Иоганн Фосс - «Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою

• Название: «Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою
• Автор: Иоганн Фосс
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0108-4

Хотя горнострелковые части Вермахта и СС, больше известные у нас под прозвищем «черный эдельвейс» (Schwarz Edelweiss), применялись по прямому назначению нечасто, первоклассная подготовка, боевой дух и готовность сражаться в любых, самых сложных условиях делали их крайне опасным противником.

Автор этой книги, ветеран горнострелковой дивизии СС «Норд» (6 SS-Gebirgs-Division «Nord»), не понаслышке знал, что такое война на Восточном фронте: лютые морозы зимой, грязь и комары летом, бесконечные бои, жесточайшие потери. Это — горькая исповедь Gebirgsäger'a (горного стрелка), который добровольно вступил в войска СС юным романтиком-идеалистом, верящим в «великую миссию Рейха», но очень скоро на собственной шкуре ощутил, что на войне нет никакой «романтики» — лишь тяжелая боевая работа, боль, кровь и смерть…

---

— Король был не свободен в своем выборе, — настаивал Круг. — Он испытывал обязанность перед верным ему народом, чувствовал ответственность перед ним. Тейя, последний готский король, повел себя нелояльно, когда отправил преданных ему воинов на верную гибель. Он привел свой народ к полному поражению, готы были физически уничтожены. После битвы при Везувии готы навсегда исчезли из истории. Это реальность, которую мы должны признать.

Мы все ощутили напряженность, возникшую в классной комнате. Теперь историческая аналогия напрашивалась сама собой. Круг говорил таким тоном, будто был единственным реалистом в классе, тогда как все остальные — приверженцами метафизики.

— Реальность? — подхватил линию спора Хинц. — А что такое реальность? Я скажу вам: это все то, что имеет силу; то, что действует. Если мы рассмотрим то, что каким-то образом оказывает влияние на окружающий мир, то имеем дело с реальностью. Но в таком случае разве готы перестали существовать в нашем сознании? Разве они не влияют на наше сознание и, возможно, даже на наши поступки? Разве они исчезли из истории? Разве исчез из истории Иисус Христос? А король Артур или Дитрих фон Берн? А Моцарт и Бетховен?

— Прошу прощения, герр Хинц, но разве можно называть готов в одном ряду с Иисусом? — робко спросил один из наших одноклассников, сын пастора.

— Неужели ты этого не понимаешь? — продолжил наш учитель. — Иисус жил и умер для того, что передать человечеству великое послание, которое существует вот уже почти две тысячи лет. Бетховен оставил человечеству такое музыкальное произведение, как 131-й опус для струнного квартета в качестве вечного подарка. Готы появились в истории и исчезли, явив пример народа, способного на самопожертвование, продемонстрировавшего высший образец коллективного мужества, чести и приверженности главным убеждениям.

Хинц сделал паузу и заговорил дальше.

— Разумеется, для того, чтобы последующие поколения могли придать этим силам действенность, они сами должны обрести понимание исторических истин. Им следует отказаться от догматического мышления, пусть даже и проявив некоторую наивность или, если угодно, идеализм. Струнный квартет Бетховена способен воздействовать на души далеко не всех людей, для этого необходимо знание основ музыкальной культуры. — Он улыбнулся: — Люди ведь не одинаковы, верно?

За стенами нашей классной комнаты ярко светило солнце, заливая своими лучами школьный парк. Лужайки, клумбы и дорожки, высаженные с обеих сторон каштанами, — все это выглядело очень живописно. С парком удивительно хорошо гармонировало здание школы, построенное в классическом стиле. На фасаде, под фронтоном портика была видна надпись по-латыни — Humanitari Sapientae (мудрость служит человечеству). Стоя на крыльце, я наблюдал за безмятежным спокойствием окружающего мира. Ученики самых разных возрастов от десяти до восемнадцати лет играли, бегали, болтали или жевали бутерброды в тени каштанов.

Мои одноклассники разделились на две кучки и, по всей видимости, продолжали недавнюю дискуссию. Проучившись столько лет вместе с ними, я хорошо знал их, знал, что они думают. Мне было известно, что Круг изъявил желание добровольно пойти военным врачом в люфтваффе, что гарантированно давало ему возможность получить образование в университете, прежде чем попасть на фронт. Две кучки, две группы антагонистов подумал я, идеалисты и прагматики. Одни готовы выполнить долг и при необходимости пожертвовать собой за правое дело, другие к этому не готовы. И те, и другие проявляют мудрость, правда, из надписи на фасаде школы неясно, какая мудрость может лучше послужить человечеству.

Впрочем, сейчас не время для философских размышлений, решил я. Пришло время сделать выбор. Я неожиданно испытал острое желание продемонстрировать свою позицию, показать одноклассникам, насколько велика разница между мной и теми, кто не разделяет моих взглядов.

Проходя мимо кучки, в которой стоял Круг, я услышал чьи-то новые доводы в пользу его точки зрения. Когда Круг заметил меня, я похвалил его.

— Прекрасное выступление, Круг. Я впечатлен.

— Надеюсь, я убедил тебя.

— Конечно же нет. Как ты мог такое ожидать?

— Да, действительно, как я мог? — рассмеялся Круг. — Ты, наверно, счел увлекательным тот идеалистический вздор, который нес Хинц. Разве можно ожидать от командира юнгфолька чего-то иного, кроме романтического восхваления чести, долга, верности и тому подобного?

— К чему такой сарказм? Неужели ты пытаешься им оправдать свой собственной выбор военной карьеры?

— Мне ничего не нужно оправдывать. Если ты намекаешь на мое решение добровольно служить в люфтваффе, то, пожалуйста, я готов все объяснить. Я выбираю карьеру военного врача потому, что врачи нужны для того, чтобы зашивать раны таких, как ты, кому не терпится, чтобы поскорее сбылись его мечты о военной славе.

— Давай говорить честно, мы раньше почему-то не замечали твоих склонностей к медицине или других тому подобных гуманистических убеждений. Зачем же скрывать истинную причину? Ведь она всем очевидна.

— Если уж говорить начистоту, то какой вклад в дело победы готов внести ты? — парировал Круг.

Я на мгновение замешкался, переводя взгляд с него на моих одноклассников, которые не спускали с меня глаз. Ответ был готов, он уже давно сформировался в моем сознании, порожденный примером Филиппа, моими разговорами с ним, моим намерением сделать что-то необычное и вот теперь неожиданным желанием четко обозначить свою позицию. Почему бы не прояснить все именно сейчас, в эту минуту? К чему тянуть? Это стало делом самоуважения. Момент оказался самым подходящим.

— Я? Я пойду служить в войска СС.

Откровения

— Значит, ты решил пойти на службу добровольцем? Хорошо. Но почему именно в войска СС?

— Это трудно объяснить, — ответил я. — Я думаю, что это самое подходящее для меня место.

Мы с отцом сидели друг против друга за столом в большом зале ожидания железнодорожной станции Халльсштадт и потягивали из чашек горячий эрзац-кофе в окружении множества незнакомых людей, главным образом военнослужащих. Мы приехали поездом по небольшой частной железнодорожной ветке, обслуживавшей жителей Гарца и соединявшей Блессгейм с сетью имперских железных дорог. Отцу предстояло вернуться на фронт. На нем был мундир майора артиллерии. Выглядел отец по-прежнему: высокий, красивый, уверенный в себе, надежный во всех отношениях.

— Послушай меня, Иоганн. Я недавно разговаривал со своим давним товарищем, мы с ним раньше вместе служили. Он может устроить тебя в мой старый полк в Ганновере, если ты пожелаешь служить там. Это хороший полк со славным именем, «Шарнхорст», ты о нем слышал. В его рядах ты тоже сможешь честно выполнить воинский долг. Я был бы доволен, зная, что ты служишь там под присмотром уважаемых мною людей.

Обычно находящийся в бодром настроении, отец сейчас выглядит обеспокоенным. Его надежды на скорое окончание войны и возможность того, что его сыновья не успеют в ней поучаствовать, не оправдались. Его старший сын попал на Восточный фронт, где воюет наводчиком артиллерийского огня — не слишком безопасная должность, и вот теперь младший стремится попасть в не менее рискованное место. Он на личном опыте знал, что такое война в России, оставаясь прошлой зимой под Смоленском, где командовал автопарком своей части и ежеминутно подвергался смертельной опасности. Обычно сдержанный, во время отпуска отец обронил несколько слов, по которым я заключил, что события тяжелых месяцев, проведенных на Восточном фронте, посеяли в нем сомнения в благоприятном исходе войны.

Мне неожиданно сталь жалко его. Он заботливо относился к нам, когда мы, четверо, были маленькими детьми. В выходные дни он сажал нас в машину и отвозил на природу, где мы устраивали пикники или отправлялись в лес собирать грибы. По вечерам он по нашей просьбе брал в руки гитару и пел нам. Главным образом это были английские и австралийские песни, которые отец знал с детства. Мы были в полном восторге и выучили наизусть слова, не понимая их значения. Они имели веселые и грустные мелодии, но в те дни отец никогда не выглядел грустным. Не знаю точно, но, может быть, он просто старался на людях выглядеть бодрым и энергичным.

— Знаешь, — начал я, надеясь как можно скорее покончить с этим вопросом. — Я очень хочу служить в горно-пехотном полку, и это мой единственный шанс попасть туда. Ты меня понимаешь?

— Ты уверен, что тебе хочется именно этого? Может быть, ты не получишь ни гор, ни тех приключений, о которых мечтаешь. Поверь мне, война для пехотинца на передовой — дело очень опасное. А в тылу войска СС выполняют такие задания, в которых я не пожелал бы тебе участвовать. Почему же не пойти в приличный пехотный полк со славными боевыми традициями?