Чарльз Уильямс - Место льва

• Название: Место льва
• Автор: Чарльз Уильямс
• Издательство: Вече
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-3655-0

Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.

---

— Благодарю, не вижу никаких причин ехать в Лондон.

На самом деле, ей стоило бы увидеть, что с этой сердитой фразы началось ее спасение.

Энтони пожал плечами и замолчал. Он не мог больше убеждать ее, но не мог и сдаться просто так. Он не мог придумать, что еще сделать или сказать, но уйти сейчас было невозможно. Интересно, что сделал бы в такой ситуации Марцелл Викторин? А ведь скоро у него встреча с доктором…

Нет уж, эту встречу он не отменит. Неизвестно, что там ждет его в доме Берринджера, но другой возможности разобраться в происходящем пока не видно. Надо идти. Он протянул Дамарис руку.

— Тогда до свидания, — сказал он. — Попробуй не сердиться на меня, ну, хотя бы неделю. А потом…

— Я тебя совершенно не понимаю, — сказала она, а затем сделала милую уступку — в конце концов, она действительно ему что-то должна, а он был расстроен из-за Квентина: — Но я думаю, ты пытаешься быть добрым… Мне жаль твоего друга — возможно, если бы это случилось не так внезапно… Понимаешь, я была озабочена проблемой этого утомительного Божественного Совершенства… Ай! Энтони, мне же больно!

— Да, это может стать проблемой, — задумчиво произнес он. — О Господь Всемогущий! До свидания. Может, мы еще встретимся в Филиппах.[31]

И он ушел.

Глава десятая БЕЗДНА В ДОМЕ

Разговор в машине между Энтони и доктором Рокботэмом по пути к дому Берринджера был легким и вежливым, с вкраплением серьезных ноток. Они начали с обсуждения необычных метеорологических условий, согласившись с тем, что такие частые раскаты грома без молнии или дождя весьма необычны.

— Я полагаю, это нечто вроде электрического разряда, — сказал доктор, — хотя почему разряд должен быть слышен, но не виден, я не знаю.

— Я заметил это, когда был здесь в четверг, — ответил Энтони, — и еще раз вчера. Он кажется громче за городом, а в городе слышится гораздо слабее.

— Я думаю, глушится обычными шумами, — сказал доктор. — Весьма неприятно для некоторых моих пациентов, особенно нервных. Даже на самых спокойных людей это иногда влияет весьма необычным образом. Вот, например, моя жена — согласитесь, нет никого спокойнее ее, — даже она пришла сегодня утром — обычно утром по воскресеньям, когда хорошая погода и она не занята, она навещает нашу старую служанку — и, вы представляете, рассказала о небольшом землетрясении.

— Землетрясении! — воскликнул Энтони.

— Она заявила, что земля под ней дрогнула, — продолжал доктор. — Она в это время переходила поле как раз рядом с железнодорожным мостом и чуть не упала на грядку с капустой, слегка повредила ногу. Конечно, небольшой толчок вполне мог случиться, но я в это время был в городе и ничего не заметил. Вы, я полагаю, тоже?

— Совсем ничего, — подтвердил Энтони.

— Я так и думал, — сказал доктор. — Опять же, жара — вы чувствуете? Лето будет очень утомительным.

Откинувшись в машине, Энтони угрюмо сказал:

— Да, лето будет очень утомительным.

— Вам не нравится жара? — спросил доктор.

И Энтони ответил чистую правду:

— Эта жара мне не нравится.

— Да никому не нравится. Хотя сам я как раз не против, — сказал доктор. — Зимой не так удобно. У докторов, знаете, такая жизнь… разная погода, разные люди. Особенно люди, я иногда говорю, что лучше быть ветеринаром в зоопарке.

— Кстати, о зоопарках… Львицу, которая недавно бродила где-то здесь, все-таки поймали? — спросил Энтони.

— Занятная штука, — ответил доктор. — Во вторник вечером ходили разные слухи, а потом — тишина. Она, должно быть, ушла куда-то. Конечно, люди побаиваются выходить из города ночью. Знаете, эти звери в неволе довольно робкие. Если львица вообще была. Сам цирк на следующий день уехал, и когда в пятницу я видел главного инспектора, он все шутил по этому поводу.

— Правда? — сказал Энтони. — Должно быть, он очень смелый человек.

— Я ему сказал, — продолжал доктор, — что готов посмеяться над мыслью, над идеей, если хотите, но не над фактом. И любой из нас, полагаю, тоже.

Он сделал паузу, но у Энтони пропало желание поддерживать разговор. Упоминание «идеи» вызвало приступ страха. Он вполне осознавал, что оказался меж двух миров. Один — привычный и приятный в общем-то мир, в котором люди обсуждают разные идеи и даже готовы посмеяться над некоторыми, а второй — зыбкий незримый мир, в котором Идеи, живые и ужасные, подавляют умы, разбивают жизни и сеют разрушение там, где появляются. Вот уже показался дом, таинственный и безмолвный, где за границами обычного человеческого знания ждут и формируются возможности. Надо ли ему выходить из машины, открывать калитку, входить в сад? Нельзя ли вернуться под каким-нибудь благовидным предлогом, или даже без него, прежде чем откроется дверь и им придется войти туда, где этот старик, каким он его помнил, лежит в жуткой неподвижности? Какая новая напасть, какой зверь неописуемой силы или красоты, возможно, именно сейчас спускается по лестнице? Какое чудище притаилось в прихожей?

В действительности единственным чудищем в доме оказалась экономка. Да и она едва ли заслуживала такое звание, разве что была весьма склонна к полноте. Она впустила их, переговорила с доктором, проводила к лестнице, где наверху ждал санитар. Энтони пошел следом; сердце его, полное забот о Квентине и Дамарис, стремилось к знанию, которое, может быть, даст наконец измученным людям уверенность и покой. Он вспомнил фразу, над которой размышлял полночи. «Первый круг — это Лев, второй — Змея, третий…» Но что, что же было третьим? Какая греховная судьба столетия назад так исковеркала этот том об ангелах, чтобы препятствовать сейчас его открытию? «Крылья Орла» — ну, если это нужно, тогда он, настолько, насколько возможно, войдет в этот круг Орла, который был — как там говорилось? — «Знанием Небожителей на месте Небожителей».

— И помоги нам всем Господь, — добавил он про себя, входя в спальню.

Он стоял в сторонке, пока доктор, склонившись над кроватью, проводил осмотр. По словам санитара, никаких изменений в состоянии больного не было: наставник лежал перед ними все такой же безмолвный и неподвижный. Энтони прошел к кровати, пока доктор говорил с санитаром, и посмотрел на лежащего. Глаза больного были открыты, но не видели. Энтони всмотрелся. Возможно, именно тут кроется тайна, вот если бы только дотянуться до нее! Энтони наклонился ближе в полусознательной надежде проникнуть за грань беспамятства. На миг ему показалось, что в глазах Берринджера мелькнуло что-то живое, но не обычное человеческое, а что-то бесконечно опасное, какая-то угроза. Но чем могло угрожать тело, лишенное даже признаков движения? Он склонился еще ниже. «Знание Небожителей на месте Небожителей»? Квентин — Дамарис. Он не мог не принять вызов, сверкнувший в этих глазах. Сейчас они снова смотрели безучастно прямо перед собой, но Энтони с нетерпением ждал нового отклика. Он забыл про доктора, забыл про все, кроме этих открытых безучастных глаз, в которых таилось предчувствие поражения или победы. Что за неуловимые тени скользили под неподвижной поверхностью? Что приоткрывалось за этими вратами души?

— Бедняга в коме! — внезапно произнес голос рядом.

— Э-э… да, — сказал Энтони и выпрямился. Он мог поклясться, что тончайшая пелена застила ему взор, и неохотно отвел взгляд. Но зрение по-прежнему было затуманено напряжением, он видел комнату весьма неотчетливо, казалось, что повсюду зияют темные отверстия — горло кувшина на раковине, зеркало на столике, черная ручка выкрашенной в серое двери, — все это было отверстиями, возможно входами и выходами, как кроличьи норы на берегу, из которых могло внезапно что-нибудь выскочить. Он опять услышал невнятный голос: «Спустимся вниз?» — и понял, что осторожно идет по комнате. Когда он подошел к двери, то не удержался и обернулся — голова явно повернулась, а глаза… следили за ним? Нет — голова по-прежнему спокойно лежала на подушке, но над ней на столике чернел овал зеркала. Энтони заглянул в зеркальную глубину и чуть не провалился туда. Если бы его не подергали за рукав, он бы и не заметил, что стоит в дверях прямо на дороге у доктора. Он с извинениями схватился за ручку двери и открыл ее.

— Так неудобно, — сказал доктор Рокботэм, с легким благодарным поклоном проходя в дверь, — когда нельзя просто…

Энтони последовал за ним, закрыв за собой дверь. Но когда он повернулся, чтобы пройти по лестничной площадке, то понял, что хотя он и стоит на площадке, но уже совсем не в том доме, в который входил несколько минут назад. Это был скорее уступ, и хотя под собою он смутно видел очертания лестницы и прихожей, но под ним и за всеми этими декорациями громоздились мрачные утесы, чье подножие скрывала быстро надвигающаяся темнота. Он стоял над бездной, стены которой расходились от него в обе стороны, а позади смыкались, описав огромный круг. Он посмотрел вниз и не ощутил ни малейшего страха глубины. Он взглянул вверх — огромная стена терялась в дымке высоко над головой. Однако не совсем так. Там, на огромной высоте, стена отклонялась, и над ней проступал туманный белый круг, казавшийся небом. Энтони принял его за небо лишь потому, что слабое колебание облачных масс набегало на утесы и отходило, будто бы край земли соскальзывал все ниже в приливном движении, пока не терялся из вида где-то в темноте внизу. Он чуть не протянул руку, чтобы потрогать стену, но раздумал, потому что такая попытка наверняка оказалась бы напрасной. Именно расстояние и пространство привлекали его внимание — как ему казалось, даже больше волю и действие, чем внимание. Постоянная смутная тень лестницы отвлекала, она висела где-то сбоку, а прихожая, в которую она вела, казалась частью утеса. Он не хотел на них смотреть; сосредоточенное восприятие вело его все глубже. Вот родился ветер — он ощутил едва заметное дуновение. Однако уже через несколько мгновений ветер окреп и отчетливо стал подталкивать Энтони к краю уступа. Первым желанием было укрыться, спрятаться в нише утеса, но безопасность перечеркивала возможность узнать больше, проникнуть наконец в самое сердце тайны. Он остался стоять на краю. Ветер очень быстро достиг штормовой силы. У Энтони закружилась голова. Мелькнула мысль — почему бы не сдаться, не броситься вперед в эту силу, кипящую и в нем и вокруг него, остаться с ней наедине, стать ее частью — тогда ничто не сможет устоять против них вместе. Нет, так нельзя. Он подался назад. Мощь вихря можно победить только волевым усилием, именно такое усилие он в себе и искал. Но пока он успокаивал себя, в сознании родилось сомнение: а чего же именно он хочет? Он думал во много раз быстрее, чем обычно, вопросы возникали из ниоткуда и следовали один за другим — чего нужно желать? Воля поможет совершить выбор, но что же выбрать? И какой может быть выбор, если нет предпочтения, а если есть предпочтение, то опять же — нет никакого выбора, потому что нельзя же не выбрать предпочтительную природу, то есть само его существо. И даже если суть этого существа в выборе, то его ведь все равно надо сделать, но сначала надо решить, каков он будет, этот выбор… Вопросы так быстро следовали один за другим, что казалось, будто он парит в бесконечном круге живого разума, больше, чем разума, потому что эти вопросы исходили не только из разума, они беспрестанно змеились по всему его существу.