Адольф Абель - На трассе лежневой дороги

• Название: На трассе лежневой дороги
• Автор: Адольф Абель
• Издательство: Лидумс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Адольф Фрицевич Абель родился в 1893 году близ Иецавы. С 1915 по 1917 год участвовал в первой мировой войне. С 1918 по 1922 год служил в Красной Армии. Окончил Московский межевой институт. В 1938 году был репрессирован, после отбытия срока вновь в 1949 году репрессирован. Реабилитирован в 1955 году. Умер 1 мая 1990 года.

---

Адольф Абель На трассе лежневой дороги

На своем лагерном пути мне довелось пережить много неожиданных, порою и нелепых эпизодов и приключений, по существу диких и несуразных, где трагическое чередовалось с комическим. Но в те годы это так гармонировало с тогдашней обстановкой общей неуравновешенности и скачкообразностью развития жизни в стране.

Особенно мне запомнился один эпизод, когда я был послан пробивать через глухую тайгу линию для строительства лежневой дороги, не имея на руках никакого изыскательного материала, даже карты этой местности. Я тогда попал в руки полусумасшедшего начальника Лазоренко, который требовал от меня сразу же указать ему напрямик через неведомую тайгу линию для строительства дороги.

Этот небольшой эпизод характеризует, какие порядки тогда бытовали в лагерной империи Лаврентия Берии, которую Николай Погодин изобразил в пьесе «Аристократы» как организацию, воспитывающую аристократов духа. Эта пьеса появилась на сцене в 1937 году, когда в этих лагерях не было и намека на порядок, а все зиждилось на подавлении личности и жестоком произволе.

* * *

В марте 1941 года, когда я работал топографом недалеко от города Чибью, в Коми АССР, на Ухтинском участке строительства железнодорожной магистрали Котлас — Воркута, я получил по селектору распоряжение из Управления строительства в Княжь-Погосте. Начальник проектного отдела Ю. Малюшицкий предложил мне выехать в лагерный совхоз «Каменка» на реке Котве и произвести необходимые совхозу геодезические работы по указанию начальника совхоза Лазоренко.

Мне предлагалось забрать гониометр со штативом, землемерную ленту, техническую бумагу и чертежные принадлежности. Это указание — взять с собой из угломерных инструментов гониометр — говорит о том, что предстоящая работа будет не из особо точных. Обычно гониометр применяют в дорожном строительстве.

Делать нечего, пришлось расставаться с товарищами, с которыми сжился и сработался, и одному отправляться дальше на север, к Печоре. А новое место всегда заключенного пугает: кто знает, в чьи лапы попадешь! Всякое бывает! Все мы хорошо знали, что и среди этих негодяев, наших начальников на местах, попадаются и более человечные люди, но попадаются — и часто — отменные негодяи, просто садисты.

На рабочем поезде, курсирующем по строящейся железнодорожной трассе, я доехал до станции Каменка. Правда, самой станции тогда в натуре не было. В том месте, где по проекту должна находиться станция, стояла небольшая будочка-времянка. Но в двухстах метрах от этой будочки была уже выстроена новая станционная водокачка.

Начальником этой временной станции оказался заключенный из бытовиков, бывший железнодорожник, попавший в лагерь за служебные преступления. Он предложил мне поселиться вместе с ним в этой будке и ожидать, когда из совхоза приедут подводы за грузом.

Мы разговорились, и я узнал, что совхоз «Каменка» находится где-то в стороне от строящейся железной дороги, глубоко в тайге, и никакой связи с внешним миром не имеет. Иногда из совхоза приезжают подводы для получения почты и грузов, главным образом продовольственных, доставляемых для совхоза рабочими поездами из Княжь-Погоста.

По словам начальника станции, вся окружающая станцию местность заболочена. Дорог здесь нет, а весною, когда полностью растает тайга, чтобы добраться до совхоза, нужно долго кружить по тайге, объезжая болота.

Когда я спросил, какое же расстояние от станции до совхоза, мой собеседник не мог его назвать даже приблизительно. Он говорил, что если рано утром подводы выезжают из совхоза, то к вечеру они приезжают на станцию.

Когда я слушал эти неутешительные для меня слова, тревожно стало у меня на душе. Видно было, что я забираюсь в самые, что ни есть, медвежьи уголки, и один бог знает, как долго мне придется там оставаться и в какие условия я там попаду.

* * *

На следующий день из совхоза прибыли три подводы за грузами, и я вместе с ними поехал в совхоз. Приехавшие возчики, как обычно в лагерях, были из уголовной шпаны, ибо только им давали пропуска на бесконвойное хождение. Из «врагов народа» в силу необходимости лагерь давал такие пропуска только специалистам, которые были нужны для строительства.

Всю дорогу я старался поменьше беседовать со своими спутниками, а они били измученных и отощавших лагерных коней, и ругали на все лады лагерное начальство, пославшее их в эту трудную поездку, когда надо по пояс влезать в снег, ища проезда, а в низинах для устройства проезда рубить елочки.

Двигались мы медленно, а когда добрались до совхоза, было уже далеко за полночь. Лагерь спал. А это громкое название — совхоз — не оправдало моих ожиданий. Я увидел всего три барака: мужской, женский и третий — для конторы и склада. Кроме того, с одной стороны от бараков была сооружена баня-вошебойка, а с другой стороны — кухня. Амбулатория находилась в том же бараке, где и контора.

Кругом этих строений был забит высокий частокол, обтянутый поверху колючей проволокой. На противоположных сторонах забора возвышались традиционные лагерные вышки для охраны. Кроме того, с наружной стороны забора вдоль стены была натянута проволока, вдоль которой бегала сторожевая овчарка, которая при всяком движении внутри зоны поднимала громкий лай и таким образом не давала дремать часовым. На вышке торчал часовой, зорко следивший за передвижениями внутри зоны. Даже пробег узника из барака в сортир не ускользал от внимания часового. Обычно часовой громко выкрикивал: «Кто идет?!» — а виновник ночью должен был ответить, что такой-то з/к идет в уборную оправляться.

Когда мы ехали, я заметил, что недалеко от вахты, отдельно за зоной, были построены два новых домика, и возчик мне пояснил, что в одном из них квартирует начальник совхоза Лазоренко, а в другом живет начальник охраны, и там же размещаются охранники. И, как потом выяснилось, Кум в совхозе не жил, а изредка приезжал из котвинского отделения строительства.

Помню, что когда я окинул взором эту грустную таежную обитель, находящуюся на отшибе, в стороне от большого лагерного начальства, то понял, что здесь такой начальничек совхоза вместе с начальником охраны — они здесь цари и боги. Составят акт, что умер или убит при попытке к бегству, а потом ищи-свищи. Но кто будет здесь тебя искать, и кто будет свистать?

* * *

На вахте при входе в лагерную зону я предъявил ночному дежурному имеющиеся у меня на руках пропуск на бесконвойное хождение и распоряжение Управления лагеря, что направляюсь в совхоз «Каменка» для производства геодезических работ. Вахтер пропустил меня в зону и разрешил ночевать в конторе. Инструменты я оставил на вахте, но набор технической бумаги, все чертежные принадлежности, тушь, краски, а также книги: «Курс геодезии» Орлова, «Таблицы логарифмов» Прежевальского, «Таблицы прямоугольных координат» Гаусса — все это я взял с собой. Поэтому в барак, где уголовники, я не мог идти: мои книги они тут же пустили бы в раскур, на завертку, ведь бумаги так не хватает курцам.

В конторе я застал сторожа-истопника, инвалида, «доходягу» из врагов народа, который «доходил» свои последние дни, доведенный на общих работах до предела. Он горячо натопил железную печку-бочку, чтобы я мог просушиться. А потом я сдвинул вместе два конторских стола и соорудил свою нехитрую постель. Намаявшись за день в дороге, я быстро заснул.

Но вскоре я проснулся от сильного шума за стеной. Слышались выкрики грубого, злого мужского голоса. Было похоже, что кто-то плачет и кто-то кого-то бьет. А потом я ясно услышал плач и жалобное бормотание мужского голоса и грубую ругатню другого мужского голоса.

Я никак не мог понять, что там за стеной творится, ведь бараки заключенных находились отдельно от барака-конторы. Но усталость взяла свое, и я, угревшись в тепле, опять заснул, пока утром сторож меня не разбудил, строго сказав, что скоро придут на работу служащие.

Когда же утром пришли на работу заключенные (а все они были из сталинских врагов), все стало ясно. Главбух совхоза и рыбовед Богданов открыли мне этот секрет. Оказалось, что за стеной конторы находится кабинет начальника совхоза Лазоренко, который до назначения на эту должность работал следователем на Украине. В течение 1937–1938 гг. этот усердный труженик перестарался: он так боролся со сталинскими врагами, что потом сам заболел на психической почве.

В те годы, когда совершались эти массовые беззакония, многие из заплечных дел мастеров, которые особо усердствовали, применяя так называемые «физические методы воздействия» при допросах в тюрьмах, потом сами посходили с ума. Это и понятно: бить и истязать безоружных людей, заведомо зная, что они ни в чем не повинны, — это не то что убивать человека на войне. Для этого нужно самого себя довести до белого накала. Поэтому неудивительно, что многие из ежовско-бериевских следователей потом помешались или получили тяжелые психические травмы.