Эрнест Лависс - Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815

• Название: Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815
• Автор: Эрнест Лависс
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: История
• Год: 1938

---

В Испании снова сформировались инсуррекционные войска; гверильи всюду тревожили французские колонны и истребляли их по частям; героическое и свирепое сопротивление Сарагоссы показало, как опасна эта испапская война.

Турция ускользала из-под влияния Наполеона: видя, что в Тильзите и Эрфурте ее принесли в жертву, потрясаемая периодически смутами, она сблизилась с Апглией и заключила с нею договор о Дарданелах (5 января 1809 г.), который положил конец разногласиям между этими двумя государствами и воскресил британское влияние в Константинополе[45]. Набег боснийцев грозил опасностью французским владениям в Иллирии.

Всюду поддерживая врагов Франции своими субсидиями, Англия возвещала грандиозную высадку на французском побережье и намечала для этого Антверпен. Словом, Англия,

Испания и Австрия составили новую коалицию, счетом пятую; кроме того, образовался тайный союз между этими державами, с одной стороны, и Пруссией, германскими народностями и всеми европейскими аристократиями — с другой. Еще ни разу Империи не грозило такое яростное нападение.

Отложение России. Наполеону представлялся случай испытать боевую ценность союза с Россией, который он рассчитывал сделать своей главной опорой. Александр не сумел предупредить войну; примет ли он по крайней мере открытое участие в ней? Если Россия возьмется за оружие, если Александр выполнит обязательства, принятые им на себя в Эрфурте, — это сократит войну и несомненно приведет ее к выгодному для Франции окончанию. Правда, Россия была занята борьбою со Швецией: в Финляндии и на Ботническом заливе еще продолжались военные действия; но как раз в это время в Стокгольме вспыхнула революция (13 марта 1809 г.)[46]; Густав IV был низложен, и на престол возведен безвольный Карл XIII. Этот переворот ускорил заключение мира; последний был заключен в Фридрихсгаме и санкционировал присоединение Финляндии и Аландских островов к России (17 сентября 1809 г.). Кроме того, Россия все еще воевала с Персией и Турцией: на Дунае ее войска возобновили военные действия, прерванные в предыдущем году, и старались вынудить у Порты уступку дунайских княжеств соответственно Эрфуртскому соглашению. Тем не менее Россия располагала достаточными силами, чтобы оказать французам в высшей степени существенную помощь: диверсия в Галиции или Венгрии, поставив Австрию между двух огней, отвлекла бы ее назад к востоку и парализовала бы ее стремление к Рейну.

Но двинется ли Россия? Наполеон прилагал все усилия, чтобы склонить ее к этому. Его недавно найденная переписка с Коленкуром проливает яркий свет на этот период; она свидетельствует о том, что сначала Наполеон совершенно искренно старался избежать войны, и показывает, как остро он в момент взрыва ощущал нужду в посторонней помощи и какое большое значение придавал содействию России. Эта переписка — не что иное, как ряд настойчивых, упорных, горячих призывов. В пламенных выражениях он заклинает царя отозвать своего посла из Вены и двинуть свои войска в пределы Галиции; он назначает ему свидание под стенами Вены и предлагает ему долю в своей славе. «Неужели император (Александр) захочет, чтобы его союз оказался бессильным и бесполезным для общего дела? Вы хорошо знаете, что я не боюсь ничего. Но я в праве ожидать, что Россия для блага союза и спокойствия мира будет действовать решительно», — писал Наполеон Коленкуру.

Для достижения этой цели он рад обещать все, взять на себя всякое обязательство: он предлагает теперь me заключить соглашение с Россией, которым были бы подробно определены и ограничены результаты войны; он готов сузить свои притязания; он ничего не возьмет себе при разделе Австрии. «Можно будет разъединить три короны Австрийской империи… Когда это государство будет таким образом разделено, мы сможем уменьшить численность наших войск; заменить эти всеобщие наборы ставящие под ружье чуть не женщин, небольшим числом регулярных войск и упразднить таким путем систему больших армий, введенную покойным прусским королем (Фридрихом II). Казармы превратятся в дома призрения, и рекруты останутся у сохи… Если желательно будет и после победы гарантировать неприкосновенность австрийской монархии, я дам согласие на это, лишь бы только она была вполне разоружена». Во всяком случае, можно заключить соглашение по вопросу о будущей судьбе австрийской Польши.

Александр не потребовал ни одного из этих обязательств, обещал Наполеону самое широкое содействие, но решил помогать ему только для вида и вести с Австрией чисто фиктивную войну. Он не постеснялся даже предупредить австрийцев о своих намерениях. «В знак своего полного доверия император сказал мне, — писал Шварценберг, — что в пределах человеческой возможности будут приняты все меры с целью избегнуть враждебных действий против нас. Он прибавил, что находится в странном положении, так как не может не желать нам успеха, хотя мы и являемся его противниками». Русским войскам, которые должны были действовать в Галиции, приказано было избегать по возможности всяких столкновений, всяких неприязненных действий, и самое выступление их в поход было с умыслом сильно замедлено.

Эта двойственность поведения Александра привела к роковым последствиям. Покинутый своим главным союзником, Наполеон еще раз благодаря своему гению восторжествовал над всеми препятствиями; но при заключении мира с Австрией и дележе добычи он должен был за счет России, которая так плохо ему помогала, вознаградить варшавских поляков за их преданное содействие: лучшую часть Галиции пришлось отдать этим храбрецам, заплатившим за нее своею кровью. Польша, восстановленная наполовину, тотчас делается для Александра предметом непрекращающихся подозрений, и разрыв с Россией является прежде всего следствием кампании 1809 года, кампании, которой Наполеон[47] не желал, но которую он вызвал своей, не знавшей удержа, насильственной и коварной политикой. За свои грубые посягательства на независимость народов в 1808 году Наполеон в 1809 и 1810 годах потерял преимущества, приобретенные им по Тильзитскому договору. Испанский поход, порожденный, по существу дела, союзом с Россией, привел к уничтожению этого союза; он повлек за собой Еойну с Австрией, а эта война, снова подняв вопрос о Польше, в свою очередь привела к войне с Россией; таким образом, байоннские события в конечном итоге привели Наполеона через Мадрид и Вену в Москву.

ГЛАВА V. ПЯТАЯ КОАЛИЦИЯ. ВОЙНА С АВСТРИЕЙ. 1809

Причины образования пятой коалиции; озлобление Австрии. Неизбежность войны 1809 года была предрешена еще Пресбургский миром. Изувечив Австрию, но не сокрушив ее окончательно, Наполеон внушил ей страстную жажду реванша. Не посоветовавшись с ней, он ограбил Пруссию, создал в Германии несколько новых государств для своих братьев и своих вассалов, подчинил Италию своей власти, присвоив себе Тоскану и папские земли, низложил королей португальского и испанского и купил союз с Россией обещанием дунайских княжеств. Австрия не только оплакивала прекрасные провинции, утраченные ею в 1805 году; ей пришлось примириться с новыми опасными политическими переменами в Германии и Италии, с неопределенно большим ростом французской и русской монархий. Эти тяжкие удары, непрерывно следовавшие один за другим, казалось, предвещали ее близкую гибель. Если бы она молча и покорно согласилась на все захваты, совершенные Наполеоном в последние три года, это было бы для нее равносильно самоубийству. Под страхом гибели она должна была протестовать с оружием в руках. Поэтому она деятельно готовилась к новой войне. Эта война сильно расстроила честолюбивые, планы Наполеона: она заставила его покинуть Испанию в тот момент, когда он рассчитывал закончить покорение ее. Вопреки его жалобам на вызывающее поведение Австрии, он сам сделал эту новую войну неизбежной.

Стечение обстоятельств казалось выгодным для врагов Наполеона. Терпение народов, подвластных его военной тирании, было истощено. Испания уже показала, на что способен народ, охваченный отчаянной решимостью отстоять свою независимость. Германия также, невидимому, пробуждалась. Тугендбунд всюду простирал свои ответвления — в университетах и в армии. В Тироле подготовлялось обширное восстание. На севере в разных пунктах готовы были вспыхнуть частичные возмущения. Пруссия не могла примириться с мыслью стать третьестепенною державою и тайно интриговала в Петербурге. Мелкие медиатизованные немецкие князья, лишенные своих владений и фактически приравненные Наполеоном к французским эмигрантам[48], подстрекали венский двор начать войну в надежде вернуть свои владения. Австрийские патриоты уже давно работали за кулисами. Граф Стадион, сменивший Кобенцля на канцлерском посту, и эрцгерцог Карл, преемник Коллоредо в качестве военного министра, занимались реорганизацией армии. Было создано территориальное ополчение, которое должно было служить резервом для активной армии; ополченцы должны были обучаться в праздничные дни и раз в месяц собираться отрядами (указ 12 мая 1808 г.). Чехия и Венгрия вотировали субсидии на содержание этого ландвера (Landwehr). Дамы высшей аристократии вступили в ряды «вербовщиков ландвера»; императрица собственноручно вышивала ленты к его знаменам. Сам император, казалось, пробудился от оцепенения, так как опасался, чтобы Наполеон не вздумал низвергнуть его династию подобно династии испанских Бурбонов. Он послал в Петербург Шварценберга, будто бы для переговоров о женитьбе одного из эрцгерцогов на сестре царя, а в действительности — чтобы склонить Александра выступить против Наполеона. Пока у Наполеона были связаны руки его бесконечной войной с испанцами, Австрия рассчитывала, двинув за Инн многочисленные войска, вызвать отход от него немецких князей. «Ваши немецкие братья, стоящие теперь в неприятельских рядах, страстно ждут своего освобождения», — говорил эрцгерцог Карл своим солдатам. В другой прокламации он писал: «Наше сопротивление — последний якорь спасения для Германии; борясь за себя, мы боремся за нее. Под верховенством Австрии Германия была независима и счастлива; только при помощи Австрии она может вернуть себе независимость и благоденствие». «Наступление встретит ничтожное сопротивление; народ как нельзя более расположен в нашу пользу», — писал Стадион.