Остин Райт - Островитяния. Том третий

• Название: Островитяния. Том третий
• Автор: Остин Райт
• Издательство: Терра
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00750-1

Где истинная родина человека, в чем подлинный смысл бытия — вот вопросы, разрешения которых по-прежнему мучительно ищет Джон Ланг. «Испытание Америкой» показало, что истинные ценности — в самом человеке. Возвращение Ланга в Островитянию — это, по сути, возвращение к себе. Финал романа открыт, это не столько конец пути, сколько его начало, не «тихая пристань», не готовая данность, а нечто, что мы обязаны творить сами — в мире, где острова старинных карт похожи на корабли.

---

— Меня зовут Дорн, — сказал лорд по-английски и протянул Глэдис руку. Озабоченное выражение тут же сменилось улыбкой, и, сделав шаг навстречу лорду, она учтиво поклонилась.

Все окружили ее, называя себя по именам и улыбаясь, сознавая, что языковой барьер еще не преодолен. Глэдис стояла перед ними, прямая, стройная, в платье, столь не похожем на одежду встречавших ее людей.

Помня об американских привычках Глэдис, я представил ей своих друзей:

— Лорд Дорн, а это Хиса Некка, жена Дорна, который встречал вас, Дорна-старшая, Марта и, наконец, самый юный член семейства Дорнов.

Глэдис по очереди протянула всем руку, и каждый без колебания ответил на ее рукопожатие. Она улыбалась и держалась легко, раскованно, и я был горд ею и сгорал от желания сделать ее первые шаги по островитянской земле как можно менее болезненными.

Некка подошла поближе и в упор поглядела на Глэдис.

— Ваша комната готова. Наш дом — ваш дом, — произнесла она на островитянском.

Глэдис внимательно выслушала ее слова.

— Благодарю вас, Хиса, — ответила она. — Благодарю и понимаю, что это значит. Вы очень добры.

Мы двинулись к дому: Некка по одну сторону от Глэдис, я — по другую, а два ее сундучка, чемодан, зонтики, пледы, пальто и шляпу из бобрового меха с полями везли сзади на двухколесной тележке.

Некка беседовала с Глэдис, причем обе старались говорить медленно, отчетливо произнося каждый звук. Глэдис сказала, что «Св. Антоний» опоздал на несколько часов, потому что море сильно штормило, что ей было плохо, но она вполне оправилась на борту «Масо».

Неожиданно она протянула мне руку, я взял ее, и пальцы наши переплелись.

— Голова еще немного кружится, — сказала она мне по-английски, — но я уже в порядке. Не беспокойтесь.

Она тревожно разглядывала все кругом, губы чуть дрожали. Я ласково, но крепко держал ее руку, надеясь, что чувство реальности скоро вернется к ней.

Мы подошли к буковой аллее. Ветер шелестел над нами в кронах деревьев, и в конце, как бы в готической арке, высвеченной янтарными лучами заходящего солнца, показался фасад — отчетливо был виден каждый камень древней кладки, завитки лоз.

— Здешние места ни на что не похожи, — сказала Глэдис, — но я чувствую, что они могли бы стать моим домом.

Подойдя к дверям, мы вошли. Некка повела Глэдис показывать гостье ее комнату, а все сопровождавшие, с вещами, пошли за нами: Марта несла шляпу, а самый юный из Дорнов — пледы и зонты. Денерир, кативший тележку, и я взяли один из довольно тяжелых сундуков, Дорн нес второй. Мы занесли вещи в комнату. Мальчик спросил про зонты — что это такое и зачем они нужны. Глэдис с улыбкой открыла один зонтик и объяснила молодому Дорну, как им пользоваться. Потом поблагодарила добровольных носильщиков, и все, кроме Некки и меня, удалились, не забыв попрощаться.

Глэдис размотала шарф, и я снова увидел красивые очертания ее головы, темные растрепанные волосы были примяты.

— Здесь очень уютно, и все так добры ко мне, — обратилась она к Некке на островитянском.

Голос ее дрожал, она была бледна от усталости и едва стояла, прислонясь к изножью кровати.

— Если я чем-то могу быть вам полезна, если вам что-то понадобится… — начала Некка.

Глэдис умоляюще взглянула на меня, принужденно улыбнулась и потупилась… Некка бесшумно выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я взял руки Глэдис, безвольно отяжелевшие, усталые, нежные, поднял их и внезапно остро почувствовал, как она дорога и желанна мне.

Она взглянула на меня и тихо произнесла:

— Ну, вот я и здесь.

Я подвел ее к скамье, и мы сели рядом.

— Со всем своим имуществом, — добавила она, кивая на свои пожитки.

— И ваши краски тоже? — спросил я.

Она указала мне на один из тяжелых сундуков:

— Краски и самые любимые книги.

Я крепко сжал ее руки:

— Я так рад, что вы наконец здесь! — и наклонился, чтобы поцеловать Глэдис, впрочем давая ей возможность избежать поцелуя, но, хотя в ее глазах на мгновение и мелькнула нерешительность, она подставила мне свои податливые губы… Потом откинула голову.

— И все же мы так мало знаем друг друга… — сказала она.

— Я так мечтал о вас, а вы обо мне.

— Еще бы! Целых три долгих месяца, Джон!

— И вот вы здесь, и я люблю вас.

— И я тоже, но никак не могу до конца поверить в вас… Все так зыбко, неопределенно, — ответила Глэдис и взмахнула рукой.

Встав, я поднял ее и подвел к постели, причем она, ни на минуту не отрываясь, глядела мне в глаза.

— Ложитесь, а я пока принесу немного сарки. Это вроде сладкой настойки.

Когда я вернулся, Глэдис лежала, укрыв ноги пледом. Увидев меня, она села и, как ребенок, принимающий лекарство, стала глотками пить горячую ароматную жидкость, растерянно глядя на меня поверх края стакана. Я взял пустой стакан из ее рук, и она снова легла.

— Я люблю вас, — сказал я, — и с того момента, как уехал, ни о чем другом не думал, кроме как о нашей будущей жизни.

— И я, я тоже так люблю вас, — ответила Глэдис, словно извиняясь.

Склонившись над ней, я вглядывался в ее лицо, изучая его. Глэдис глядела на меня уверенно, прямо. Сомнения, тревоги — все это словно смывала набегающая волна, и все живее и реальнее — чудодейственно — проступали непривычные, незнакомые, но все более живые и реальные черты ее лица. Я обнял ее и стал жадно целовать, шепча, что люблю ее, и она покорно, как жертва, отдавалась моему страстному порыву… Потом, со вздохом, обняла меня и сама ответила долгим поцелуем на мой поцелуй. Преграды, разделявшие нас, вмиг рухнули. Мы наконец обрели друг друга.

Успокоившись, я вновь подумал о будущем.

— Когда вы станете моей женой, Глэдис?

— Как только вы захотите.

— Стало быть, сегодня.

Она вопрошающе, удивленно посмотрела на меня, слабо улыбнулась, отчасти испуганно, отчасти с любопытством. Потом согласно кивнула…

— Я так рада, — неожиданно воскликнула она, — рада, что наконец оказалась здесь! Мне так долго пришлось быть одной. Вы не можете, никогда не сможете этого представить!

Я снова взял ее руки в свои.

— Но это было забавно, — продолжала Глэдис, — столько всяких занятных и веселых историй! И все шло прекрасно, хотя и случалось много непредвиденного. В Биакре, где я две недели ждала парохода, я вдруг оказалась в самом настоящем обществе: играла в теннис, ходила на званые ужины. Мадам Констанс Перье была очень со мной мила. Я жила у них, и она от всей души обо мне заботилась… Один человек пытался разубедить меня ехать в Островитянию. Он говорил так серьезно… Ах, милый Джон, разве кто-то или что-то могло остановить меня на пути к вам! И еще один человек, на «Кап Остенд», предложил мне выйти за него замуж.

— Вы принадлежите мне, — сказал я.

— Я знаю, но хотела услышать это от вас еще там, в Нью-Йорке. Иногда вы казались таким далеким, почти чужим. Я без конца перечитывала ваше письмо. И все время носила его здесь. — Она приложила руку к груди. — Конечно, это всего лишь лист бумаги, но как он был мне дорог… Я очень надеялась встретиться в Мпабе, но ничего, теперь все позади. Чем ближе мы подходили, тем хуже становилась погода. Первый помощник капитана объяснил мне, что стоит необычный для этой поры штиль, и что если вы отправились в Мпабу, то вы могли оказаться в еще худшем положении, чем я… Он был очень мил со мной. Мы условились, что я напишу ему после нашей встречи. Вы не против?

— Нет, — ответил я, целуя ее…

— Он говорил, что мы можем встретиться в море… Я уже настроилась не ждать вас в Городе… А потом, сегодня утром! Всю ночь был ужасный шторм, а «Св. Антоний» такой маленький. Мне было очень плохо, и я решила не вставать, чтобы сохранить мало-мальски приличный вид, и ни в коем случае не плакать. К полудню я заметила, что качка стала меньше и моторы заглохли, но мне было еще по-прежнему слишком дурно, и меня это даже не заинтересовало. Потом коридорный — был там такой маленький коридорный-кокни — сказал, что кто-то хочет видеть меня. И снова во мне проснулась надежда… Вдруг крупный мужчина возник в дверях моей каюты, едва умещаясь в них. Это было как во сне… «Я — Дорн, друг Джона», — сказал он. У меня по спине пробежали мурашки. Я спросила, где вы, и он рассказал мне, что вы отправились встречать меня, но поскольку он понимал, что вы не доберетесь до Мпабы, то сам отплыл на лодке, чтобы перехватить меня в море. Потом добавил, что, вероятно, вы уже вернулись домой. Он сказал, чтобы я поторопилась, потому что «Св. Антоний» согласился подождать не больше пятнадцати минут. Он предложил помочь мне собраться. Я спросила, не упакует ли он мой сундук, и он тут же принялся за дело… Я чувствовала ужасную слабость. Одевалась я прямо при нем, о чем бы раньше не могла и помыслить, а он рассказывал мне о вас и ни разу не взглянул в мою сторону. У него такой приятный голос. Он говорил о вас, и ваш образ оживал во мне. И вдруг я поняла, что передо мной — настоящий друг. Я просто без ума от него…