Эстер Элькинд - Андрогин…

• Название: Андрогин…
• Автор: Эстер Элькинд
• Жанр: Короткие любовные романы

Господь ей дал талант. Но не сказал, как им распорядиться

Эстер ЭЛЬКИНД (23.3.1985 – 14.1.2007)

Читательница – откликаясь на рассказ Эстер:- Очень клёво! Читала не подряд… мне так больше нравится… но чем дальше читаю, тем больше хочется задать дурацкий вопрос, не имеющий прямого отношения к творчеству: Вам действительно 21 год?

Эстер:- Да, мне действительно 21 год!!! Это не дурацкий вопрос! Мне его очень часто задают!

Эстер теперь 21 навсегда…

Жила с оголёнными нервами и дразнила Зверя (три шестерки вбиты в её сетевой адрес). Примеряла порочные маски и завороженно заглядывала в бездну: а что – т а м ?Обожала эпатаж, в своём фотоальбоме выставляла собственные ню.Азартно тусовалась, оставаясь одинокой в толпе. И в литературу уходила, как в запой – с концами.Любой психолог скажет, что в девушке дремал ген самоубийства. В итоге своей жизнью Эстер распорядилась сама. Безбожно распорядилась.

В ноябре 2005-го Эстер открыла журнал в ЖЖ. Плодить уйму френдов не старалась – довольствовалась десятком друзей, которые её понимали. Немногочисленные записи в дневнике – те же тексты, перетекающие на литературный сайт и обратно. Куда больше комментов на сайте ПРОЗА.РУ- там у Эстер уже был с в о й читатель.

Она оставила нам талантливое письмо, в котором есть блёстки настоящей прозы. Почитайте – не рассуждая, нравится это или нет – там достаёт и мастерства, и вдохновенья, а больше – искренней исповедальности, без чего нет подлинной литературы.

---

– Мы еще увидимся? – спросил он, – Можно я тебе позвоню?

– Да, если хочешь, звони! – ответила я и сказала ему свой телефон.

Я потянулась к нему и поцеловала его в щеку, как-то совсем по-детски, с наивной благодарностью. Я улыбнулась и, закрыв за собой дверь подъезда, забыла про существование Герберт до следующего дня. Даже пачка бумаги, которую все именовали деньгами, что лежала у меня во внутреннем кармане куртки, не напоминала мне о нем. Он был уже частью моей жизни, тенью, не заметной, не хорошей, и не плохой, просто неотъемлемой частью, той, которая была всегда и всегда будет, той, которую так сложно вспомнить в деталях.

В ту ночь, я спала блаженным сном, успокоенная и уверовавшая, что, все будет хорошо. Я не разговаривала с друзьями, с которыми жила, не объясняла, где была, с кем встречалась, впрочем, они привыкли, что я ничего не объясняю…

– Ну, как он? – услышала я хриплый голос одной старой маленькой наркоманки, доносившийся откуда-то из темноты кухни.

– Кто? – спросила я.

– Как будто не понимаешь! Тот, который тебя привез!

– Великолепен! – ответила я, – Денег дал! – я нащупала в кармане пачку. Вытащила из нее несколько купюр, положила их в другой карман, я знала, что если мои «друзья», покопавшись в моей куртке, найдут хоть что-то, то дальше, они не полезут. Я вытащила одну бумажку и протянула ей. Пачку побольше я убрала в карман джинсов.

– Спасибо! – увидела я грязную руку с обгрызенными ногтями, потянувшуюся за бумажкой и жадно вырвавшую ее из моей ладони.

– В ванне кто-нибудь есть? – спросила я.

– Нет! Иди! – махнула она рукой с купюрой в сторону ванной комнаты.

– Хорошо, но я займу на долго, мне отмокнуть надо! – предупредила я и отправилась сперва мыть ванну, а потом уже в ней валяться, читая разваливавшуюся от сырости какую-то книгу, из серии «запрещенная литература». Я зажгла две большие белые свечи, до неприличия напоминающие фаллоимитаторы. Свечи сильно коптили и весь когда-то бывший былым потолок, покрылся черными разводами.

Я читала полу размытые буквы «тайного знания», вот-вот грозившегося упасть со страниц в уже остывшую воду, и, намокая, и разбухай, ждать неминуемой гибели в канализации.

Мне хотелось спать. Мне было беспредельно хорошо. Вода ненавязчиво ласкала мое тело, любила меня, нежно убаюкивала, и пела колыбельные, тихими всплесками отражая все мои медленные движения. Мне казалось, что вода впитывается в мою кожу, становясь частью меня, той, которая практически ты, но все же отличная от тебя сейчас. Вода любила меня в своих сильных объятиях, проникала в мое тело, ласкала волосы, щекотала губы, отдавала все и забирала все. Мне хотелось спать…

Вода давно остыла, кожа на руках размякла, и мелкие бороздки покрыли кончики пальцев. Я прикрыла глаза, с мыслью, что лучше бы мне не засыпать в ванне и улетела в мир тонущих букв…

Глава о прошлом…

Я проснулась утром от холода. Вязкая вода обволакивала меня со всех сторон и казалось, впиталась в мое тело. Я открыла глаза и с омерзением обнаружила большого рыжего таракана, плававшего пузиком вверх в моей ванне. Наверное, он соскользнул ночью со стены и упал в живительную для меня и смертельно опасную для него стихию. Я с отвращением вычерпнула его из холодной воды и выкинула в раковину. Мне стало дурно оттого, что его мертвое тело, неизвестно, сколько времени, оскверняло мою воду. Я поругала себя за излишний мистицизм. «Холодно!» – подумала я, и начала медленно вытаскивать свои замерзшие части тела на сушу.

Было еще очень рано, часов семь. Работающая, точнее ходившая на работу, а таких было не много, часть нашей коммуны, только начали шнырять по кухне, до ванны они еще и не планировали добираться, поэтому проснулась я сама, а не от стуков в дверь. Я никогда не понимала, почему люди сначала едят, а потом уже моются…

Я отправилась варить себе кофе. Я смотрела на перемещающиеся по кухне тела, они ползали как тараканы по стенам в поисках баночек с крупами, баночек с сахаром, солью, молотым кофе, или кофе в зернах, они ползали по холодильнику в поисках яиц и сосисок. Они быстро передвигались по кухне, доставая то мисочки, то кастрюльки, то чашки, взбалтывали яичницу с молоком, шипели маслом на сковородках, кипятили воду, сладострастно наслаждаясь перспективой, вывалить это месиво на тарелочки и быстро-быстро запихнуть его в свои ненасытные тела. Потом они бы пошли в туалет, пописали, подмылись, и намочили зубные щетки в воде, чтобы сделать вид, что они почистили зубы, на самом же деле, им хотелось сохранить вкус яичницы, сосисок, кофе, творога и манной каши с вареньем, поэтому они никогда не чистили зубы, предпочитая через пол часа, уже сидя на работе, насладиться остатками завтрака, выковыривая его из зубов. Я смотрела на них, мне даже кофе уже не хотелось варить. Мне не хотелось ничего, лишь сесть на подоконник и смотреть в окно, тупо ожидая, когда это чертово солнце закатится за горизонт, и снова наступит ночь, и сова я погружусь в свою теплую воду, в свои теплые буквы, в свои теплые сны.

– Тебе сварить кофе? – обратилась я к Пете, чтобы хоть как-то вернуть себя к реальности, к одному из жителей нашего микрокосмо. Петя работал на заводе, изготавливал гайки и болты, мечтал устроить революцию и свергнуть советскую власть. Какую власть он хотел, Петя не знал, но мыслил, как истинный революционер, сначала, надо разрушить, а потом, разберемся. У него была светло русая кудрявая шевелюра, огромные голубые глаза, обрамленные светлыми пушистыми ресницами, маленький вздернутый носик и пухлые

губы, голова нашего местного "Давида", была помещена на столь же безупречное тело, подобие которого много лет спустя я видел в немецкой порнухе, в роли пришедшего чинить канализацию, слесаря. У Пети были огромные сильные руки, с длинными крепкими пальцами и огромные член, толстый и прямой, красивого бело-розового цвета, идеальный вариант для модели фаллоимитатора. Проблема была лишь в том, что Петя, им слишком быстро двигал, думая, что чем выше скорость, тем больше производительность. Работа на завод на него плохо влияла. Я с ним не трахалась, мне хватало слышать скорость поскрипывания большого письменного стола, на котором, перегнув раком и задрав грязные засаленные халатики в голубые, красные и фиолетовые цветочки, стянув хлопчатобумажные заштопанные трусы, он ебал всех, кого только можно было выебать. "Донор, бык производитель. Зато, наверное, здоровые дети от него рождаются?!" – рассуждала я про себя… Природа наделила его членом и телом, но обделила мозгами, рассчитывая, что эту часть добавят в своих отпрысков умные мамаши, которые, имея все же в наличии склад, пусть и не интеллектуальных знаний, но уж точно житейских, знаний, посмотрят на своих мужей, сравнят их с Петей и решат, что ребенок должен быть красивый и здоровый, можно и не умный, ну, на благо советского общества, символом которого, в сознании молодых будущих мамаш, были как раз такие, как Петя. Светлое будущее, оправдывает средства!

Я ни с кем не трахалась, наверное, потому, что уже трахалась в той жизни, где я была мужчиной, и где не ебаться было просто нельзя. Там, мне это совсем не нравилось. Здесь я тоже это делала, и пожалуй, мне тоже это не понравилось. Болото женского влагалища, запах слизи, пота, желания и волос, впитавших аромат хозяйственного мыла, прокипяченные трусы и байковые халатики. Я не хотела быть очередной вонючей пиздой для таких как Петя, который во время секса со мной не думал бы ни о чем, кроме как о предстоящем матче по футбол, или хоккею, который будут показывать по телевизору, и который ни как нельзя пропустить. Я вообще не хотела никогда соприкасаться с людьми, если бы я могла, я бы, наверное, села в какую-нибудь непроницаемую, никакими доступным человеку средствами, невидимую капсулу, и улетела бы в другую галактику, там, где нет человеческих запахов и человеческих сущностей, где не пахнет человеческим духом…

Мне в нос ударил запах спермы. Это я уже делала. Я вспомнила своего первого мальчика, свою первую любовь, свою первую попытку быть обычной девушкой.

– Ну, как? Не противно? – спрашивала я, смеясь и вспоминая, как я боялась, той, жизни, где я была мужчиной, что женщины, откусят мне член, или полоснут меня бритвой по артерии на нем, как делали гейши, когда надо было убить лучших самураев. "Интересно,

думал я, – Лучшие из них, успевали гейшам отрубить голову. Я бы успел?!". Кончал я с мыслью о том, как голова очередной девушки катится по дощатом полу.

– Нет! А тебе как?! – отвечал он, немного смущенно, – Это прекрасно! Ты делаешь это так великолепно! Дай я тоже тебя поцелую!

Я давала ему лизать себя. Это мне казалось совсем ужасным. Мне хотелось спросить, как его не тошнит, ведь когда он лез ко мне целоваться после этого, меня тянуло блевать тошнило от собственного вкуса на его губах.