Эрнест Лависс - Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

• Название: Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815
• Автор: Эрнест Лависс
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: История
• Год: 1938

---

Англичане уже овладели большинством французских колоний: Антильскими островами, Гвианой, Сенегалом. В 1810 году они захватили остров св. Маврикия (Иль-де-Франс). 11 апреля] 809 года на рейде острова Экса англичане нападают на французский флот и сжигают 6 кораблей и 2 фрегата. Боровшаяся в то время с Наполеоном Австрия ждала от англичан решительной диверсии в северной Германии, где она рассчитывала поднять «войну народов». Новое британское министерство не собиралось направлять свои усилия на столь отдаленные цели. Оно намерено было захватить врасплох Антверпен[25] и разрушить порт, который, по выражению Наполеона, являлся «пистолетом, направленным в сердце Англии», а затем, пользуясь недовольством голландцев, которое разделял даже король Людовик, — взбунтовать батавские провинции и, быть можете поднять Бельгию и север Франции. Снарядили 40 кораблей, 36 фрегатов и многочисленные транспорты, посадили на них тридцатитысячный экипаж и 40 000 солдат. Экспедиция высадилась на острове Вальхерен, захватила порт Батц (3 августа) и осадила Флиссинген. В отсутствие Наполеона, занятого австрийской кампанией, Фуше мобилизовал национальную гвардию, военный министр Кларк отправил жандармерию и резервы. Едва овладев Флиссингеном (16 августа), англичане застали Антверпен готовым к обороне; Шельда уставлена была батареями, 100 000 французов, бельгийцев и голландцев находились под ружьем. Англичане стали отступать, потеряв 10 000 человек в Вальхеренских болотах и бросив Флиссинген, который был покинут своим гарнизоном (23 декабря).

Вальхеренская экспедиция, подробностей которой мы приводить не будем, не удалась в значительной мере по вине Кэстльри, вообще очень хорошего администратора. При назначении руководителя всей этой операции он, в силу своих аристократических симпатий, остановился на лорде Чатаме. Это был более чем посредственный выбор. По недостатку заботливого отношения к людям он отнесся небрежно к санитарным предосторожностям, столь необходимым при высадке в нездоровой местности. Результаты произведенного по этому поводу расследования оказались столь неблагоприятны для престижа Англии, что протоколы палаты и специальной комиссии служили пищей для французского Монитера в течение всех первых месяцев 1810 года.

Последствия этого дела уже несколько расшатали правительство. Два подлинных вождя его, воспитанники Питта и участники его управления — Каннинг и лорд Кэстльри — давно уже недолюбливали друг друга. Аристократ, производивший на Уильберфорса впечатление «существа с холодной кровью», и живой, пылкий сын актрисы не могли ладить друг с другом. Разногласия по основным вопросам политики усилили эту антипатию. Оба были различного мнения даже насчет лучшего способа вредить Наполеону: Каннинг настаивал на диверсии в Испании, Кэстльри требовал ведения большой войны непосредственно против империи Наполеона. Попытка осуществить последнюю потерпела на берегах Шельды самую плачевную неудачу. Разногласия обострились; каждый отстаивал свои замыслы. Каннинг надумал заменить своего соперника старшим Уэльслеем, который не замедлил бы оказать широчайшую помощь своему брату на Пиренейском полуострове; Кэстльри, оскорбленный тем, что, не предупредив его, повели переговоры о его удалении, вызвал министра иностранных дел на дуэль. Оба, чтобы драться на пистолетах, вышли в отставку. Поединок не имел серьезных последствий, кроме временного ухода обоих противников.

Министерство Персиваля (1809–1812). Старый герцог Портленд пытался путем неловких замалчиваний как-нибудь затушевать это дело, но своими действиями только способствовал распространению всякого рода слухов и толков. Удрученный этой дуэлью, которая возмутила короля, к тому же совсем больной, он удалился от дел и вскоре умер. Вместе с ним исчезло подходящее подставное лицо, и соперничество Персиваля и Каннинга на верхах торийской партии предстало в неприкрытом виде. Ни один из соперников не шел на компромиссы, предлагавшиеся другим для того, чтобы сделать возможным раздел управления страной между ними; ни один не желал служить под верховенством другого. Каннинг, уже скомпрометированный дуэлью, надолго повредил себе своей несговорчивостью. Его современник Уильберфорс и наш современник Спенсер Вальполь сходятся на том, что если бы Каннинг удовлетворился тогда вторым местом, то занял бы в 1812 году первое; сам он никогда не мог простить себе этого. Лорд Сидмут и другие не пошли навстречу предложениям Персиваля, который с трудом составил себе довольно посредственный кабинет. Самым выдающимся из его товарищей был маркиз Уэльслей — своего рода азиатский самодержец[26], мало пригодный к парламентской жизни, особенно будучи у кого-нибудь под началом. Два с половиной года министерства Персиваля были самыми трудными за всю наполеоновскую эпоху: со времени Венского мира (1809) до похода Великой армии к Неману Англия была совершенно изолирована. За это время мы можем лучше всего изучить двойную оппозицию — вигов и радикалов, так же как и денежный и промышленный кризис, вызванный континентальной блокадой.

Старые и молодые виги. Долгое господство торизма прервано было лишь на короткое время, но и этого было достаточно для оживления вигов. Им приходилось, пожалуй, скорее жалеть об ораторском таланте и великодушии Фокса, чем о его компрометирующем и неловком руководстве. Действительно, у них не было вождя в палате общин, так как граф Грей после смерти своего отца стал пэром[27]. Шеридан не мог рассчитывать занять его место; этого нисколько от него и не скрывали; наступала тягостная для него старость. Не только беспорядочная его жизнь, но и известная независимость взглядов, столь же враждебная Наполеону, как и независимость ториев, видимое раздражение по отношению к друзьям, настолько сильное, что в 1811 году он отсоветовал принцу-регенту образовать министерство вигов, — все эти действия, хорошие или дурные, способствовали его обособлению, лишали его популярности.

В 1812 году Шеридан утратил свое депутатское место, а тем самым и парламентскую неприкосновенность, — последние дни его жизни были омрачены преследованиями, которым он подвергался со стороны своих кредиторов. Так печально кончил последний представитель величайшего поколения ораторов, каких когда-либо слышал британский парламент.

Оставались еще люди моложе Шеридана, но свидетели той же эпохи — Уайтбред, Тирни и Уиндгем: первый со своим гуманным либерализмом, второй — страшный своим жестоким сарказмом, третий, прославившийся резкостью, с которой обрушился на виновников Вальхеренского предприятия, и своим религиозным свободомыслием, которое делало из него полу вига, как и в дни его юности. Уиндгем вскоре стал жертвой самоотверженности, с которой он действовал во время пожара. Так как другой полувиг, Гренвиль, теперь заседал в палате лордов, то оппозиция в палате общин требовала нового вождя и новых талантов. Действительно, аристократические привычки вигов не могли мириться с таким лидером, как Тирни, человеком очень богатым, но сыном простого купца. А потому лидером сделался Понсонби, из знатной ирландской фамилии. Отметим здесь огромное влияние англо-ирландцев[28] со времени унии: они дают лондонскому парламенту выдающихся вождей обеих партий — Понсонби и Кэстльри — и двух величайших ораторов этих партий — Грэттана и Каннинга. Можно было сказать по этому поводу: «Graecia capta femm victorem cepit» (завоеванная Греция завоевала дикого победителя).

Как раз в это время маленькая Шотландия, давшая Англии великих писателей, дала ей и двух талантливых парламентских представителей. В самом деле, Хорнер и Брум были уроженцами Эдинбурга — города, где они вместе с Джефри основали осенью 1802 года знаменитое Эдинбургское обозрение — влиятельный орган либералов в обеих странах. Впрочем, они были совершенно различного склада: Хорнер — экономист, защитник свободной торговли, знаток финансовых дел, к которому очень прислушивались, несмотря на скромное его происхождение; Брум — образованный адвокат, столь блестящий, что возбуждал зависть, и это затруднило начало его карьеры. В ту пору он уже боролся против рабства, нападал на никуда негодные мероприятия совета, направленные против американской торговли, клеймил дурное поведение принца Уэльского по отношению к жене, принцессе Каролине. Уже тогда он вполне заслуживал иметь своим девизом прекрасные слова Ривса: «поборник всяких прав, мститель за все несправедливости».

Наконец, сэр Самуэль Ромильи. Его слава, — а отчасти и слава протестантской Франции, колыбели его предков, — состоит в том, что он ввел элемент гуманности в английское уголовное уложение. Его пребывание в Женеве и Париже, его продолжительный адвокатский опыт, его недавний кратковременный служебный опыт в качестве главного солиситора внушали ему ужас к законам, устанавливавшим смертную казнь за малейшие проступки. Сделавшись депутатом, он начал вносить билли о реформе в этой области, которые с трудом принимались его коллегами, а потом отклонялись лордом Эльдоном. Но Ромильи снова брался за работу с не меньшим упорством и расчистил отчасти путь для задуманной им реформы, которая была осуществлена лишь после его смерти.