собравшейся посмотреть на рухнувшие дома.

Зрелище почему-то забавляло людей. Один рассказывал, как упала балка, другой со смехом вспоминал, как рухнуло ограждение… Но их голоса не вывели из оцепенения мистера Тиге, лежавшего у себя наверху, вытянувшись на кровати. Мистер Тиге больше не желал двигаться. Его сознание полностью захватило живописное видение, и красота, которой он предложил всего себя, безоговорочно приняла эту жертву и мягко поглотила его.

В городе развития событий ждали живые форпосты вторжения — Ричардсон, Фостер и Дора Уилмот, — каждый по-своему. За городом продолжались изменения, они уже охватили довольно большой круг, в центре которого стоял дом Берринджера. Все птицы, насекомые и звери в пределах этого круга исчезли — все, кроме овец: казалось, они одни на своем поле ничего не знали об Ангелах другого мира. И возможно, даже среди этих Принципов и Господств никто, кроме Добродетели, которую Энтони разглядел в бездне и которая в своем земном обличье помогла ему рассеять страх другого образа, все еще бросающего вызов самонадеянному уму, — никто, кроме Добродетели, не понимал этой овечьей безмятежности, не понимал, из каких еще больших глубин духа должна была явиться Невинность, осенявшая их.

Глава двенадцатая ТРИУМФ АНГЕЛОВ

Уже повернув обратно к дому, Ричардсон внезапно решил туда не возвращаться.

Он еще не отошел от видений, внутри все еще отдавался стук летящих копыт, но дух его жаждал совсем иного. Пережитое видение мешало достижению желанной цели, и оно же поставило точку в его колебаниях и сомнениях. Он покорился. Это было немного странно, поскольку до сих пор он считал, что предел его устремлений не зависит ни от естественных, ни от сверхъестественных явлений. Одинокая жизнь Ричардсона лишь усиливала внутреннее сосредоточение, которое он избрал для себя и которого неукоснительно придерживался. Даже его отношения с Берринджером лишь частично облегчали суровость его служения, сами однако не являясь частью этого служения. Случай помог ему обрести работу среди книг, и теперь во многих из них он находил рассказы о многих путях, которые все равно есть один-единственный Путь. Но не книги, символы или мифы вели его по Пути. Метод Ричардсона сводился к достижению того внутреннего небытия, того ничто, в котором и только в нем и заключена основа бытия. А для этого необходимо обособить чувства и мысли, ибо внутреннее ничто в них не нуждалось.

Привычным усилием воли Ричардсон отвлекся от воспоминаний о лошадях и сосредоточился на Небытии. Погрузившись в себя, он едва ли замечал, куда идет, пока не ощутил знакомые симптомы внутренней усталости. Он расслабился и по привычке начал бормотать про себя Дионисия, того самого, над которым трудилась Дамарис: «Он не имеет силы и сам Он — ни сила, ни свет; Он не живет, и Он не есть Жизнь; а также не есть Он ни существо, ни вечность, ни время: Его прикосновение непознаваемо: не есть Он также ни знание, ни истина, ни царствование, ни мудрость…»[40] Дойдя до конца длинной фразы, Ричардсон огляделся. Он стоял посреди улицы в одном из довольно бедных районов города, достаток обитателей которого скорее походил на недостаток. Неподалеку владелец табачной лавки закрывал на ночь ставни; они узнали друг друга и раскланялись.

— Чудное что-то с этими телефонами, — сказал лавочник.

— А что с ними такое? — вежливо, но без интереса спросил Ричардсон.

Лавочник помедлил с ответом.

— Говорят, все сломаны, — объяснил он. — Я хотел было поговорить со своим братом в Лондоне — моя жена завтра собиралась съездить туда утрешним поездом, — а телефонистка мне заявила, что не может соединить! Не могу сделать междугородний звонок в воскресенье вечером! Чепуха какая-то, я ей так и сказал, а она говорит: мол, все линии не работают. А ремонтную бригаду они выслали. Так вот, у меня был старый мистер Хокинс — думаю, вы его знаете: он каждое воскресенье приходит за своей четвертью фунта табака точно на заходе солнца… хоть часы проверяй. Так он мне сказал, — закончил лавочник, — что все столбы попадали — все столбы вдоль всей дороги, — разлетелись на куски, сказал он, а провода поплавились и разорвались. Прямо из ряда вон. Старик Хокинс думает, что это ветер, наверно, но я ему говорю: «Какой еще ветер? Откуда?» А теперь я думаю, что все это как-то связано с этим громом, ну, гремит у нас в последнее время. Вообще это электричество — странная штука. Как думаете, сэр?