Ольга Елисеева - Хозяин Проливов

• Название: Хозяин Проливов
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018421-2

…Война идет. Война, которую затеяли боги. Война, в которой сражаются и умирают — люди. Люди, коим надлежит исполнить волю богов…

Но иной, тайный жребий послали боги молодому эллину, вступившему, согласно мирному договору, в брак с царицей жестоких воительниц, служащих таинственной Великой Матери, — и ставшему объединителем «амазонок» и «варваров»!

Война началась по воле богов.

Но остановит ее все-таки — человек!

Читайте «Хозяин Проливов» — вторую книгу увлекательной дилогии Ольги Елисеевой «Золотая колыбель», первая книга которой — «Сокол на запястье» — удостоена призов «Бронзовый Роскон» и «Чаша Клио»!

---

— Что же, мне весь век торчать на этом острове? — расплакался Косточка.

Феб почесал нос.

— Надо раздобыть какое-нибудь летающее животное, — сказал он. — На худой конец, я сгоняю за Гермесом, и на его крылатых сандалиях мы тебя вытянем.

Ободренный словами Феба, Дионис перестал шмыгать и тоже задумался.

— Гермес сейчас на Олимпе. Ты — изгнанник, тебя туда не пустят, — сказал он. — Но мне рассказывала Афина, у которой на щите голова Медузы, что в устье Борисфена, это ведь в твоих местах, есть Змеиный остров, где раньше жила Горгона. Персей видел, как из ее крови, упавшей в воду, вышел морской конь Пегас. У этого крылатого чудовища характер мамаши, и, как все лошади Посейдона, он ест человечину.

— Именно его ты предлагаешь мне найти? — скептически усмехнулся Феб.

Дионис развел руками:

— Я же не виноват, что поблизости нет ни одного другого крылатого животного.

— Ну нет так нет. — Гипербореец поднялся в воздух. — Жди меня здесь. Я попробую вернуться. — Он махнул рукой и заскользил на север, благо ветер был попутный.

Оставшись один, Дионис некоторое время сидел на берегу и кидался камешками в пролетающих чаек. Потом ему надоело, и он решил немного поспать. Песок казался теплым, солнце еще не достигло зенита, и Косточка не боялся обгореть. Он впал в дремоту и снова поймал за хвост свой корабельный сон. Теперь девушка плакала совсем близко. Она устала и всхлипывала очень тихо. Соленые струйки стекали по ее щекам, собирались на подбородке и тяжелыми каплями падали на песок, выбивая в нем глубокие ямки.

Дионис заворочался, но так и не смог открыть глаза. Солнце припекало все сильнее. Жар становился нестерпим. В свист сухого ветра вплетался плач. Жалобный. Призывный. Это было невыносимо, и, стряхнув хмель, Косточка поднялся на ноги. Как раз вовремя, чтобы не сгореть окончательно. Полуденное солнце торчало на самой макушке горы, и кожа Диониса приобрела стойкий лиловато-синий оттенок, какой бывает у спелого красного винограда. Резная листва от платана, в тени которой спал Косточка, создала на его теле неповторимый узор.

Точь-в-точь как у леопарда, если, конечно, леопарды бывают синими.

В таком виде прекрасный бог вина предстал перед Ариадной, дочерью критского царя, брошенной Тезеем на пустынном берегу. Девушка повела себя достойно. Она перестала плакать, издала вопль ужаса и ринулась в чащу леса. Косточка не привык, чтоб его боялись. Напротив, люди, испытывавшие страх, тоску, разочарование, обращались к нему с молитвой, и он дарил им облегчение. Забвение бед.

Однако Ариадна явно боялась принять помощь из его рук. Это смутило Диониса. Он понял, что царевна слишком потрясена случившимся. Для начала ее надо поймать, а уж потом успокаивать. А то она, бегая по лесу, чего доброго, свернет себе шею или станет жертвой дикого зверя. Скакать за ней по камням Косточка не собирался. У него всегда было не слишком хорошо с координацией движений. Он просто коснулся ладонью земли, и по траве побежали длинные гибкие, как змеи, виноградные лозы. Зеленые плети мигом настигли Ариадну в чаще леса и скрутили по рукам и ногам. А уж потом Дионис обрушился на нее градом круглых спелых плодов. Обескураженная девушка не знала, что и подумать, когда на ее коже лопались тугие пузырьки сока. Дионис же решил, что это развлечение, пожалуй, нравится ему больше любого другого. У Ариадны было смуглое бронзовое тело, черные как смоль волосы и неожиданно светлые на таком загорелом лице глаза. Морские звезды, подумал о них Дионис. Эту девушку он никогда бы не забыл на острове. Никогда бы не бросил, стыдясь товарищей, которым ненавистны минойцы — бывшие господа моря.

— Я спряла ему путеводную нить, — всхлипывала царевна. — Я помогла ему убить Быка. Правду говорят: не люби жертву.

— Потому что жертва никогда не простит тебе, что ты могла ее убить. Даже если не убила… — Дионис пальцем стер слезы опухших век Ариадны. — Уж я-то знаю.

Царевна прищурилась и внимательно посмотрела в лицо молодого бога. Его взгляд отчего-то смутил ее, и она опустила глаза. Тезей, конечно, был очень красив, смел, доблестен… Но была ли в нем жалость? Мудрая теплота ко всему миру? Дионис щелкнул пальцами. В руках у него появились две чаши — золотая и серебряная, — наполненные одна красным, как кровь, другая белым, как слезы, вином.

— Выбирай, — улыбнулся бог. — Белое не даст тебе забыть о случившемся, но превратит любовь в память. Ты сможешь жить дальше. В спокойствии холодного сердца.

Ариадна вздохнула. Какую бы боль ни приносили воспоминания о Тезее, они были дороги ей.

— Красное, — продолжал Дионис, — отнимает память, но не дает пожару любви погаснуть. Ты сможешь отдать свое чувство кому-то другому. Выбирай.

Девушка задумалась. Она прекрасно понимала, на что намекает молодой бог, подталкивая к ней чашу с красным вином.

— Каждой любви свой час, — покачала головой царевна. — Будет воровством, если я отдам страсть к Тезею другому. И предательством. Ведь другой, — она быстро скользнула глазами по лицу Диониса, — будет знать, что эта любовь — не его.

Ариадна опустила палец сначала в чашу с белым вином — чтоб сохранить память о любви, но охладеть. А потом в чашу с красным — чтоб полюбить вновь. Дионис оценил дар, который ему предлагали. Он осторожно взял девушку за руки и притянул к себе.

— Я не всегда такой… пятнистый.

— Я знаю.

Тяжелый прибой с берега покрыл грохотом ее последние слова.

Тем временем Аполлон пытался отыскать Пегаса. Конь вел разгульный образ жизни, разоряя рыбачьи деревни в устье Борисфена. Рядом с эллинами там обитали напеи — странный народ, у которого в моде были толстые дети. Они специально откармливали их грецкими орехами, а потом изящно татуировали кожу витыми линиями. Глупо было бы думать, что хоть одно уважающее себя чудовище способно пренебречь таким угощением. Пегаса тянуло на жирных напеев, как жеребую кобылу на отруби. Он дня не мог прожить, чтоб не подкараулить какого-нибудь расписного младенца.

Устье Борисфена болотисто. Камыши стоят там выше конской холки, и крылатый горогоноид легко скрывался в тростниковых зарослях, подкарауливая добычу. Единственное неудобство доставляли крылья — шесть локтей в размахе. Они трещали на ветру и путались в тростнике, грозя спугнуть облюбованную жертву. Пегас даже подумывал, не отгрызть ли их, и только желание жить уединенно, на Змеином острове, куда приходилось лететь над морем, отвратило чудовище от этой затеи.

Едва ли горгоноид был зол. Просто невоспитан. Он рос без матери, которую обезглавил Персей. Да и какое воспитание могла дать сыну Медуза? Происхождение от тритониды и Посейдона делало коня могучим и непостоянным, как само море. Пегас был игрив, вспыльчив, легконог и беззлобно кровожаден. В его длинной изящной голове просто не помещались такие понятия, как «хорошо» и «плохо». Для них не хватало места. Ветер выдувал из ушей Пегаса все, что не относилось к мелким повседневным заботам. Конь был счастлив, когда сытый грелся на солнышке в ясный день, и глубоко страдал в ненастную погоду, когда дождь и соленые волны хлестали в тесную каменную пещерку, где он сидел, нахохлившись, как большая курица.

Еще Пегас пугался больших серых валунов, торчавших из песка на берегу. Они напоминали человеческие фигуры. В лунные ночи их тени шептались и двигались, рассказывая, как Горгона лишила их жизни. Тогда конь забивался совсем глубоко в свою нору и затыкал перьями уши. Он боялся мести камней и не хотел слушать плохие истории про свою мать. Отец Посейдон никогда не посещал его. Мало ли у морского царя таких сыновей на каждом берегу?

Был, правда, один герой, Белерофонт, который попытался оседлать крылатое чудовище. Но он плохо кончил, и Пегас не любил о нем вспоминать. Вообще память у коня была не длиннее волоса из хвоста. Все, что происходило вчера, уже сегодня представлялось ему смутным сном. Вот с каким существом решил свести знакомство Аполлон. Если честно, то верхом Феб ездил в первый и последний раз вместе с амазонками Андромахи. Сейчас он не припомнил бы точно, с какой стороны на лошадь садятся. Но решимость завладеть крылатым конем неожиданно вспыхнула в его сердце после слов Диониса: «Бог, который не может обуздать свою натуру, не справится и со зверем». Ему любопытно было узнать, достаточно ли он владеет собой, чтоб научиться владеть другими? Удержит ли он в узде чудовище, порожденное одной из самых грозных стихий — морем?

До сих пор, когда дело касалось ужасных хтонов — разрушителей божественного прядка, — Аполлон, ненавидевший хаос, лишь убивал их. Так было со Змеем Пифоном, порождением земли, киклопами, вышедшими из огненных недр вулкана, гигантами — детьми Ниобы — равно близкими камню и черной подземной воде. Феб гадал, удастся ли ему приспособить Пегаса, созданного из пены и ветра, к чему-нибудь полезному? Честь устроителя нового миропорядка требовала не убийства, а власти над чудовищем. Поэтому Аполлон сплел пеньковую веревку, какую когда-то видел у женщин Андромахи, и решил вступить в единоборство с конем. Он все обдумал заранее. Вымазал, как напей, кожу тутовым соком, расписал ее извивающимися линиями и улегся на берегу, как раз напротив Змеиного острова, поджидая нападения Пегаса.