Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

• Название: «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса
• Автор: Ежи Климковский
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5396-0

Поручик Климковский, назначенный летом 1941 г. адъютантом генерала Андерса, наблюдал деятельность польского руководства собственными глазами — и написал об увиденном максимально честно. Описания интриг в руководстве Польской армии в СССР порою воскрешают в памяти зарисовки Макиавелли, порою — повествующие об алчности и предательстве страницы средневековых хроник, порою — сцены из театра абсурда. Но изложенные в воспоминаниях факты практически буквально подтверждаются рассекреченными только в последнее время документами — в отличие, например, от воспоминаний самого генерала Андерса, полностью недостоверных.

Сегодня, когда история Второй мировой войны стала ареной для политических боев, когда во всех мыслимых и немыслимых грехах принято обвинять СССР, нам полезно вспомнить подлинную историю польско-советских отношений в годы войны. Потому что никто не сделал для разрушения этих отношений больше, чем само польское руководство.

И воспоминания поручика Ежи Климковского — хорошее тому подтверждение.

---

И вот наступил долгожданный момент: наша спутница, показывая глазами на реку, дала понять, что мы приближаемся к условленному месту. Усиленно забилось сердце. На том берегу была Румыния. Первая цель нашего длительного и трудного путешествия была здесь, рядом. Машина замедлила ход, и наша покровительница сказала:

— Прыгайте тут. Счастливого пути!

Мы поцеловали ей ручку, а с шофером обменялись крепкими рукопожатиями и через минуту оказались в ледяной воде. Река была мелкая (вода не доходила нам даже до пояса), но быстрая, и это затрудняло движение. Из-за скользких камней мы ежеминутно теряли равновесие. Когда мы добрались до противоположного берега реки, которая в этом месте имела около сорока метров ширины, машина повернула обратно. Дочь лесничего на прощанье помахала нам платочком, мы в ответ поклонились. Автомобиль ушел, а мы устремились к лесу.

Здесь была уже Румыния.

Сейчас, много лет спустя, все это кажется простым и легким, но сколько мы тогда пережили, может представить себе только тот, кто сам совершал подобные путешествия!

Мы все больше углублялись в лес. Горная дорога была крутой, и идти по ней было очень тяжело. Со всех сторон нас окружали высокие хвойные деревья. Ни патрулей, ни пограничной охраны — вообще ни одной живой души. Мы решили добраться до нашего ближайшего консульства в Черновицах. Богданович благодаря многочисленным знакомствам еще в Польше заполучил себе румынскую визу, поэтому ему ничто не грозило. Я же, не имея визы, мог быть задержан местными властями.

За несколько часов ходьбы мы удалились от границы, вероятно, километров на пять. Подошли к какому-то горному лугу, на котором виднелось несколько домов, а так как мы чувствовали усталость и голод (было около двух часов дня), то решили войти в одну из хат, отдохнуть и чего-нибудь поесть. Кроме того, следовало разузнать, где мы находимся и далеко ли отсюда до Черновиц. Мы вошли в дом, стоявший немного в стороне от других. В типичной горной хате, крытой дранкой, состоявшей из одной большой комнаты и кухни, мы застали хозяина, его жену и двоих детей. Им достаточно было бросить на нас беглый взгляд, чтобы определить, что мы нездешние. Мы объяснились с ними на ломаном украинском языке. Они дали нам овечьего сыру, немного мамалыги и молока. Подкрепившись и отдохнув несколько часов, мы двинулись дальше. Хозяин вызвался проводить нас до ближайшего шоссе, проходившего в каких-нибудь четырех километрах. Там можно было нанять телегу или ехать дальше по железной дороге. До Черновиц было километров восемьдесят. По пути мы собирались заехать в Глыбокую, где двоюродные сестры Богдановича, Скибневские, владели именьицем.

По тропинке, петлявшей по горным склонам, покрытым густым лесом, мы добрались до шоссе. Не прошли и полкилометра, как на ближайшем мосту нас задержал военный патруль. Вообще на шоссе было полно румынских солдат, обозов, кухонь и т. д.

Это румыны укрепляли свою границу. Перед военными властями всякие уловки были напрасны. Пользы от хитрости никакой, а повредить она, пожалуй, могла. Поэтому мы без обиняков рассказали, что идем из Польши и держим курс на Черновицы, а по дороге хотели завернуть в Глыбокую. Поместье и его хозяева были хорошо известны в окрестностях. Нас отвели в стоящий в стороне домик, где размещались румынские офицеры. Они приняли нас весьма вежливо — видно, здесь уже привыкли к таким путешественникам, как мы. Разговор проходил без затруднений, так как один из них хорошо владел французским, а этот язык неплохо знал Богданович. Я же мог объясниться на русском языке, которым сносно владели несколько румынских офицеров. Они составили протокол нашего допроса и заявили, что в соответствии с приказом обязаны направить нас в штаб полка. Предупредили, что мы не являемся арестованными, но в связи с объявленным чрезвычайным положением они должны задерживать каждого иностранца и направлять его на допрос. На военной повозке с унтер-офицером мы поехали в штаб полка, располагавшийся в небольшом городке в десяти километрах. Такой оборот нас, пожалуй, устраивал. Попрощавшись с офицерами, мы двинулись в дальнейший путь. До места назначения добрались только вечером.

В штабе полка нас провели к дежурному офицеру, который, ознакомившись с рапортом, направил нас еще к одному офицеру, вероятно, из румынской разведки, повторившему допрос. Выяснив все, что его интересовало, он заявил, что мы будем отправлены в Черновицы, в штаб дивизии, так как существует такой порядок. Затем провел нас в какую-то комнату, где стояли две кровати, а дежурному офицеру приказал выставить охрану у окна и у дверей. Как оказалось, мы были задержаны до выяснения за нелегальный переход границы, который влечет за собой привлечение к уголовной ответственности. Однако офицер, сообщивший нам это, был предупредителен и вежлив. Когда мы сказали, что хотели бы поесть, он пошел с нами в ресторан. Мы объяснили, что у нас нет румынских денег, а есть лишь польские злотые. Он спросил, есть ли серебро. Стефан показал ему пять злотых в серебре. Офицер взял эти деньги и дал нам как бы в обмен пятьдесят лей, сказав, что этих денег не только хватит на ужин, но еще и останется. Как выяснилось позже, за пять злотых в серебре всюду давали сто пятьдесят лей. Однако тогда мы этого не знали и были ему даже благодарны. После ужина в полупустом ресторане мы вернулись в свою комнату, у которой уже была выставлена охрана. Мы были впервые задержаны таким образом. Это походило на арест. Однако нас это совершенно не расстраивало. Настроение было хорошее. Мы легли и уже через минуту спали крепким сном. Никто нас не будил и не мешал спать. Поднялись около восьми часов утра. Примерно в десять начали напоминать о завтраке, расспрашивали о нашей дальнейшей судьбе, но безрезультатно — нам ничего не отвечали и никого к нам не впускали. Из комнаты выйти постовые тоже не разрешали. Положение становилось немного неприятным и неясным. Наконец, около двенадцати часов пришел унтер-офицер и отвел нас в канцелярию, в ту самую, где вчера нас допрашивали. Офицер, с которым мы ужинали, передал нас капралу жандармерии, сказав, что еще сегодня после обеда нас отвезут в Черновицы. Мы так обрадовались этой вести, сулившей нам какую-то перемену, что даже совсем позабыли о голоде. Прикомандированный к нам капрал был молодой парень лет двадцати. Его тоже радовала поездка в Черновицы. Он повел нас на находившийся в двух-трех километрах жандармский пост. Там никто нами не заинтересовался. Нас оставили в садике около дома, предупредив, чтобы мы никуда не отходили. Место было красивое. Кругом возвышались крутые, почти отвесные лесистые горы! Мы с интересом рассматривали представший нашему взору пейзаж. Выехать мы должны были в пять часов, чтобы в семь прибыть в Черновицы. Наш конвоир несколько раз заглядывал к нам. Купил нам хлеба и колбасы и больше нами особенно не интересовался. Когда мы рассказали ему, что в Глыбокой у нас есть родственники и что мы хотели бы им сообщить о своем прибытии в Румынию, он ничего определенного не ответил, так что мы не знали, согласится ли он задержаться на станции, чтобы мы могли известить родственников Богдановича. В конце концов мы пообещали ему пятьдесят лей, если он задержится с нами в Глыбокой до следующего поезда, и он согласился. Около пяти часов пошли на железнодорожную станцию, находившуюся совсем близко. Конвоир купил билеты, и мы поехали дальше. Примерно через час поезд прибыл в Глыбокую. Мы вышли вместе с жандармом из вагона и направились в сторону поместья, расположенного в километре от станции.

Вот и усадьба родственников Богдановича — довольно старый дом, окруженный большим тенистым парком. Навстречу нам выбежали две барышни. Одна — совсем молоденькая девушка, почти подросток, с длинными, светлыми, как лен, косами, но смуглая, почти как Зося из «Пана Тадеуша», а вторая — чуть постарше, блондинка. Узнав Стефана, сестры очень ему обрадовались. Меня также приветствовали сердечно и с радостью. Поднялись наверх, где нас представили хозяйке дома, как раз принимавшей гостей — многочисленных родных и знакомых. От пани Кристины (старшей сестры Богдановича) мы узнали, что можем спокойно ехать в Черновицы, ибо у их семейства отличные отношения с властями и нам ничто не угрожает. Она пообещала завтра поехать вслед за нами и поставить в известность обо всем консула Буйновского, резиденция которого находилась в Черновицах. Заверила, что сама позаботится о нас. Как я узнал позже, это была очень толковая и деятельная девушка, полная энергии и желания всячески помогать полякам.

После ужина мы стали подумывать об отъезде, чтобы не опоздать к следующему поезду на Черновицы. Большая компания проводила нас на станцию. Жандарм получил обещанные пятьдесят лей и обильный ужин, так что имел все основания быть довольным.

В Черновицы мы прибыли в первом часу ночи. Местные жители принимать нас на ночлег не хотели. Кончилось тем, что после нескольких часов шатания мы пошли ночевать в гостиницу.