Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

• Название: Реки не умирают. Возраст земли
• Автор: Борис Бурлак
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу известного уральского прозаика вошли два романа — «Реки не умирают» и «Возраст земли». Оба они — о современности, главные их герои — коммунисты, ведущая тема — революционная преемственность поколений в советском обществе.

---

Она в свои сорок лет заметно располнела, чем была огорчена, хотя на лице ни морщинки. (Марат все еще называл ее пионервожатой.) Светлоокая, с пышным снопиком волос цвета отбеленного ленка, Марина действительно ничего не передала ни Тоне, ни Зине, потомственным казачкам.

— Когда же мы займемся ремонтом? — отодвинув пустую тарелку, обратилась она к мужу.

— А стоит ли?

— Самая подходящая пора, учебный год заканчивается. У меня есть на примете двое маляров, присмотрела краски в магазине.

— Ты молодец, товарищ пионервожатая. Но маляры нам не понадобятся. Мы уезжаем.

Марина уставилась на него светлыми немигающими глазами.

— Ты шутишь?

— Я ведь не умею шутить, как ты говоришь.

Тогда она вдруг залилась румянцем, словно ученица, застигнутая врасплох, и, шумно встав из-за стола, прошлась по комнате.

— Никуда я не поеду, слышишь? Надоел мне твой цыганский образ жизни! Хватит с меня, хватит! Подумал бы о девочках, если со мной не привык считаться. Им надо заканчивать школу, поступать в университет. Чего тебе не сидится? Уже пятый десяток разменял, пора бы взяться за ум...

Он спокойно наблюдал за ней — Марине надо обязательно дать выговориться в таких случаях. Тетя Вася тоже не перебивала ее, а девочки и вовсе притихли за столом.

— Куда же ты собрался на этот раз? — остановившись против него, спросила наконец Марина.

— Вот это деловой разговор.

— Никогда не посоветуешься заранее.

— А что может измениться?

— Ну да, ну да, ты все решаешь сам. Диктатор!

— Видите, товарищи женщины, меня уже и отлучили от демократии.

Василиса Даниловна заулыбалась, Глядя на нее, оживились и Тоня с Зиной.

— Садись, филолог, опять двойка, — сказал он жене. — А поедем мы на Урал...

— Пескарей ловить? Инженер-гидротехник едет на Урал! Ты уже там был, один пруд соорудил в степи.

— А вы с Верховцевым как сговорились. Он тоже вчера...

Марина умолкла: неприязнь Марата к Верховцеву всегда казалась ей неким следствием его былого увлечения Аллой Сергеевной. Любовь проходит, но ревность остается еще на годы и может при удобном случае вызвать новую вспышку чувств.

Марина была знакома с Аллой, однако избегала прямых встреч. Увидит где-нибудь в магазине или в автобусе и затаится, наблюдая ее со стороны. Одета очень просто, ничего лишнего, как одеваются те женщины, которые и в сорок лет знают себе цену. Редко кто из мужчин пройдет мимо Аллы, ни разу не оглянувшись. Но та будто не замечает никого. (Впрочем, у женщин развито «боковое» зрение — это уж Марина знает.) После каждой такой встречи она подолгу крутилась перед зеркалом, точно в самом деле зеленая девчонка-пионервожатая. Она и одеваться пыталась проще, но все равно; нужной простоты не получалось, наоборот, выглядела слишком простоватой. Наконец, отругав себя за глупую зависть, снова доставала из шкафа дорогие вещи. Что бы там ни говорили о соответствии моды возрасту, а «рамка» для женщины много значит. И она довольно часто меняла эти «рамки», за что Марат, посмеиваясь, окрестил ее к тому же неисправимой модницей.

«Так, возможно, к лучшему, что уедем на Урал», — подумала Марина и сказала мягче, однако же не совсем мягко, чтобы Марат ни о чем не догадался:

— Эх ты, идеалист неисправимый.

— Всегда, стоял на материалистических позициях, — усмехнулся он, поняв, что начинается «спуск на тормозах».

— Что же ты будешь делать на Урале?

Он коротко пересказал все то, что говорил вчера Верховцеву, утаив пока, что ему, может быть, придется там преподавать в учебном институте.

— Ну, кто со мной? — весело спросил он всех. — Тетя Вася?

— Не знаю уж, я родом оттуда, — уклончиво ответила она.

— Тоня? Зина?

Девочки смущенно переглянулись с матерью.

— Хуже нет, когда мужчине приходится руководить женским обществом! Но раз я диктатор, голосовать не станем.

— О квартире-то подумал? — осторожно поинтересовалась тетя Вася.

— Трехкомнатная, с балконом, с видом на Урал!

— Уже успел договориться? — Марина обвела тоскливым взглядом большую комнату с добротной рижской мебелью, сокрушенно покачала головой. — Опять за бесценок свезем в комиссионку.

— Нет, захватим с собой даже всякую рухлядь, на память о нашей молодости. Больше никуда переезжать не станем.

— Кочевника исправит...

— Хочешь сказать, могила?

— Вон тот же Верховцев как прочно обосновался. Каменная дача, машина, катер. Живет в свое удовольствие.

— Никогда не завидуй мещанскому благополучию.

— Подумаешь, какой спартанец! Так живут многие, а ты брезгливо называешь их неомещанами. Не много ли на себя берешь? Один ты идешь в ногу...

— Марина

Она расплакалась, вышла в коридор. Василиса Даниловна растерянно огляделась.

— Не нужно бы вам при девочках, Марат.

— Они почти взрослые.

Тоня и Зина не смели поднять глаз на отца и не решались уйти вслед за матерью.

— Ну-ну, ступайте к ней, — сказал он дочерям. — Только сами не расплачьтесь.

— Тебе письмо от Богачева, — вспомнила тетя Вася и, положив перед ним туго набитый авиаконверт, тоже удалилась в полутемную прихожую — «тушить пожар».

Валентин Антонович писал теперь от случая к случаю. А это он в сорок четвертом году прислал Марату завещание мамы. Потом, вскоре после Победы, приехал на Урал, чтобы познакомиться, и оставил на память орден Отечественной войны, которым была награждена капитан медицинской службы Карташева. В пятидесятые годы они встречались довольно часто, когда Марат учился в институте, даже ездили в Молдавию, где на высоком берегу Днестра, напротив Бендерской крепости, отыскали могилу матери и установили, камень вместо фанерного низенького обелиска с выцветшей надписью. Богачев охотно рассказывал о последних месяцах фронтового бытия Полины Семеновны. Иногда увлекался, и Марат невольно задумывался о его отношениях с мамой. Однако спросить прямо не мог. Валентин Антонович сам спохватывался, начинал говорить о полковнике Родионове, который помнил еще Веру Тимофеевну, но, к сожалению, не дотянул до конца войны: умер в тыловом госпитале зимой сорок пятого, немного пережив свою «крестницу», как звал Полину...

С течением лет переписка Марата с Богачевым стала ослабевать, а не виделись они вообще давненько. Валентин Антонович вышел в отставку, живет с семьей в подмосковном дачном городке, где скорые поезда не останавливаются. Уже не раз хотел Марат пересесть в Москве на электричку и навестить однополчанина мамы. Да все никак не собрался до сих пор, все мимо, мимо. Нехорошо, конечно, тем более что есть о чем поговорить по душам. И он искренне обрадовался этому письму, позабыв о слезах Марины.

Валентин Антонович умел писать о жизни крупно, хотя и ценил, как разведчик, иные мелкие подробности. Он легко переходил от семейных дел к событиям общего плана, к тому же не любил заемных слов и обо всем судил открыто, независимо. Для Марата его письма были предметным уроком гражданского откровения.

Сегодня он приписал в конце: «Надо бы увидеться нам с тобой. А то Косая начинает бить по моему квадрату: недолет — перелет, недолет — перелет. Оно и немудрено, после войны прошла без малого треть века».

«До вашего-то «квадрата», Валентин Антонович, еще далековато!» — подумал Марат, отложив его большущее послание, которое было так кстати. И сейчас же, под настроение, начал ответ Богачеву о своем решении переехать на Урал.

Только женщина может поступиться ради детей чем угодно: любовью, семьей, положением в обществе. Такой была и Алла Сергеевна до гибели Максимки. Это случилось на Волге, где сын купался вместе с отцом, когда они отдыхали под Ярославлем. Отец переживал не меньше, но с той поры Алла совсем переменилась, и Вячеслава Михайловича раздражала ее хроническая отчужденность.

Сегодня она сказала ему за ужином:

— Больше не могу, пойду работать.

Он снял очки, протер их и с головы до ног окинул ее снисходительным взглядом.

— Помилуй, в твои годы начинать все сначала?

— А какие мои годы? Я еще и не жила.

— Вот те раз!

— Да-да, все для твоего «тыла», как ты любишь говорить дружкам-приятелям.

— Но чем, скажи на милость, мы будем заниматься?

— Как чем? Я такой же инженер, как и ты.

— Думаю, что лучше.

— Не играй, пожалуйста, я тебя знаю.

Верховцев встал, по привычке заходил по комнате, огибая круглый стол, на котором лежали ее сигареты. На втором круге он не выдержал, закурил.

— Иди, иди, работай. Тем более — освобождается приличная должность в Гидропроекте. Карташев уходит.

— Уходит? Недолго он выдержал с тобой.

— Я ни при чей. Он помешан на Урале.

— Инженер, помешанный на своей идее, достоин уважения... Представляю, как ты уговаривал его в интересах собственного престижа. Какому начальнику приятно, когда уходят сто́ящие люди.