Федор Достоевский - Том 15. Дневник писателя 1877, 1980, 1981

• Название: Том 15. Дневник писателя 1877, 1980, 1981
• Автор: Федор Достоевский
• Жанр: Русская классическая проза

В 15 том собрания сочинений вошли письма 1834–1881 гг.

---

1475

Автокомментарий к «Бесам» Достоевский дал также в статье «Одна из современных фальшей», вошедшей в состав «Дневника писателя» 1873 г. и опубликованной в «Гражданине» 10 декабря 1873 г. (см.: наст. изд. Т. 12. С. 148).

1476

Ответное письмо Погодина от 23 февраля 1873 г. см.: Звенья. Т. 6. С. 444–445.

1477

Достоевский обращался к Погодину в качестве редактора еженедельника «Гражданин», издаваемого кн. В. П. Мещерским с января 1872 г. В редакции «Гражданина» уже находилось несколько статей Погодина, присланных до вступления Достоевского в должность редактора (см. примеч. 4). Одна из них «К характеристике Белинского. (Справка с объяснением)» была опубликована в № 9 «Гражданина» (1873. 26 февр. С. 272–275).

1478

Статья Погодина вышла с подписью: «Старый читатель журналов М. Погодин» (Гр. 1873. 26 февр. № 9. С. 275), что очень обидело автора. 1 марта 1873 г. он писал Достоевскому: «Что за штуку выкинул „Гражданин”, сделав две подписи под моей статейкой. Непременно в следующем нумере объяснитесь: под статьей-де было подписано „Старый читатель журналов”, но после, по нашему желанию, автор согласился выставить свое имя на корректуре и т. п. Помилуйте, „Старый читатель журналов М. Погодин” — ведь это вопиющая нелепость» (Звенья. Т. 6. С. 452). Никакого объяснения, однако, в «Гражданине» не последовало.

1479

Имеется в виду глава «Старые люди», которая вместе с «Вступлением» открывала «Дневник писателя» 1873 г. (Гр. 1873. 1 янв. № 1. С. 15–17). О соотношении этой главы с заметкой Погодина см.: ПСС. Т. XXI. С. 380–381.

1480

Такого «особого» письма Достоевский не написал. О статьях Погодина, находившихся в редакции «Гражданина», см.: ПСС. Т. XXIX1. С. 500.

1481

Является ответом на письмо Погодина от 23 февраля 1873 г. (см.: Звенья. Т. 6. С. 444–445). Ответное письмо Погодина от 1 марта 1873 г. см.: Там же. С. 451–452.

1482

Имеется в виду письмо Достоевского от 21 февраля 1873 г. (см. письмо 161).

1483

Речь идет о сочинении И. Генслера «Гаваньские сцены. (Жанр)» (Гр. 1873. 26 февр. № 9. С. 277–282; 5 марта. № 10. С. 320–322).

1484

Мысли о сопоставлении социализма и христианства занимали Достоевского на протяжении многих лет. Они присутствовали в его сознании уже в 1840-е гг., в период общения с Белинским, что отражено в главе «Старые люди» из «Дневника писателя» 1873 г. (см.: наст. изд. Т. 12. С. 9—13). К 1864 г. относится работа над статьей «Социализм и христианство», которая не была доведена до конца. Вот ее текст:

«СОЦИАЛИЗМ И ХРИСТИАНСТВО.

В социализме — лучиночки, в христианстве — крайнее развитие личности и собственной воли.

Бог есть идея человечества собирательного, массы, всех.

Когда человек живет массами (в первобытных патриархальн<ых> общинах, о которых остались предания) — то человек живет непосредственно.

Затем наступает время переходное, то есть дальнейшее развитие, то есть цивилизация. (Цивилизация есть время переходное.) В этом дальнейшем развитии наступает феномен, новый факт, которого никому не миновать, это развитие личного сознания и отрицание непосредственных идей и законов (авторитетных, патриархальных, законов масс). Человек как личность всегда в этом состоянии своего общегенетического роста становился во враждебное, отрицательное отношение к авторитетному закону масс и всех. Терял поэтому всегда веру и в Бога. (Тем кончались всякие цивилизации. В Европе, например, где развитие цивилизации дошло до крайних пределов, то есть до крайних пределов развития лица, — вера в Бога в личностях пала.) Это состояние, то есть распадение масс на личности, иначе цивилизация, есть состояние болезненное. Потеря живой идеи о Боге тому свидетельствует. Второе свидетельство, что это есть болезнь, есть то, что человек в этом состоянии чувствует себя плохо, тоскует, теряет источник живой жизни, не знает непосредственных ощущений и всё сознает.

Если б не указано было человеку в этом его состоянии цели — мне кажется, он бы с ума сошел всем человечеством. Указан Христос. (Ни один атеист, оспоривавший божественное происхождение Христа, не отрицал того, что ОН — идеал человечества. Последнее слово — Ренан. Это очень замечательно.)

В чем закон этого идеала? Возвращение в непосредственность, в массу, но свободное и даже не по воле, не по разуму, не по сознанию, а по непосредственному ужасно сильному, непобедимому ощущению, что это ужасно хорошо.

И странное дело. Человек возвращается в массу, в непосредственную жизнь, след<овательно>, в естественное состояние, но как? Не авторитетно, а, напротив, в высшей степени самовольно и сознательно. Ясно, что это высшее самоволие есть в то же время высшее отречение от своей воли. В том моя воля, чтоб не иметь воли, ибо идеал прекрасен.

В чем идеал?

Достигнуть полного могущества сознания и развития, вполне сознать свое я — и отдать это всё самовольно для всех. В самом деле: что станет делать лучшего человек, всё получивший, всё сознавший и всемогущий? Если вы его оставите в раздробленном на личности состоянии, то вы дальше брюха ничего не получите. Социалисты дальше брюха не идут. А наша «Молодая Россия» — только и делает уже несколько лет, что стремится всеми силами своими доказать, что дальше и всего того, что в нем заключается, ничего и нет. Пусть смеют они отрицать их. Да они и не станут отрицать. Они с гордостию в этом признаются: сапоги лучше Шекспира, о бессмертии души стыдно говорить и т. д., и т. д. А по Христу получите:

Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это — быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я, отдать его — всем. В этой идее есть нечто неотразимо прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое.

Необъяснимое именно. Начни объяснять социалист, — он скажет: это потому, что если представить себе, что всякий отдаст всё, даже себя, даже я свое для всех, то, значит, не будет бедного, а все страшно будут богаты. И соврет социалист грубо, гнусно и пузато. Ибо хотя действительно так, то есть все будут богаты, но на этом социализм и останавливается. Да и быть того не может, потому что социалист не может себе и представить, как можно добровольно отдавать себя за всех, по его, это безнравственно. А вот за известное вознаграждение — вот это можно, вот это нравственно. А вся-то штука, вся-то бесконечность христианства над социализмом в том и заключается, что христианин (идеал), всё отдавая, ничего себе сам не требует.

Мало того: даже враждебен к идее о вознаграждении, о гонораре, он понимает ее как бессмыслицу и примет вознаграждение только от любви к дающему или потому только, что чувствует, что после этого еще сильнее будет любить дающего (новый Иерусалим, объятия, зеленые ветви).

Впрочем, социализм даже и до такого объяснения христианства рационально не доходил, а доходили только некоторые его представители, да и то поэты. Всё же будущее основание и норму социального муравейника социализм полагает в цели — в сытом брюхе, а для этого в беспрекословных муравьиных обязанностях, и высшая его мораль при этом, высшее ободрение человечеству состоит в том уверении и ободрении прозелитов, что обязанности эти сладки, ибо будут делаться для самих себя, в собственном интересе, travail, дескать, attroyant.[134]

Социализм назвался Христом и идеалом, а здесь Христос или там… не верьте Апокалипс<ису>.

Социализм есть последнее, крайнее до идеала развитие личности, а не норма, то есть сознательно развитые единицы личностей, в высшей степени, соединенные тоже в высшей степени во имя красоты идеала, и дойдет до убеждения, сколько разумного, столько и всем человеком (то есть самого непосредственного), что самое высшее распоряжение собой — это пожертвовать даже собой.

Патриархальность было состояние первобытное. Цивилизация — среднее, переходное. Христианство — третья и последняя степень человека, но тут кончается развитие, достигается идеал, след<овательно>, уж по одной логике, по одному лишь тому, что в природе всё математически верно, след<овательно>, и тут не может быть иронии и насмешки, — есть будущая жизнь».

В записной тетради 1872–1875 гг. есть запись (по времени близкая письму к Погодину), в которой о социализме и христианстве говорится не в плане противопоставления («антитезы»), а в плане сопоставления этих понятий: «Социализм — это то же христианство, но оно полагает, что может достигнуть разумом» (ПСС. Т. XXI. С. 254). И наконец, в «Дневнике писателя» 1881 г., подводя итоги многолетним размышлениям, Достоевский так формулирует свое утопическое понимание «русского социализма», апеллируя к крестьянским, народным идеалам: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!» (наст. изд. Т. 14. С. 489).