Артур Черный - Мир Всем Вам.

• Название: Мир Всем Вам.
• Автор: Артур Черный
• Жанр: Биографии и Мемуары

Когда на этой земле вновь наступит весна, я постараюсь все позабыть. Пусть прошлое оставит меня в покое, и больше не следует по пятам. Пусть память о прожитом перестанет наведываться в мой дом и приглашать в него мертвых. Я больше не хочу видеть их тени, они вечно оставляют следы. Да не на половицах, а сразу в душе. Я не желаю больше слышать об этой войне. Не хочу дружбы тех, кто делил со мной эти дни. Пускай они будут рядом, но не вспоминают Чечню. Я просто не могу жить с этим дальше. Пусть Бог поменяет мой путь. Пусть завтра начнется новая жизнь. Мерзавца или героя, отступника или пророка. Мне уже все равно, что ждёт впереди.

Теперь я хочу только одного: все позабыть.

Но до конца жизни не смогу этого сделать.

---

Оказалось, что наше добровольчество здесь никому не нужно. «Думаете, герои, да?! На войну приехали?!.. Хотите Родину защищать и деньги еще получать за это?!.. Да, видали мы здесь таких героев!.. От вас же скотиной несет! Вас же гноить здесь надо!..» — уже более откровенно признавался другой.

…Мы же не знали, когда подписывали свои контракты, что это всего лишь купчая на обычное рабство.

Потом начались строевые смотры. По нескольку раз в месяц, под палящим солнцем, под проливным дождем, от зари и до зари. Безумные и бестолковые смотры. Потому что, несмотря на всю свою помпезность, они все равно ничего не решали; мы продолжали ходить в обносках, продолжали жить в рваных палатках, продолжали роптать…

А потом нам отменили «боевые». Отменили подло и втихаря. И сказали об этом не раньше, чем через месяц. Мы были тогда на очередном выходе и, когда пришла эта весть, поначалу не знали что делать. Бросить оружие нам мешала только отдаленность от батальона. Кто-то из солдат, ездивших туда за пайком, описывал невероятные картины развала и хаоса: никто не желает служить, никого не собрать на построения, в расположениях взводов ни души, по всем палаткам без присмотра валяется оружие, некоторые уже избавились от камуфляжей, и щеголяют в гражданке, офицеры кричат: «Идет всё к черту!», и хлещут с солдатами водку, прилетает какой-нибудь борт — не пробиться, у вертолетов драки до крови, до выбитых зубов…

Мы еще не видели этого сами, не участвовали в этом, но теперь, когда к нам приходили командиры, и начинали что-то требовать, угрожать, а потом и просить, мы просто отворачивали лица: «Нам это не надо. Кому платят, тот пусть и воюет».

Мы уезжали из полнокровного, сильного соединения, а вернулись в какую-то бесформенную, аморфную, ни на что не способную массу. Батальон редел на глазах. Каждый, уходящий отсюда вертолет, опустошал его сразу на несколько взводов. За месяц от нас осталась едва треть. Это был самый настоящий бунт Армии! Никто не желал за гроши продавать свою жизнь. Чеченская — это не святая Отечественная! Это не Брестская крепость и не Сталинград! Насмерть стоять никто не будет. Нас уже продали здесь в прошлую войну. Чего же ждать от этой?!.

В этот месяц на крошечных посадочных площадках горной Чечни строились целые полки. Громадные толпы, которые больше ничто не держало здесь. Которые, наконец-то, оставляли свое военное рабство.

Они уезжали, а им завидовали. Черной ядовитой завистью. Завидовал все те, кто не мог уехать с ними, кто был привязан к этому батальону, к этой войне, к своему стажу, к своей работе. Кто знал в жизни только одно — много лет таскать на себе погоны и много лет ждать дня своей пенсии. И, если кто-то еще понимал уходящих, и тепло с ними прощался, то некоторые не могли смотреть на это без ожесточения. Некоторые командиры плевали в сторону своих вчерашних солдат, презрительно обзывая их «предателями» и «изменниками Родины». Порой отсюда невозможно было уехать без какого-нибудь «дембельского аккорда», неизбежных «трудодней», без каких-нибудь унизительных просьб. Кто-то пошел за характеристикой: «Напишите. В военный Институт поступать буду». А ему: «Как может предатель идти в офицеры?» Нашелся один майор, — Человек! — написал. Только вряд ли это помогло. Всех, кто уезжал, не дослужив, увольняли по отрицательной статье. Будто, действительно, кто-то из них торговал Родиной.

Теперь нам было уже не до боевых выходов, не до войны. Всё это сделалось таким редким, словно праздник. У нас едва хватало сил на охрану самих себя, имущества, техники. Если раньше в рейд шла отдельная рота разведки или пехоты, то теперь приходилось подниматься всему живому. Теперь со мной в горы шагал и тыл, и штаб и неповоротливые взвода обеспечения.

…Вот так кончился наш батальон. Выдохся, растерял силы, не удержал перебесившихся своих псов.

74-я Юргинская бригада… Сокрушающая гроза Чечни. Славные боевые традиции, победная летопись русского оружия. Время неустрашимых героев, время мрачных легенд и бескорыстных подвигов…

От нее ничего не осталось. Теперь всё это — только добыча прошлого.

Отстучали по земле молоты наших орудий, отходили по головам мечи нашего возмездия, оплакали русские и чеченские женщины своих сыновей.

74-я Юргинская… Это ведь не больше, чем сон. Настанет утро, и он уйдет, ее последний, обескровленный батальон.

…Все друзья возвращались в Россию. Уехал и мой брат.

Жаль, но мы не прошли с ним по трудным дорогам Чечни. Прошли, но совсем не так, как этого ждали, прошли следом друг за другом, но не вместе. В горы, по которым таскало меня, через неделю приходил и он, в аулах, где заставала его ночь, спустя месяц я начинал день. Мы так редко виделись с ним за эти месяцы, мы лишь несколько раз грелись у одного костра.

Нас разлучили еще в декабре, еще в первую минуту, как сел вертолет.

Я снова остался. Остался один, потеряв свой взвод. Меня перевели в другую роту, поменяли командиров и друзей. Но это уже ничего не решило. Я уже давно замкнулся в себе, давно не хотел никого видеть. Теперь, если ничто не отнимало у меня вечер, я брал автомат и уходил на пустую безлесную высоту. Она стояла далеко за линией батальона и, чтобы на нее подняться, нужно было израсходовать час.

Я проводил на ней целые вечера, просто наблюдая даль, не переживая о настоящем, не размышляя о будущем. Там было так легко, на этой высоте, куда каждый вечер приходили лучшие воспоминания прошлого. Они, словно птицы, слетались туда к закату, и подолгу сидели рядом, не торопясь ни в какую дорогу. Это было таким лекарством — не видеть вокруг себя людей, не слышать рядом их голоса. Чем чаще я ходил туда, тем меньше мне хотелось что-то менять в завтрашнем дне. Я знал: будет плохо утром, будет плохо днем, но вечером я вновь приду на свое место. Вечером ко мне снова придут воспоминания, вечером я снова обрету покой.

Иногда мне казалось, что я бы просидел на своей высоте целую жизнь. И, наверное, был бы счастлив. Наверное, она бы не прошла тогда даром, неудачная моя жизнь.

…А ночью всё чаще и чаще снится дом. Там ведь сильно так ждут. Пусть ничто не помешает и не обманет их надежд.

С гор задул суровый ветер,
Пробирает до костей.
День от чёрных туч не светел.
День рожденье без гостей.
День рожденье без улыбок,
Без торта и, без вина.
В пыльном воздухе кружится
Прошлогодняя листва.
Не одет я, не наряжен
В день обычный на войне.
День рожденье в камуфляже
На переднем рубеже.
Продувает, прям до сердца
свист на разных голосах.
Никуда уже не деться,
вот и вечер на часах.
В хмуром небе тучи, тучи
с горных кряжей всё бегут.
Хоть бы малый солнца лучик,
все тепла с надеждой ждут.
Ветер лица обдувает,
гонит с юга облака.
Только он пришёл поздравить
с днём рождения меня.

Сегодня мне исполнился 21 год.

Романтика больших дорог

Сегодняшний день:

…Я еще стоял вторую, третью ночь. Еще держался, еще не был безразличен к утру. Но больше так не могу! Такого рейда не было никогда. Днем мы ездим в нежилой чеченский поселок, где снимаем с брошенных домов пригодные листы шифера. Их грузят в машину и увозят в другой, близкий отсюда аул. Сколько за них дают, мы не знаем, и денег этих никогда не увидим. Мы не высыпаемся… Мы нарочно роняем и бьем при погрузке листы, поджигаем со злобы, стоящие во дворах сараи и стога сена. В первый день я автоматом пробивал в шифере дыры, но от этого расшатался приклад…

А потом мы делим пополам ночь. Бесконечную военную ночь…

И я не могу больше! Я не вижу причины, чтобы не спать. Даже собственная жизнь — и это не повод отогнать сон.

Пусто и тихо в нашем походном лагере. В разрушенном доме спит в одной комнате, измотавшийся за день взвод — горстка, не дождавшихся своего вертолета бойцов. Из сырой чащи леса сочится теплый весенний воздух. Ночь ведет ко мне цветные ясные сны, от которых уже не оторвать глаз. Над моим постом поднимаются корабельные мачты сибирской тайги — пахнущие смолой и медом, вековые могучие сосны. У голых ног, с которых сгинули сапоги, плещется теплая речная вода. Ангара!.. Светлая жемчужина Вселенной! Позабытая родина моего детства…

«Нет, мне нужно ее переплыть… Я уже совсем взрослый…» — шагаю я в воду, навстречу давней свой мечте. А она все также прозрачна, теплая речная вода. И даже на глубине я вижу под собой зеленые камни дна. И по ним, влекомые течением, медленно ползут толстые затонувшие бревна… Но от меня уже уходят силы. А он всё дальше и дальше, берег, к которому мне никогда не доплыть. Я тону молча, сложив на груди руки, оставив бесполезные свои трепыхания…