Эрнест Лависс - Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая

• Название: Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая
• Автор: Эрнест Лависс
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: История
• Год: 1938

---

Выборы 1864 года дали либеральной партии много новых депутатов, в том числе философа Джона-Стюарта Милля. Фракция, руководимая Врайтом, усилилась, равно как и фракция, руководимая Гладстоном.

Всемогущему министру Пальмерстону трудно было бы справиться с новой палатой. Но счастливая звезда избавила его от этого испытания и пресекла его поприще в самом разгаре популярности. Крепкий восьмидесятилетний старик, который еще за несколько дней галопом скакал на коне, внезапно стал слабеть, немного похворал и умер.

III. Вторая реформа и великое либеральное министерство (1865–1872)

Перестройка партий и успехи рабочего движения. Парламент, личный состав которого был в значительной степени обновлен, вернулся к традиционной, но скомпрометированной расколом 1846 года системе двух больших, мощно организованных и дисциплинированных партий, либеральной и консервативной. Великим вождем прогрессивной либеральной партии безусловно сделался бывший «пилит» Гладстон, под руководством которого подвизался фритредер Брайт рядом с новыми деятелями, как Форстер и Стансфильд. В верхней палате на защиту либеральных принципов выступали старик Россель и герцог Аргайль — два славных представителя старого вигизма. Торизм, располагавший огромной силой в палате лордов, где им руководил граф Дерби, значительно усилился в палате общин, где во главе консервативной партии стоял Дизраэли. К ней примыкали такие депутаты, как сэр Стаффорд Норткот, Хэг Кэрнс, Гетарн Гарди и лорд Роберт Сесиль — будущий маркиз Сольсбёри.

И, однако, это была уже не прежняя Англия. За последние двадцать или двадцать пять лет численность и сила рабочего класса одинаково выросли. Наступил момент, когда следовало бы по необходимости предоставить людям физического труда официальное место в старом конституционном здании и отменить оскорбительные и репрессивные законы, еще тяготевшие над ними. Эти две формы прогресса рабочего класса— прогресс экономический и прогресс политический — были тесно связаны между собой, и каждая форма одновременно являлась и причиной и следствием.

С 1844 то да эволюция нравов и законодательства совершалась в пользу рабочих. Начав лучше одеваться и питаться благодаря росту заработной платы, начав даже (вещь прежде небывалая!) откладывать сбережения на черный день, рабочие таким образом облегчали задачу общественной благотворительности и судебных установлений; за двадцатилетие число лиц, наказанных по суду или требовавших вспомоществования, уменьшилось на целую треть. А с 1832 года число цензитарных избирателей низшего разряда возросло также на одну треть.

Рабочие союзы (1832–1871). Мы уже видели[223], как мало сочувствия к народу и к беднякам проявляли средние классы, в руках которых очутилась власть после первой парламентской реформы. Буржуазия, промышленная и всякая иная, а также отражавшее ее интересы либеральное правительство объявили в 1833 году, что всякий рабочий союз представляет собой противозаконное сообщество заговорщиков. Дело шло о подавлении тред-юнионизма, организованного Робертом Оуэном в федерацию масонского типа[224].

Со времени проведенных сэром Робертом Пилем реформ рабочие мирно улучшали свое положение путем соглашений с хозяевами[225]. Но прежде всего они хотели столковаться между собой по ремеслам и районам, затем объединить различные профессиональные и районные союзы, и этой цели им удалось достигнуть вопреки воле господствующих классов. Все разумные государственные люди признавали, что наступило время предоставить широким слоям рабочего класса парламентское избирательное право.

Министерство Росселя — Гладстона и избирательная реформа. Раньше чем приступить к разрешению вопроса первостепенной важности, либеральное министерство должно было реорганизоваться. Эта операция, произведенная с большим трудом, имела скоропреходящий характер. Премьером сделался престарелый граф Россель, министром иностранных дел — Кларендон; Гладстон остался министром финансов, а в палате общин руководящая роль досталась Форстеру, Гошену и Лайарду. Тронная речь обращала внимание парламента «на изменения, которые надлежит внести в избирательное законодательство, дабы укрепить наши свободные учреждения и способствовать повышению благосостояния страны».

Но проект Гладстона не отличался достаточной широтой как раз в той области, которая нуждалась в реформе. Понижение ценза не было настолько значительным, чтобы допустить к избирательным урнам большое число рабочих. Эти полумеры раздражали всех понемногу и вызывали дробление партий на фракции, ни к чему не приводившее и порождавшее только смуту в умах. Противники демократии рукоплескали суровым речам Лоу, который, сам будучи перебежчиком из либерального стана, объединил вокруг себя других перебежчиков, испуганных победным шествием масс. «Как некогда Давид в пещере Адулламской, — сказал ему Врайт, — вы обратились с призывом ко всем недовольным». Либеральные диссиденты получили кличку адулламитов. В конце концов билль был провален, и кабинет пал в результате поправки, внесенной одним министерским депутатом.

Третье министерство Дерби — Дизраэли и агитация. В последний раз красноречивый граф и честолюбивый романист бок о бок становились у власти, роковым образом вынужденные сделать тот самый шаг, за который они так страстно упрекали некогда Роберта Пиля, а именно — порвать с традициями консервативной партии.

Поскольку часть консервативного кабинета и в том числе его глава упорно пытались закрывать глаза на эту необходимость, публика[226] решила дать им наглядный урок. Началась агитация в пользу избирательной реформы, носившая на этот раз более пролетарский, чем буржуазный характер, и организованная сначала в Лондоне, а затем во всех графствах секретарями тред-юнионов. Митинг в Трафальгарском сквере объявил палату, избираемую меньшинством населения, нарушением духа конституции, заклеймил ту надменность, с которой иные консерваторы или лже-либералы говорили о рабочем классе, и потребовал предоставления избирательного права всем совершеннолетним мужчинам, имеющим постоянное местожительство.

Так как правительство имело бестактность воспротивиться второму собранию, назначенному в Гайд-парке, то народ взломал решетки, и Лондон на несколько часов принял вид города, охваченного восстанием. Министры, вместо того чтобы упорствовать в своей ошибке, предпочли с уважением отнестись к старинным шумным вольностям[227].

Вторая избирательная реформа (1867). Дизраэли, которого преклонный возраст и усталость графа Дерби делали фактическим главой кабинета, понимал смысл народного волеизъявления. В течение некоторого времени он забавлял палату и всю страну посредством остроумного приема, состоявшего в том, что министерство до поры до времени не вмешивалось в дебаты, выжидая, пока идейное брожение приведет к какому-либо определенному результату. Не зная заранее, каков именно будет этот результат, Дизраэли на всякий случай держал в кармане несколько проектов, с тем чтобы в нужный момент вытащить наиболее подходящий («проект № 1», «проект № 2», «проект № 3»). Оказалось, что проект, который он в конце концов навязал и либералам и своим друзьям консерваторам, по своему либерализму далеко оставлял за собой все вносившиеся дотоле предложения, если не считать всеобщего избирательного права радикалов и чартистов. Поэтому карикатуристы изображали Дизраэли в виде жокея, обгоняющего на своей лошади «Reform» жокея Гладстона и даже жокея Брайта и берущего таким образом первый приз. Эти карикатуры вполне соответствовали истине. Ограничения падали одно за другим, и в окончательном своем виде закон, хотя и оставивший неприкосновенными главные основы английской избирательной системы, все же создал английскую, прежде всего рабочую демократию.

Действительно, с одной стороны, сохранилось различие между городским и сельским населением, причем то и другое было представлено в парламенте далеко не равномерно: 125 депутатов от графств представляли 12 миллионов человек, тогда как 158 депутатов — 7 миллионов; 230 депутатов от небольших городов представляли 3 миллиона человек, а 130 депутатов от крупных городов — 11 миллионов. Многие обитатели страны, в особенности большинство сельского населения, лишены были избирательного права. С другой стороны, последние «гнилые местечки» были уничтожены в пользу графств и возросших городов.

Даже в сельских округах понижение ценза до 12 фунтов арендной платы для краткосрочных арендаторов и до 5 фунтов для собственников или долгосрочных арендаторов увеличило число избирателей на одну треть. А в городах предоставление избирательного права всем лицам, уплачивающим налог для бедных или вносящим за квартиру не менее 10 фунтов в год, увеличило число избирателей втрое.