Эдуард Русаков - Театральный бинокль.

• Название: Театральный бинокль.
• Автор: Эдуард Русаков
• Издательство: Красноярское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Новую книгу Э. Русакова составили повести «Театральный бинокль», «Раков и Ракитин» и рассказы.

---

— Обеденный перерыв, — ответил он, приближаясь к постели и опуская авоську с яблоками на тумбочку. — Вот... принес вам фрукты. Витамины. Ешьте, пожалуйста. Как говорится, на здоровье.

— А как вы узнали, что я болею? — удивилась Надежда. — По радио, вроде, об этом не сообщали...

— Видел Закатова — он мне сказал.

Глаза ее сразу заблестели, едва он произнес фамилию поэта, — во всяком случае, так ему показалось.

— Как же вы ухитрились простудиться? — спросил Ракитин. — В такую жару...

— Обожаю мороженое!.. — сказала она, вздыхая и жалобно гримасничая. — Могу съесть подряд пять порций. Вот бог и наказал.

— А что — ангина?

— Ну, конечно. У меня хронический тонзиллит. Такая обида: на улице — жара, июль, а я тут валяюсь. Третий день хвораю... все бока отлежала. Так глупо, аж зло берет. Да вы садитесь, Ракитин!

Он сел в кресло. Кресло было старое, продавленное — и он провалился, колени круто рванулись вверх. Тогда Ракитин передвинулся вперед, на самый край кресла. Сидеть было очень неудобно.

Надежда смотрела на него искоса, из-под челки, чуть улыбалась. А он — словно застыл. Она перестала улыбаться.

— Странный вы человек, Ракитин, — сказала она. — Есть в вас нечто... страдальческое. Ну зачем вы всегда такой угрюмый? А впрочем — простите... И не сердитесь на меня.

— Нет, нет, что вы! Говорите, пожалуйста! — и он вскочил с кресла. — Мне так нравится ваш голос.

— Мой голос? — удивилась она. — Что ж хорошего? Обычный простуженный голос. Да, не повезло — в такую погоду... Впрочем, температура сегодня почти нормальная... к вечеру буду совсем здорова. А что это вы вскочили?

— Вам обязательно надо быть здоровой к  в е ч е р у? — насторожился Ракитин.

— Да, представьте, — и она кокетливо прищурилась. — Меня пригласили... но, впрочем, это тайна. Короче — у одного знакомого сегодня маленькое торжество, он обмывает свою удачу...

— Имеется в виду Закатов? — быстро спросил Ракитин.

— Как догадались? — и Надежда нахмурилась. — Не нравится мне ваша проницательность... Да, Закатов. Он звал меня, ну, приглашал... У него книжка в Москве вышла. А что, он и вас пригласил?

— Нет. Зачем я ему?

— Извините. Это ведь неофициальное мероприятие, так... узкий круг...

— Я все понимаю, — быстро кивнул Ракитин.

Надежда уставилась в потолок, прошептала:

— Даже не знаю — идти, не идти...

— Вы ж больны!

— Вот я и говорю — сомневаюсь.

И она размотала полотенце, отбросила в сторону, облегченно и жадно вздохнула, — а Ракитин с тоскливой нежностью посмотрел на тонкую ее шею, на хрупкое девичье горлышко, вздрагивающее от боли при затрудненном глотании, и у него самого заболело вдруг горло, заныло, словно он только что заразился ангиной.

— Зачем вы грызете ногти? — внезапно спросила она.

— Что? Да так... — растерялся он, как мальчишка. — Дурная привычка. А вам противно?

— Пора отвыкать, — заметила она с притворной строгостью.

— Надежда, — сказал он тихо, — Надежда... Надежда...

— Что с вами? — удивилась она. — Вам плохо? Вы так побледнели.

— Ничего... просто здесь душно. Можно, я приоткрою форточку?

— Да, разумеется. Хоть окно.

Ракитин подошел к окну, распахнул створку. На улице было так же знойно и душно, как и в комнате. Почти никакой разницы. И не проветришь.

— ...Нет, правда, вы странный какой-то... Никогда не рассказываете о себе, — услышал он голос Надежды и обернулся. Она продолжала: — Я вот знаю вас второй год, а кто вы такой? Чем занимаетесь? Вы, случайно не Штирлиц?

— Моя фамилия Ракитин, — сказал он, боясь глядеть ей в глаза, — и вы это знаете. Работаю в конторе.

— Где, в какой?

— О, господи... не все ли равно?! — воскликнул он с таким горьким отчаянием, что она почти испугалась. — Не все ли равно, в какой именно конторе я работаю? Разве это важно? Контора — и все. Служба.

— Простите, — поежилась она. — Ну, а семья... вы женаты?

— Да! — резко, даже грубо сказал он и посмотрел на нее в упор. — Да, я женат. Есть у меня жена, есть. Ну и что?

— Ракитин, милый... что с вами происходит? — прошептала она. — Разве я сказала какую-нибудь бестактность?.. Вы уж простите, если что.

— Нет!.. Это вы меня простите! — он рванулся к ее постели и встал перед ней на колени. — Надежда!..

— Что? — прошептала она. — Ты влюбился, что ли?

— Я не знаю... все это так глупо.

— Ох, Ракитин... какой ты смешной, — и она снисходительно-ласково потрепала его волосы. — И этот хохолок на макушке... ужасно смешной!

А он схватил ее руки, уткнулся лицом в ее подушку и торопливо забормотал: — Надежда, Надежда, единственный раз!.. Один лишь разочек — коснуться тебя... ну, пожалуйста... Надя!

— Ракитин, очнитесь!.. Что с вами?! — испуганно закричала она, поднимаясь на локтях и глядя на него со страхом. — У вас лихорадка, вы весь горите! Немедленно успокойтесь, я требую.

— Не бойся, ничего не случится, — глухо шептал он в подушку. — Не бойся меня...

— Встаньте же, встаньте! — она вжалась в угол между стеной и кроватью. — Немедленно встаньте и сядьте в кресло.

Он подчинился.

Сидел в прежней позе, на краю кресла, опустив голову.

— Бедный Ракитин... — сказала она, успокаиваясь, убеждаясь в его безвредности и вновь становясь беспечной хворающей девочкой. — Бедняжка, зачем вы себя изводите?

— Не надо меня жалеть! — буркнул Ракитин. — Я знаю — вы любите Закатова... я все знаю. Не смею претендовать.

— Перестаньте. Закатов ни при чем. Он всего лишь мой друг, он дает мне практические советы... насчет стихов — и все, и только!.. А впрочем, отчитываться не собираюсь. Хватит, хватит, хватит об этом.

— Мне ничего не надо, — сказал он, еле сдерживаясь, чтоб не заплакать. — Мне, честное, слово, ничего не надо.

— Вот и хорошо, — сказала она.

— Мне б только хоть изредка видеться с вами...

— На литобъединении — и достаточно, — она холодно улыбнулась, прищурилась, откинула челку.

— Ох, если б я был Ракетов... — вдруг сказал он, мечтательно и печально. — Если б я был Ракетов — все было бы в полном порядке.

— Ракетов? Какой еще Ракетов?

— Герой моего романа. Забыли? Я ж вам рассказывал. Даже читал кусочки. Ну, помните? Человек, которому все удавалось, который имел все, даже больше, чем надо, и который в конце концов от всего отказался.

— А-а, помню, — равнодушно кивнула Надежда.

— Если б я был Ракетов — я легко добился бы вашей любви! Нет, нет, я не стал бы ничего добиваться — вы сами пришли бы ко мне, прибежали бы, приползли... целовали бы пыль с моих башмаков!

— Фу, Ракитин, вы как мальчишка... Что за фантазии?

— Не мешайте, дайте сказать, — он посмотрел на нее,осмелев ненадолго, и чуть ли не с восторгом продолжал: — Да, да! Не смейтесь, не кривите пухлые губки.. Вы плакали бы, рыдали, выпрашивая мою любовь, — и я бы не отказал, нет... я был бы весьма снисходителен.. Я дал бы вам кратковременное счастье, подарил бы недолгий сезон, медовый месяц... месяц — не более!., и после этого — отказался от вас! Вот уж когда бы вы поняли тяжесть утраты! Сейчас вам, конечно, плевать на меня, а вот если бы... если бы...

— Если бы — что? — прищурилась Надежда.

— Не знаю... — и он устало махнул рукой. — Простите меня.

— Бы, бы, бы, — зачем-то сказала она и высунула язык.

 

15.40—18.05

После обеда Раков вернулся в горздрав. В три часа было совещание у Драшкина. В три тридцать пришел врач-лаборант из санэпидстанции — пожилой мужчина с красным лицом и желтушными глазами, — он принес письменную жалобу на своего главного врача.

Раков слушал молча, изредка кивал и делал краткие пометки на листе бумаги. Так, так. Славные дела творятся в санэпидстанции — грубые нарушения финансовой дисциплины, очковтирательство, чуть ли не взятки... если, конечно, этот желтоглазый не врет. Да нет, не похоже. То есть, похоже на правду. И не стал бы он врать — рискованно... ведь знает, что каждое слово его будет тщательно проверено. Говорит обстоятельно, монотонно, нудно, выкладывает документальные доказательства, перечисляет многочисленные факты. Неприятный тип. Борец за правду. Интересно — почему все борцы за правду обычно вызывают у окружающих антипатию?.. А вот если взять какого-нибудь там симпатягу, «любимца публики», рубаху-парня — так ведь обязательно окажется мошенник... Почему?!.. Впрочем... впрочем, к делу это не относится.

— А к Драшкину вы обращались? — перебил Раков посетителя.

— Что вы!.. Разве можно к нему с этим вопросом? — изумился эпидемиолог. — Тут нужен объективный судья. А Драшкин... ведь он — дядя...

— Знаю, знаю, — опять перебил Раков. — Оставьте вашу докладную, я сам займусь этим делом.

Когда жалобщик, не скрывающий радости, исчез за дверью, Раков выдвинул ящик письменного стола, вытащил красную папку, раскрыл, положил в нее материалы по санэпидстанции. Убрал папку на прежнее место.

Эх, Драшкин, Драшкин. Жаль мне тебя, Драшкин.