Алексей Поярков - Ликвидация. Книга первая

• Название: Ликвидация. Книга первая
• Автор: Алексей Поярков
• Издательство: РОСМЭН
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-353-02822-2

Он каждый день висит на волоске от смерти, чувствует за спиной ее леденящее дыхание. Смерть смотрит на него глазами воров, убийц и бандитов, она забирает его друзей, соратников и близких. Но он обязан выжить и для этого стал сыщиком, охотником, зверем, познав, что не всякий друг надежен, не всякий преступник — враг... Его знает вся послевоенная Одесса — подполковника уголовного розыска Давида Гоцмана, но лучше всех изучил его враг, главарь банды Академик, для которого избавиться от ненавистного мента — дело принципа.

---

Есть город, который я вижу во сне,

О, если бы вы знали, как дорог…

На сцену по одному выходили музыканты утесовского ансамбля, с ходу вступая в знаменитую песню, которую написали два одессита — поэт Семен Кирсанов и композитор Модест Табачников:

…У Черного моря явившийся мне

В цветущих акациях город!

В цветущих акациях город…

И зал дружно подхватил припев:

У Черного моря!..

К театру по ярко освещенной улице Ленина, грозно рыча моторами, медленно ползли крытые брезентом трехосные «Студебеккеры». Разворачивались, выстраивались в линию. Из машин молча выпрыгивали солдаты, вооруженные автоматами. Быстро, подчиняясь резким выкрикам команды и не обращая внимания на обомлевших одесситов, оцепили здание.

Из кабины головного грузовика выбрался старший лейтенант МГБ. Бегом пересек площадь, не глядя показал озадаченной билетерше у входа красное удостоверение и через минуту оказался в пустом фойе, куда смутно доносились звуки музыки и слитное, воодушевленное пение зала: «Брэ-э-эстская улица… На Запад нас вед-е-е-ет!»

Спустя еще несколько минут, предъявив любопытным чудодейственную красную книжечку, офицер проник в святая святых театра — за кулисы. Там, у пыльных колосников, уходящих на невообразимую высоту, стоял майор Максименко и смотрел на ярко освещенную сцену, где полновластно царил Утесов.

Артист как раз закончил знаменитую «Дорогу на Берлин», раскланялся, прижав руку к сердцу. И, пригасив жаркие аплодисменты рукой, заговорил:

— Где-то подо Львовом после концерта подходит ко мне молодой лейтенант: «Товарищ Утесов, скажите, а вы правда из Одессы?» Я удивляюсь — да, говорю…

Офицер почтительно наклонился к Максименко и что-то тихо спросил. Майор, не расслышав, недовольно сморщился, нетерпеливо замахал пухлой рукой в сторону буфета — туда, мол, иди. И снова превратился в слух, стараясь уловить то, что происходит на сцене, но застал уже финал репризы.

— …Представьте себе, мальчик, таки да! — закончил

Утесов, и сам засмеялся весело, и зал влюбленно подхватил этот простодушный заразительный смех…

В буфете тоже не было никого, кроме мрачной буфетчицы, начальника Управления военной контрразведки округа Чусова и военного прокурора Мальцова. Оба полковника, насупясь, пили теплый лимонад.

Старший лейтенант подошел к Чусову, бросил руку к козырьку, докладывая. Буфетчица навострила уши: как истинная одесситка, она не могла пропустить ни одной новости. Но в этот момент из зала донесся взрыв хохота, плавно переходящий в бурю восторга, — раздалось вступление к коронному одесскому номеру Утесова «Как на Дерибасовской, угол Ришельевской…». И слова старшего лейтенанта потонули в восторженном шуме.

Зал бесновался — не было в мире более одесской песни, чем та, которую собирался спеть Ледя Утесов. И Гоцман, не жалевший ладоней, успел шепнуть Кречетову, пока музыканты играли вступление:

— Сейчас уже многие думают, шо эта песня была в Одессе всегда… Так я тебе скажу, шо ее еще в четырнадцатом году вполне не было. Я ж был вот таким пацаном и отлично помню, шо сочинил ее Мирон Ямпольский…

— Я вас так уважаю, так уважаю, Дава Маркович, но нельзя же пудрить товарищу майору мозги, — похлопал Гоцмана по плечу сосед с заднего ряда. — Мирон сочинил только запев, а если б не два Яши, Ядов и Соснов, то не было б никакой песни… Кстати, шо у вас с носом?..

Гоцман хотел было возразить, но не стал, потому что Утесов запел.

На пол полиграфического цеха наконец спланировал из недр машины последний горячий лист, пачкающий руки свежей краской. И наступила неправдоподобная после нескольких часов непрерывного грохота тишина…

Точно такие же листы были в руках у офицеров Управления военной контрразведки, молча и быстро поднимавшихся по лестницам театра и занимавших позиции у входных дверей. В фойе растерянный донельзя администратор Шумяцкий что-то объяснял полковнику Чусову. Тот снисходительно кивал, поглядывая на часы.

Утесов, не сгоняя сердечной улыбки с покрытого потом лица, исполнял «Одесский порт». Гоцман слушал песню, напоминавшую ему детство, прошедшее в порту, Карантинную гавань, где прохаживались суровые гвардионы Карантинной роты, стояли корабли с красивыми иностранными флагами и пахло так непонятно, маняще — корицей, апельсинами, иногда вином… Он скосил глаза на Кречетова — интересно, как ему, неодесситу, эта песня?.. И тут же мгновенно забыл о концерте, потому что увидел, как по проходам между рядов партера растекаются, пригибаясь и стараясь привлекать как можно меньше внимания, вестовые. Их было много, может быть, несколько десятков.

Вестовые почтительно замирали у тех кресел, где сидели большие начальники со своими спутницами. И после маленькой паузы те, тоже стараясь быть незаметными, вставали со своих мест и пробирались к выходу.

«Шо за черт?» — успел подумать Гоцман, прежде чем заметил вестового, склонившегося к ним с Кречетовым.

— Товарищи офицеры, прошу вас срочно выйти в фойе! — прошипел вестовой.

— Шо, прямо сейчас? — недоуменно переспросил Гоцман. — А шо случилось? Война?..

— Это приказ! — прошипел вестовой и, сверившись с зажатым в кулаке списком мест, двинулся к следующему офицеру.

Чуть привстав, Гоцман присвистнул — зал покидало решительно все городское и военное начальство со спутницами. Зрелище было, прямо скажем, внушительное. Впереди всех, выпятив подбородок и ни на кого не глядя, шел первый секретарь обкома — Алексей Илларионович Кириченко, за ним, в точности повторяя выражение лица шефа, шествовал второй секретарь — Леонтий Иванович Найдек. Чуть отставая от обкомовцев, следовал председатель облисполкома Иосиф Гордеевич Горлов…

— Пошли и мы?.. — потянул Гоцмана за рукав Кречетов. — Приказ есть приказ.

Утесов между тем закончил песню. Но аплодисменты вышли уже не такими дружными. Примерно четверть зрителей отсутствовала, и еще четверть, толкаясь и переговариваясь, покидала помещение. Утесов, недовольно прищурившись, сложил руки на груди:

— Молодые люди!.. Я буду петь или вы будете ходить?..

Внятного ответа не последовало. В зале стоял недоуменный гул, причем недоумевали как остающиеся, так и уходящие, главным образом дамы. Утесов, обернувшись к своим музыкантам, негромко сказал им что-то, чего никто в зале не услышал. И легкой, почти танцующей походкой ушел за кулисы.

— Шо за дела?! — не выдержав, вскочил с седьмого ряда вор Федя Жердь. — Где концерт?!

— Утесов! У-те-сов!.. — заревели остающиеся, сначала скромно, потом в полный голос.

Но продолжалось это недолго. Вместо Утесова на сцену вышел высокий полуседой полковник с двумя рядами орденских планок на груди. Наиболее сообразительные из присутствующих вгляделись в погоны на плечах полковника и поняли, что дело пахнет керосином. Погоны были золотыми, с синими просветами и серебряными звездочками. Любой пацан в Одессе знал, что такие погоны носят в очень серьезном ведомстве, которое с недавних пор, точнее, с марта месяца называется МГБ.

— Театр окружен, — веско произнес Чусов, и отличная акустика, которая позволяла слышать даже сказанную шепотом фразу, донесла его слова до всех рядов оперного. — Всем приготовиться к проверке документов.

После секундной паузы театр взревел, и это был отнюдь не тот восторженный рев, которым встречали Утесова.

— У меня приказ!.. — Чусов усилил голос. — В случае сопротивления открывать огонь на поражение!..

Партер содрогался от топота множества ног. В проходы между креслами вливались десятки солдат с оружием на изготовку, слышались слова команды. Сам не соображая, что делает, Гоцман в длинном прыжке кинулся к выходу из зала, отшвырнул какого-то лейтенанта и бросился в фойе.

— Давид!.. Стой!.. — Кречетов повис у Давида на плечах, удерживая его.

— Ты знал?! — бешено вращая глазами, выдавил Гоцман и схватил майора за грудки. — Знал и молча-а-ал?!

— Это приказ. Жуков приказал лично…

В фойе показался Чусов в сопровождении Максименко. Гоцман отпустил Кречетова и, упрямо набычившись, двинулся на полковника.

— Стоять! — выкрикнул Максименко, выхватывая ТТ.

Гоцман только повел на него глазом. На лице и теле заныли ссадины, оставшиеся после ударов, полученных ночью…

— Отставить!.. — резко оборвал его Чусов, примирительно глядя на тяжело дышащего Гоцмана. — Давид Маркович, поймите же… Вы отказались арестовывать воров. Мы взяли это в свои руки…

— Ты слышал, шо он пел сейчас?! — забыв о субординации, выдохнул Давид. — Там люди плакали! Я за это немцам глотки на фронте рвал!.. Ты понимаешь это, моль?!!

— Отставить истерику, подполковник!.. — брезгливо бросил Чусов.

Сбоку, решив выслужиться, а может, поддавшись боевому настроению, подскочил Максименко. Но, видать, обучали майора драке только с беспомощным соперником. Давид легко ушел от удара следователя, и кулак майора саданул по воздуху. Зато ответный хук оценили все, кто присутствовал в фойе. Потому что был он проведен от души и грамотно. Максименко, скрючившись от боли, с воем покатился по мраморному полу. Солдаты, топтавшиеся у входа в зал, с интересом глазели на невиданное зрелище — драку милицейского подполковника с майором МГБ… Из толпы вырвался Якименко, готовый броситься на подмогу начальнику.