Эрнест Лависс - Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

• Название: Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая
• Автор: Эрнест Лависс
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: История
• Год: 1938

---

Руководящие тенденции английского общественного мнения в рассматриваемую эпоху еще не позволяли осуществить вторую часть этого проекта[208]. Принята была только первая часть, получившая название Акта о задолженных имениях (Encumbered Esiates Act). В своем урезанном виде этот закон, пожалуй, не заслуживал восторга, проявленного его автором, который предпринял даже специальное путешествие с целью обеспечить его применение. Старинные наследственные землевладельцы, которых традиционные связи со своими — также наследственными — арендаторами вынуждали к некоторой сдержанности, слишком часто уступали место пришлым спекулянтам, беспощадно эксплуатировавшим страну через посредство наемных агентов. Однако, в результате упомянутого акта или, быть может, вследствие строгих мер министра внутренних дел лорда Грея, число аграрных преступлений за двадцатилетний промежуток времени уменьшилось в десять раз.

Революция 1848 года и чартисты. Эти трудные годы, сопровождавшиеся столькими смутами как на Британских островах, так и на континенте, чуть было не омрачились войной между Англией и Францией, настолько страсти были возбуждены вопросом об испанских браках. Пресса была полна оскорбительных статей и карикатур по адресу Луи-Филиппа и членов его семейства, а в высших сферах Россель, раздраженный немногим менее Пальмерстона, совместно с Веллингтоном разрабатывал план национальной обороны.

Февральская революция в Париже произвела на английское общество не столь дурное впечатление, как можно было бы ожидать при других обстоятельствах. Но это стремительное низвержение либерального правительства, построенного по английскому образцу, этот внезапный прыжок из слишком тесной ограды цензитарного режима в «черную бездну» всеобщего избирательного права претили английскому национальному духу. Поэтому, в то время как вторая французская революция (1830), аналогичная английской революции 1688 года, оказала непосредственное влияние на конституционное развитие Англии, третья французская революция (1848), подобно первой (1789–1799), обусловила скорее движение в сторону реакции. Верхняя палата отказалась тогда допустить евреев в парламент: всякое новшество встречалось теперь с крайней неохотой.

Это настроение с особенной яркостью обнаружилось во время следующего инцидента: вождь чартистов, полусумасшедший депутат Фергус О'Коннор, созвал в Кенсингтонском парке митинг-монстр, чтобы отнести в парламент колоссальную петицию, покрытую, по его словам, более чем пятью миллионами подписей[209]. Правительство поспешило напомнить, что законом воспрещается подавать петиции скопом, и предложило всем желающим специальную, т. е. временную, констебльскую дубинку на 10 апреля. На этот призыв откликнулось 200 000 охотников, что придало добровольной полиции характер настоящей национальной демонстрации против космополитического революционного движения. Что касается чартистской демонстрации, то она попала в смешное положение, когда оказалась гораздо малочисленнее добровольных констеблей и когда под петицией были обнаружены такие подписи, как Деревянная Нога, Хлеб-и-Сыр, Веллингтон и принц Альберт[210].

В Ирландии движение носило более серьезный характер, но не приняло столь широких размеров. Смит О'Брайан без успеха напал на полицейский пост. В Шотландии несколько более серьезное восстание в Глазго также закончилось неудачей. И в своей речи 5 сентября королева могла сказать: «Сила наших учреждений подверглась испытанию и вышла из него не ослабленной. Я старалась сохранить для народа, вверенного моим попечениям, пользование той умеренной свободой, которую он умеет так хорошо ценить».

Пальмерстон и двор. «Civis romanus» (римский гражданин). Происходившие на континенте события, сначала революционные движения, а затем торжествовавшая с 1849 года реакция, встречали неодинаковую оценку в английских высоких сферах: министерство иностранных дел и двор смотрели на вещи с диаметрально противоположных точек зрения, причем Россель не знал, что ему делать, находясь между радикализмом своего коллеги в европейских вопросах и консерватизмом в тех же европейских вопросах своей государыни. Пальмерстон ставил свой европейский радикализм выше своего английского консерватизма: «Пример Франции, — писал он, — взбудоражит все наше население, не участвующее в выборах, и вызовет вопли о расширении избирательного права, закрытой баллотировке и тому подобных пагубных вещах. Все равно, до поры до времени я кричу: да здравствует Ламартин!» Это восхищение длилось недолго, так как французская конституция 1848 года показалась ему «нежизнеспособной», но он по прежнему сохранял решительную враждебность ко всем попыткам королевской реставрации и выражал все большую симпатию президенту. Он оказывал также поддержку революционерам других стран, даже после подавления восстаний, и с удовольствием смотрел на слет эмигрантов в Лондоне.

Королева, недовольная его замашками, напоминавшими скорее диктатора, чем министра, обратилась к нему с следующим меморандумом, который первоначально сохранялся в тайне: «Королева требует, чтобы лорд Пальмерстон, во-первых, определенно указывал, что именно он предлагает в каждом данном случае, дабы она знала, чему она дает свою королевскую санкцию. Во-вторых, она требует, чтобы санкционированные ею мероприятия произвольно не извращались и не видоизменялись министром. Подобные поступки она впредь будет рассматривать как отсутствие чистосердечия по отношению к короне и полагает, что будет иметь право, в силу своей конституционной власти, наказать министра увольнением от должности. Она желает получать сведения обо всем, что происходит между министрами и иностранными послами, раньше чем воспоследуют какие-нибудь важные мероприятия, основанные на этих отношениях, желает во-время получать доставляемые из-за границы депеши, заблаговременно видеть копии ответов, подлежащих ее утверждению, дабы она имела возможность как следует ознакомиться с ними прежде, чем они будут отосланы». Этот документ имеет весьма важное значение в истории царствования королевы Виктории.

В том же году Пальмерстон пережил величайший из своих триумфов по части шовинистического красноречия. Уже давно он косился на греческое правительство, по его мнению, раболепствовавшее перед Россией и Францией. Он поднял страшный шум из-за Пасифико, состоявшего под английским покровительством гибралтарского еврея, дом которого был разграблен толпой в Афинах. Этот инцидент повел к дипломатическим осложнениям. Пальмерстон не только требовал уплаты вознаграждения потерпевшему, но занял угрожающую позицию, чуть было не закончившуюся общеевропейской войной. Во время дебатов, вызванных в палате этими действиями министра, он произнес экспромтом пятичасовую речь, заключение которой было встречено с энтузиазмом: «По примеру древних римлян, которые полагали, что слога Civis romanus sum (я — римский гражданин) обеспечивают им всеобщее уважение, англичанин, в какой бы стране он ни находился, может быть твердо уверен, что Англия повсюду следит за ним бдительным оком».

Трения на церковной почве. За последние двадцать, и особенно за последние десять лет, англиканская церковь уже не имела ни прежних привилегий, ни прежнего внутреннего мира. Католики еще в большей степени, чем диссиденты, воспользовались падением старых загородок. Они вербовали прозелитов в высшем обществе, а известная группа англиканцев, не сливаясь окончательно с католиками, приблизилась к ним в форме религиозного движения, получившего название «пюзеизма»[211]. В 1850 году папа рассудил, что пришло время открыто назначить католических епископов. Это вызвало сильнейшую реакцию в Англии.

Лорд Джон Россель и английский народ усмотрели в этом официальном установлении католической иерархии посягательство на права королевы и государственного протестантского епископата. Издан был в 1851 году оставшийся, впрочем, мертвой буквой закон, признававший недействительным всякое назначение этого рода и всякое дарение в пользу католических епископов. Королева, недовольная этим шумом, писала: «Я всегда, была и всегда останусь искренней протестанткой, но меня огорчает дух нетерпимости, проявленный столь большим числом моих подданных на общественных собраниях». Первый министр впоследствии объяснял, что он хотел только оградить национальную иерархию от всяких дальнейших покушений.

Кризис и всемирная выставка (1851). Во время обсуждения этого платонического закона чуть было не разыгрался министерский кризис. За последнее время землевладельцы и арендаторы добивались восстановления хлебных законов. Сельские тори, по прежнему руководимые Дизраэли, потребовали, чтобы министерство пришло на помощь сельскому хозяйству, т. е. попросту восстановило покровительственные пошлины. Этой цели они не достигли, но им удалось добиться резолюции в пользу расширения избирательного права в сельских округах. Россель подал в отставку, но так как его противники оказались не в состоянии образовать кабинет, то он снова взял бразды правления в свои руки.