Джеффри Форд - Год призраков

• Название: Год призраков
• Автор: Джеффри Форд
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43289-9

Впервые на русском — новый роман от автора «Портрета миссис Шарбук» и «Девочки в стекле», удостоенной ассоциацией «Детективных писателей Америки» премии имени Эдгара Аллана По.

Как Рэй Брэдбери в своем шедевре «Вино из одуванчиков» навеки нанес на карту мировой литературы американский Средний Запад предвоенной поры, так и Джеффри Форд в «Годе призраков» мастерски воспроизводит вкус, цвет и ощущение детства. Здесь, на Лонг-Айленде накануне «революции цветов», развозит мороженое мистер Тай-во-рту, школьникам задают на дом изготовить гипсовую Луну, Драный город в подвале предсказывает новое явление призрака, успевшего перепугать местных домохозяек, — и оставляет за собой шлейф трупов зловещий мистер Уайт, любитель трубочного табака и маниакальный апологет чистоты…

---

Парень повел нас к обвитой плющом беседке Курдмейеров. Под ее решетками мы наконец остановились.

— Ваш дом прямо на другой стороне улицы, — сказал он. — Следите за фарами.

— Ты знаешь человека в белой машине? — прошептал Джим.

Парень улыбнулся одной стороной рта:

— Конечно. Я все видел.

Мы поблагодарили его за наше спасение и направились через двор Курдмейеров к нашему дому.

— Приходите еще как-нибудь вечерком, — предложил он. — Я вам тут все покажу.

Мы с Джимом оглянулись, но парень уже исчез.

Пробраться назад к себе было нелегкой задачей — нужно было медленно открывать двери и красться на цыпочках. От тепла и полной тишины возникало ощущение, что дом погрузился в сон. Когда мы проходили через кухню, я взглянул на часы: половина двенадцатого. Мама лежала там же, где мы ее оставили, — на диване. Мы прокрались мимо нее и перед самой лестницей услышали, как она пробормотала какую-то фразу со словом «роскошный». Джим повернул голову и улыбнулся мне. Шагая тише, чем мистер Уайт, мы оказались на площадке перед нашими спальнями. Я добрался до своей двери. Джим пошел за мной, остановился у входа в мою комнату и прошептал в темноту:

— Ты знаешь, кто это был?

— Кто? — спросил я, бросая куртку на стул.

— Рэй Халловей.

Улыбнись

После посещения цирка мама пребывала в необычном настроении. Такое уже случалось раньше: ее злость каким-то образом переплавлялась в энергию. Я почти слышал, как эта энергия булькает в ее голове. После обеда мама уже не сидела с сигаретой, уставясь в никуда. Теперь она была сама активность и вечерами строила проекты — один за другим. Она рисовала, сочиняла, придумывала телерекламу на конкурс, объявленный производителями «Еврейской национальной салями». Поведав всем об этом, мама пропела сочиненную ею на мотив «Хавы Нагилы» песню. Там были такие строки: «Даже всезнающий свами ест „Еврейскую салями“». Мама сказала, что в конце должны быть воздушные шарики, конфетти и пушки, стреляющие салями. Мы согласились, что это здорово придумано. Исполненная надежд, она отослала свой проект по почте, а следующим вечером принялась рисовать гору Килиманджаро.

Отец остался таким же, что и прежде. Каждое утро в пять часов звонил будильник. Он садился в нижнем белье на краю кровати, ссутулившись, тяжело дыша и кряхтя каждые несколько секунд. Потом со стоном поднимался на ноги и надевал рабочую одежду, которую носил прошлым днем. Отец расчесывал волосы, приглаживал их водой и в пять двадцать уже сидел на кухне с закатанными рукавами — курил, прихлебывая растворимый кофе, и не отрывал взгляда от часов над задней дверью. В пять тридцать он поднимался и ставил чашку на кухонный стол.

За дверью у Деда шел его собственный конкурс. Каждый день, просчитав своих лошадей, он брал мешочек с конфетами и клал его на стол. Надо было выдумывать новые названия для конфет. Дед раздавал всем карамельки с орехами. Коричневая масса вязла у меня на зубах. Дед сидел в боксерских трусах и футболке, записывая на полях старой газеты:

Орешни.

Тягучки.

Сладкучки.

Для Бабули каждое утро начиналось с выдавливания половинки лимона в стакан с кипятком. Она выпивала горячую жидкость в один присест, шевеля губами и делая глотки, пока не оставалось ни капли. За водой с лимоном следовала миска холодных слив в собственном соку.

— Почему бы тебе не поесть динамита? — спрашивал Дед.

После завтрака Бабуля в халате и сеточке на волосах сто раз проделывала путь из одного конца своего жилища в другой.

Мэри сидела в уголке у забора за кустами форзиции и курила сигарету. День был пасмурный и ветреный. Из кухонного окна я видел, как Мэри разговаривает сама с собой.

Мы с Джимом решили заглянуть в Драный город. Включив солнце, Джим поднял фигурку Рэя, которая давно лежала без движения на боку, за домом Халловеев, а потом взял фигурку бродяги. Протянув их мне, он сказал:

— Я думаю, это один и тот же человек.

Я кивнул.

— Может быть, когда его родители переехали, он сбежал и вернулся сюда, — предположил Джим и вернул фигурку Рэя на фанерный щит, а бродягу уложил в Зал славы — осторожно, чтобы его булавочные руки не повредили других, мирно упокоившихся там.

— И где же он живет?

— Наверняка в их старом доме. Тот все еще пустует. Вот почему Мэри оставила Рэя за домом.

— И что же — его никто не ищет?

— Может, и нет — ведь ему уже восемнадцать.

— Но что он здесь делает?

— Вот мы у него и спросим.

— Как-нибудь потом, — сказал я. — Не хочу, чтобы меня поймали.

— Рэй знает, чем занимается мистер Уайт. Он поможет нам спасти Питера Хортона. И потом, он такой крутой, правда?

— Он здорово бегает.

— Интересно, не ест ли он с помойки.

Я представил себе Рэя в лунном свете — как он поднимает крышку мусорного бачка и находит там розовую шляпную коробку с землей внутри.

Потом Джим доснял пленку в фотоаппарате, щелкая всех подряд. Он снял Бабулю в халате и сетке на волосах — та грозила ему кулаком и улыбалась. Он подкараулил Деда за чтением программы скачек, с сигаретой в зубах и очками на кончике носа. Мэри выставила вперед свой полицейский значок, мама помешивала в большой кастрюле оранжевую похлебку, папа смотрел перед собой, и Джим запечатлел все это. Джордж вовсю натягивал поводок, торопясь облегчиться на заднем дворе, и Джим поднял камеру. Собака сидела к нам спиной, но я позвал ее: «Джордж. Эй, Джордж, Джорджи».

Джим навел камеру со словами: «Джордж, улыбнись. Улыбнись». Пес оглянулся на нас через плечо и зарычал, обнажив нижние зубы. Джим щелкнул, а затем попросил Мэри снять его и меня. И мы встали бок о бок перед входом в сарай.

Разоралась не на шутку

Пока Крапп потел, рассказывая про Литтл-Биг-Хорн,[58] я пытался следить за Хинкли. Он сидел через два ряда вбок от меня и чуть впереди, так что мне был виден только его профиль — рыжие волосы, веснушчатая белая кожа, натянутая на скулы. Я не верил, что ему хватит смелости сказать Лу, будто Мэри помогла Питеру Хортону разбить окно, но все же присматривал за ним. Сомневаться меня заставлял вид кадыка, который прыгал туда-сюда под кожей его тощей шеи. Когда Крапп принялся изображать последний бой Кастера, Хинкли бросил взгляд через плечо, словно уловил мои мысли о нем, и поймал мой взгляд. Заглянув мне в глаза, он тут же отвернулся.

— Он стоял вот так, — сказал Крапп, расставив ноги и держа в обеих руках невидимые шестизарядные револьверы. — В живых никого больше не осталось, и он держал оборону на маленькой горке. Его окружало море индейцев на лошадях, с луками и стрелами. — Крапп прицеливался и стрелял из револьверов, которых у него не было. — Кастер был классным стрелком и каждой оставшейся пулей убивал по индейцу. Но тут на него дождем посыпались стрелы… — Крапп получил одну в спину — от Тима Салливана. — Когда пуль в револьверах не осталось, он вытащил саблю из ножен.

Медленным движением Крапп извлек саблю и замер, уставив ее острие в потолок. В него попадали все новые стрелы, и каждый раз он дергался. Наконец Крапп скорчил гримасу — лицо его должно было выражать агонию, но больше напоминало задницу Кастера во время последнего испражнения героя. Когда представление закончилось, все рассмеялись. Крапп выглядел сконфуженным и готовым вспылить, но вместо этого улыбнулся. Мгновение спустя он поклонился. Последовало молчание, и вдруг мы все одновременно почему-то решили похлопать ему.

Под конец спектакля я был уверен, что Хинкли исполнил свою угрозу.

Во время перемены я нашел на игровой площадке Питера Хортона и сказал, что Хинкли взял десять долларов у уборщика Лу, соврав ему о том, кто разбил окно.

— Зачем он это сделал? — спросил Питер.

— Чтобы получить десять баксов.

— Он не знал, кто это был?

— Он просто сказал, что это ты, чтобы получить денежки. Лу считает, что это твоих рук дело. Теперь ты понял?

— Но я же этого не делал, — сказал Хортон, вышагивая туда-сюда.

Лицо у него покраснело, на губах надулся пузырь из слюны, а глаза расширились против обычного. Наконец он отправился на поиски Хинкли. Я пошел следом, держась на некотором расстоянии. Питер проковылял мимо игроков в кикбол и протиснулся между двумя ребятами, которые обменивались бейсбольными карточками. Хинкли разговаривал с двумя девчонками, когда пальцы Хортона ухватили его за холку. Потом последовал неторопливый — словно сквозь толщу воды — удар, который, однако, произвел эффект торпеды. Все тело Хинкли вздрогнуло. В мгновение ока на месте действия оказался Крапп, что грозило всем участникам приглашением в директорскую. Стоя поодаль, я наблюдал, как Крапп помогает Хинкли подняться на ноги. Из носа у того текла кровь, а вид был ошарашенный. Крапп велел ему умыться и явиться в директорскую. Питер, плача, уже шел через игровое поле. Когда Крапп крикнул, чтобы он поторапливался, Хинкли оглянулся и отыскал меня глазами. Из его губы сочилась кровь, но он улыбнулся.