Эрнест Лависс - Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815

• Название: Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815
• Автор: Эрнест Лависс
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: История
• Год: 1938

---

Награды; Почетный легион. Наиболее прославленных своих соратников Наполеон сделал князьями, как Бертье, Массена, Даву, Нея, Бернадотта; Ланн не получил этого титула, потому что умер слишком рано. Другие стали герцогами, графами или баронами. С каждым таким титулом были связаны денежные дотации, выплачиваемые отчасти французской казною, отчасти из пятнадцатипроцентного фонда с доходов той территории, по которой был получен данный титул. К жалованию, возраставшему с каждым чином, присоединялась пенсия, назначаемая различным кавалерам ордена Почетного легиона. Бертье получал до 1 354 945 франков годового дохода, Массена — более миллиона, Даву — 910 000, Ней — 628 000, Дюрок — 270 000, которые после его смерти перешли к его дочери, Савари —162 000, Себастиани — 120 000, Рапп — 110000, остальные — в таких же размерах. В вечер дня битвы при Эйлау каждый из приглашенных к императорскому столу нашел под своей салфеткою билет в 1 000 франков. Наполеон много требовал с каждого, но умел и щедро оплачивать преданность себе. И все-таки он пожал одну только неблагодарность, потому что все эти маршалы, герцоги и графы, так хорошо обеспеченные денежно, получившие все и уже больше ничего не желавшие, в конце концов потеряли охоту рисковать своей жизнью: в 1814 году они жадно ухватились за представившийся случай оставить поля сражений.

Личное влияние Наполеона на армию. Если большинство высших военных чинов покинули Наполеона в дни несчастья, то офицеры низших рангов и солдаты сохранили непоколебимую верность ему. Он умел, как никто, проникать словом в сердца своих сподвижников и возбуждать в них энтузиазм; никому не приносили столько жертв до самого конца, как ему. Он был для них как бы живым богом войны, непогрешимым и всеведущим гением, одно присутствие которого обеспечивало победу. Его прокламации и бюллетени Великой армии справедливо считаются идеальными образцами военного красноречия. Он умел отличать смиреннейших за подвиг, часто награждая их на самом поле битвы, иногда снимая с себя для этого орден и прикрепляя его к груди солдата; иной раз он покроет своим плащом раненого, дрожащего в лихорадке, или не потревожит сон молодого барабанщика, прикорнувшего у печки до прихода императора.

Он заранее узнавал имена солдат, с которыми хотел говорить, чтобы с первого слова называть их по имени, вследствие чего они были уверены, что император лично знает каждого из них. Часто он после победы производил в офицеры старых неграмотных сержантов, которым вслед затем скоро давали отставку, пока они еще не успели обнаружить своей неспособности[27]. Непрестанно заботясь о поддержании бодрого настроения в своих войсках, он не менее радел и об их питании и здоровье. Он обходит бивуаки, пробует солдатскую похлебку, дружески треплет солдат по щеке или шутя дерет за ухо. Его прогулка по лагерю и иллюминация последнего накануне Аустерлица много раз описаны. Казалось, никакая усталость, никакая рана не могли сломить этих железных людей. Ко времени возвращения из Египта Рапп имел уже двадцать две раны, Удино — тридцать шрамов, его тело походило «на решето», но он умер восьмидесяти лет. Марбо за шестнадцать лет службы получил с дюжину ран, в том числе несколько тяжелых, но они не искалечили его и не пошатнули его железного здоровья. После сражения при Сомо-Сиерра Сегюр, признанный неизлечимым лейб-хирургом императора Юваном, думал только о том, чтобы умереть с достоинством. За исключением нескольких высших военачальников, в наполеоновской армии вплоть до Ватерлоо нерушимо царили благороднейшие из военных добродетелей: самоотречение и готовность принести жизнь в жертву долгу.

Дисциплина наполеоновской армии. Однако в этой полной азарта жизни, где беззаботное веселье сменялось ужаснейшими лишениями, дурные страсти разгорались не менее хороших. Дисциплина в Великой армии быстро ослабела. «Что можно сделать, — пишет граф Сегюр, — против течения, увлекающего всех? Известно, что непрерывные победы портят всех — от солдата до генерала, что слишком частые форсированные переходы расшатывают дисциплину; что в этих случаях раздражение, вызванное голодом и усталостью, а также неисправность в раздаче пайков, обусловленная спешкой, поощряют всяческие излишества: каждый вечер солдаты принуждены разбегаться, чтобы добыть все, что им нужно для жизни, и так как они никогда ничего не получают из казны, то у них развивается привычка все брать самим. После чудес Иены и Фридланда нашим солдатам пришлось беглым шагом пройти 500 миль и тотчас по прибытии на место драться. Их жизнь представляла собою как бы одно сверхъестественное усилие преодолеть утомление и опасность, после чего грабеж, как один из результатов победы, казался им их законным правом. Слишком стеснять их в этом отношении значило бы обескуражить их. Да и то сказать: требуя от человека многого, надо кое-что и простить ему».

Впрочем, пример шел сверху. Все выскочки нового режима были одержимы ненасытным сребролюбием; в их среде царили грубость нравов и то презрение к закону, которое свойственно людям, привыкшим видеть неизменное торжество силы над правом. Тьебо чистосердечно рассказывает, как он провозил контрабанду под носом у таможенных чиновников, как саблей ударил по руке несчастного сборщика таможни, осмелившегося заглянуть в его карету, и как был за взятку оправдан военным судом. В начале континентальной блокады Массена в несколько месяцев нажил продажей пропускных свидетельств 6 миллионов франков; правда, Наполеон конфисковал эти бесчестно нажитые деньги, и Массена не посмел жаловаться. Сульт вынудил у монахов богатого аббатства Санкт-Пёльтен крупную военную контрибуцию и, чтобы замаскировать это лихоимство, не постеснялся загубить целую дивизию изнурительным форсированным переходом, во время которого отставшие и больные сотнями падали по дороге. Позднее, во время своего проконсульства в Андалузии, он награбил множество драгоценных произведений искусства, как, например, ту картину Мурильо, которую он, будучи уже министром, продал Луврскому музею за баснословную цену. Мюрат был только безобидно смешон; он наряжался, как красивая женщина: за время одного только прусского дохода он выписал из Парижа перьев на 27 000 франков.

Несмотря на эти темные пятна, Великая армия в высокой степени обладала отвагой, преданностью и чувством чести — качествами, присущими французской расе. Наполеон на некоторое время возвысил француза над средним человеком. Он насытил Францию военной славой. Поэзия войны — это поэзия обездоленных[28], поэтому-то наполеоновская эпопея до сих пор дорога народу. Но если Наполеон рисуется воображению молодым богом войны, то не следует забывать и того, что это был бог смертоносный, разрушавший все, к чему прикасался. Он принес в жертву своему честолюбию целое поколение людей, шесть-семь миллионов человеческих жизней, из которых четвертая часть — французы, и, что важнее всего, он внушил иностранцам ненависть к прекрасному имени Франции и вызвал ту страшную жажду мести, от которой она страдает еще и поныне.

II. Третья коалиция: Австрия и Россия (1805)

Честолюбие Наполеона; присоединение Генуи (1805). Превращение Французской республики в Империю являлось угрозой для Европы. Говорили, что Наполеон выбрал титул императора, не желая встревожить Францию именем короля. «Никто не принял бы умиротворения, предложенного от имени короля… Соображаясь с настроением нации, Наполеон и принял титул императора» (герцогиня д'Абрантес). Он сделал это скорее для того, чтобы, опираясь на титул императора, извлечь из него то широкое толкование понятия власти, которое заключено в нем: в глазах Европы со словом «империя» связывалось представление о римской державе, господствовавшей над всем миром. Именно такое историческое представление об империи имел Наполеон, и это представление он пытался осуществить на деле, став императором. Он заставил папу помазать себя на царство, того самого папу, у которого он впоследствии отнял Рим. Он владел Ахеном и иногда избирал его своею резиденциею, подражая Карлу Великому. Сюда он заставил Франца II австрийского прислать письмо, в котором тот признавал новую французскую Империю. Подобно Карлу Великому он уже видел у своих ног, кроме Франции, расширенной до Рейна, западную Германию и северную Италию. Ему недоставало еще Генуи; между тем он торжественно обязался перед державами более не увеличивать французской империи. 4 июня 1805 года императорским декретом было провозглашено присоединение Генуи и Лигурии. Европа справедливо опасалась честолюбия нового императора. Россия и Швеция отказались признать его.

Сопротивление Англии; второй Булонский лагерь. Еще до этого началась война с Англией. Мортье с одним корпусом занял Ганновер почти без единого выстрела. Наполеон не обольщал себя надеждой, так жестоко обманувшей Людовика XV, что оккупация Ганновера заставит англичан еложить оружие. Но это была новая добыча, которую можно было бросить кому-нибудь из дружественных князей, обнаруживших готовность поддержать новый режим во Франции. Притом Наполеон готовил Англии более прямой удар. Подобно Цезарю и Вильгельму Завоевателю он хотел высадить свои войска в самой Англии, чтобы осилить своих непримиримых врагов на их собственном острове. Как и перед Амьенским миром, во всех бухтах Па-де-Кале были собраны эскадры транспортных судов. В портах Сангатта, Виссана, Амблетёзы, Булони, Этапля и Вимёре кипела необычайная деятельность. Множество инженеров, кораблестроителей, арматоров и лоцманов работали над оборудованием доков и устройством пристаней, строили, переделывали и вооружали по-военному шлюпки, большие рыболовные суда и другие корабли, годные для перевозки армии в тихую погоду с одного берега пролива на другой.