Вилли Фей - Танковые сражения войск СС

• Название: Танковые сражения войск СС
• Автор: Вилли Фей
• Издательство: Яуза; Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-32610-5

Они по праву считались элитой вооруженных сил Третьего Рейха.

Их величали «танковой гвардией» Гитлера.

Их бросали на самые опасные участки фронта.

Их боевой путь отмечен тысячами сгоревших советских, американских, британских танков…

Прекрасно подготовленные, вооруженные новейшей техникой, фанатично преданные фюреру, танковые дивизии войск СС отличились во всех решающих сражениях 1943–1945 гг. — от Харькова и Курска до Нормандии, от Арденн до Балатона и Берлина. Но ни храбрость личного состава, ни грозные «пантеры» и «тигры», ни богатый боевой опыт эсэсовских дивизий не могли предотвратить падение Третьего Рейха — лишь отсрочили неизбежную катастрофу.

Автор этой книги унтершарфюрер Вилли Фей в годы Второй мировой служил в 1-й роте 102-го тяжелого танкового батальона войск СС. 8 августа 1944 года он провел один из самых успешных в истории танковых боев, расстреляв из своего «тигра» № 134 колонну английских «шерманов» и подбив 15 из них. Всего за годы войны Фей уничтожил 80 танков противника, вошел в число лучших танковых асов Третьего Рейха и стал кавалером Рыцарского креста.

Его книга, основанная на личных свидетельствах и неопубликованных воспоминаниях немецких танкистов, которые Фей собирал много лет, считается одним из лучших исследований боевого применений танковых подразделений СС в годы Второй мировой войны.

Книга публикуется в новом переводе.

---

Накал и ожесточенность боев росли с каждым днем. Вечером 27 апреля мы вели бой у площади Бель-Альянс и ворот Рейхсканцелярии. В наш участок обороны входили две знаменитые берлинские улицы: Вильгельмштрассе и Фридрихштрассе. Ураганный огонь артиллерии по нам не ослабевал ни днем, ни ночью и не прекращался ни на секунду. Нас атаковали танки, обстреливавшие наши позиции, и советская пехота, пытавшаяся выкурить нас с помощью огнеметов. Бои шли повсюду: во дворах домов, на крышах. В ход шли винтовки, гранаты, штыки.

Горели и рушились дома. В небо поднимались огромные облака пыли. Дым и пыль душили и ослепляли нас. Видимость была не более полуметра. Наши истребители танков все время были настороже. Ни один танк не прорвался. Вильгельмштрассе была усеяна горящими танками, в которых рвались боеприпасы и топливные баки.

Не было ни дня, ни ночи — мы едва могли разглядеть небо. Была лишь тяжелая пелена тумана, в которой мерцали грозные отблески огня. Мы слышали гул обстрелов, треск пожаров, а по ночам, совсем близко, крики и плач женщин. От этого мороз пробирал по коже, заставляя нас вздрагивать сильнее, чем взрывы и пожары. По свидетельству бывшего бургомистра от социал-демократов Эрнста Ройтера, опьяненные успехом солдаты Красной Армии изнасиловали 90 тысяч женщин. Сражаясь за каждый разрушенный дом, мы встретили 1 мая в подвалах комплекса зданий РСХА. Над нами все было разрушено. На несколько дней в мое распоряжение было отдано около 100 полицейских чинов. Они сражались как простые солдаты и проявили большую храбрость. Я, будучи гауптштурмфюрером, командовал всеми этими штурмбаннфюрерами, оберштурмбаннфюрерами и штандартенфюрерами. То, как они шли в атаку с винтовками в руках, было достойно восхищения.

В этот первый майский вечер у нас был хотя бы один повод для чувства удовлетворения. Русские заявляли, что к 1 мая возьмут весь Берлин, но мы все еще были здесь.

Наши соседи справа все еще вели упорные бои за каждый клочок земли. Чтобы видеть в наступившей темноте, мы воткнули свечи в рождественские подсвечники. Прямо в подвале, в неровном свете восковых свечей, я вручил последние Железные кресты.

Мы уже утратили надежду и страх, даже чувство времени. Мы ощущали общую радость, радость единения товарищей по оружию и чувство безграничного доверия друг к другу. Награжденные были очень этим горды. Я никогда не забуду блеска их глаз, так искренне смотревших на меня, и тепла их рукопожатий. Они мечтали об этом с самого начала: получить Железный крест. За несколько дней до этого я занял позицию у окна с «панцерфаустом». Мои ребята оттащили меня со словами: «Дайте нам заслужить Железный крест!»

Утром 2 мая мы были в здании Министерства авиации. На нашем участке фронта наступило затишье. Приблизились несколько машин с белыми флагами. В них были русские в сопровождении немецких офицеров. Советские солдаты, мужчины и женщины, подъехали к нам и предложили сдаться. Майор люфтваффе сказал мне: «Все кончено. Капитуляция подписана. Теперь остается только сдаваться». Мы с солдатами быстро приняли решение. Мы собрались отправиться к Рейхсканцелярии, где располагался КП нашей дивизии. Избегая встреч с русскими войсками, мы шли по тоннелям метро. У станции «Кайзерхоф» все стало ясно: улицы были заполнены непрерывно сигналившими русскими грузовиками. Рейхсканцелярия оставалась безмолвной.

Вскоре нас взяли в плен под мостом у Потсдамского вокзала в Берлине, где мы скрывались в ожидании темноты, чтобы уйти в Потсдам. Там мы надеялись присоединиться к армии Венка.

Плен! Казалось, мир рухнул. Конвоиры обходились с нами без лишней жестокости, но повсюду царил экстаз победы, который таил угрозу для побежденных. Один из моих унтер-офицеров был убит пулей в затылок, прежде чем конвоиры успели этому помешать.

Нас загнали к поврежденным Бранденбургским воротам, где мы стояли и смотрели с тяжелым сердцем на парад победителей — сотни и сотни танков, украшенных красными флагами. Мы были раздавлены. Это была полная катастрофа. Мы были стерты, низвергнуты в пучину ничтожества и непроглядный мрак.

Я помню все этапы плена: внутренний дворик тюрьмы Моабит… здания из красного кирпича… первую ночь в качестве пленного… время, проведенное на земле, сидя спиной к дереву. Здесь я узнал о смерти Гитлера и Геббельса. На следующий день меня перевели в Зименсштадт. Городок был покинут. Вся мебель была выброшена на улицу. Через несколько дней я прибыл в лагерь в Финов. 26 апреля я был ранен в ногу, и мне было тяжело ходить. Русские отправили меня в городскую больницу, где я на себе испытал легендарную заботу немецких больниц, которую (в моем случае) проявили ворчливая старшая медсестра и две молоденькие медсестры, Герда и Ирмела. Меня окружала атмосфера дружелюбия и человеческого тепла.

Когда русские переводили лагерь на восток, они решили не брать меня с собой, и я вернулся во Францию. «Вас постигнет кара, достойная предателей!» Такой плакат встретил меня на границе. Через год, когда мое дело рассматривалось в суде, прокурор задал вопрос: «Вы сожалеете о своем поступке?» Я ответил: «Как вы думаете, если бы война закончилась по-другому, я бы пожалел? Если бы я сейчас сказал, что сожалею, это были бы слова труса или лжеца». Присяжные, почти поголовно коммунисты, не держали на меня зла. Их вердикт: двадцать два года каторжных работ вместо смертной казни был знаком уважения, как позднее сказал мне адвокат.

Через три с половиной года ворота тюрьмы распахнулись передо мной. Я вместе с группой заключенных был направлен на работы за тюремными стенами, в дом, принадлежавший Министерству юстиции.

В день моего освобождения собралась вся администрация тюрьмы, и мне предложили шампанское. Городской священник приехал на своем маленьком «ситроене» и ждал меня у ворот. Когда все формальности были соблюдены, один из служащих тюрьмы отвез меня на ближайшую железнодорожную станцию. Все они были искренне рады видеть меня на свободе. Столь теплое человеческое отношение на родине лишь усиливало мою радость от освобождения. Чувство свободы быстро стирало из памяти все трудности, которые пришлось преодолеть.

Берлин, 1945 год

Рассказ Карл-Хайнца Турка, унтершарфюрера 503-го тяжелого танкового батальона СС

После непрерывных боев в различных точках города (Замковый мост, мост Гертрауден, Рейхсбанк, Вальштрассе, Шпиттель-маркт и другие) 29 апреля я получил приказ пересечь Потсдамер-Плац в направлении вокзала Ангальтер и вступить в бой с русскими танками. Из-за развалин, мусора и свисавших со столбов проводов это оказалось непросто. Добраться до вокзала Ангальтер не удалось, так как уже по пути мы столкнулись с вражескими противотанковыми пушками и танками, которые открыли по нам огонь. Я приказал открыть ответный огонь и медленно отвел танк назад. Мы заняли позицию на Принц-Альбрехштрассе. Здесь нам удалось заставить вражеские танки держаться на почтительном расстоянии и даже поджечь несколько машин. Тем временем стемнело, и мы стали реже открывать огонь, чтобы не тратить снаряды. Мы не были уверены, что удастся пополнить боезапас. Артиллерия и пехота противника продолжали вести огонь. Поскольку приходилось постоянно отбиваться от вражеской пехоты, оба наших пулемета не умолкали.

Ночью со стороны Заарландштрассе доносился шум танков, и на рассвете можно было ждать сюрприза со стороны русских. Мы не ошиблись. С первыми лучами солнца загремели орудия русских танков. За ночь они отбуксировали подбитые машины, и их место заняли новые, готовые к бою. Мы стреляли с максимально возможной скоростью, но попаданием вражеского снаряда нам порвало гусеницу. После часового боя русские танки и противотанковые пушки смолкли, а мы лишились хода.

Обсудив положение с экипажем, я пешком отправился в Тиргартен за эвакуационной «пантерой», несмотря на сильный артобстрел. Мне повезло — единственной уцелевшей эвакуационной «пантерой» командовал мой бывший наводчик Лео Пиллер. На «пантере» мы отправились к Потсдамер-Плац, где под сильным огнем вместе с Пилле- ром подцепили «королевский тигр» с порванной гусеницей на буксир, чтобы оттащить танк в район Рейхсканцелярии. Через три часа мы починили гусеницу и снова вернулись на Заарландштрассе. Потом к нам подошли два офицера люфтваффе, которые попросили меня пройти вместе с ними в здание Министерства авиации, где располагался наш штаб. Радиосвязь уже давно прервалась. Вскоре мы прибыли на место, пробравшись через руины разбомбленных домов. Вражеская артиллерия продолжала бушевать, и мы провели больше времени в укрытиях, чем в пути. Командир батальона штурмбаннфюрер Херциг хотел узнать, почему я отвел танк в тыл на три часа. Рассказав ему обо всем, я бегом вернулся к танку. Мне было приказано найти подходящую позицию у Потсдамер-Плац и подготовиться к отражению атак с любого направления. Мы поставили тигр у входа на станцию метро «Потсдамер-Плац», за баррикадой, укрывавшей нас от осколков. Таким образом, наш борт был прикрыт, но при этом мы могли вести огонь во всех направлениях, поворачивая башню. С этой позиции мы открывали огонь по любой замеченной цели. Пулеметы раз за разом открывали огонь по поднимающимся крышкам канализационных люков, из которых время от времени пытались вылезти русские пехотинцы.