Свен Хассель - Фронтовое братство

• Название: Фронтовое братство
• Автор: Свен Хассель
• Издательство: Вече
• Жанр: О войне
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2356-7

И снова Свен и его товарищи, бойцы штрафного танкового полка вермахта, прибыли на родину — лечиться от ран. И снова они видят, как безжалостная военная реальность, столь же страшная, сколь и привычная на передовой, вторгается в «мирную» жизнь их страны. Фронты разваливаются, люди звереют и проявляют самые темные стороны своей души. Окончание Второй мировой войны не за горами. Но что за человечество вылепится в ее горниле? И так ли важно, кто одержит победу? Эти и другие вопросы задает в своем очередном романе-бестселлере знаменитый писатель-фронтовик С. Хассель…

---

Через ельник мы прошли, не оглядываясь. И остановились только далеко внизу, возле старого моста через пересохший ручей. Молча улеглись в кусты и смотрели на горный коттедж, залитый лучами утреннего солнца.

Оберштурмфюрер вошел в дом, за ним два эсэсовца. Одним из них был рослый обершарфюрер, державший автомат, будто хлыст.

В доме они пробыли долго, но мы ничего не слышали. Несколько эсэсовцев улеглись на траву и стали играть в карты и кости. Казалось, они ждут опаздывающего поезда.

— Наш друг лейтенант Штиф хорошо спрятался, — сказал Порта.

— Будем надеяться, достаточно хорошо, — нервозно ответил Старик. Он покусывал мундштук своей трубки.

— Скоро увидим, — сказал Легионер. — Аллах знает, Аллах видит все.

Малыш пустил свою фляжку по кругу. У него хватило предусмотрительности наполнить ее шнапсом. Мы пили большими глотками. Порта с Легионером тоже наполнили свои фляжки. Мы опорожнили их все. Осмелели. Захотели увидеть кровь. Малыш плюнул на куст.

— Собаки, дерьмо вонючее! — ругнулся он. — Давайте перестреляем их.

И постукал пальцами по рожку автомата. Штеге пожевал губами.

— Давай, в самом деле, Старик, — хрипло предложил он.

Старик покуривал трубку.

Росистое утро огласил протяжный, мучительный крик. Мы инстинктивно поползли прятаться понадежнее. Малыш облизывал горлышко пустой фляжки.

— Плохо спрятался старый еврей, — вздохнул Штеге.

Раздался еще один вопль. Знакомый нам по концлагерям и тюрьмам.

— Интересно, что они там делают, — прошептал Брандт.

— Медленно убивают его, — грубо ответил Легионер, приводивший огнемет в боевое положение и надевавший форсунку. — В горах Риф мы всегда мстили, когда черные резали наших на куски.

И взглянул испытующе на Старика, лежавшего за кустом, глядя на коттедж.

Легионер хотел сказать еще что-то, но успел произнести только первый слог.

Эсэсовцы вышли с Герхардом Штифом. Он полз на четвереньках в своей полосатой робе. И непрерывно стонал. Они пинали его. В такое холодное утро все звуки хорошо слышны. Набираются громкости у свежей бодрости утра, раздаются чисто, без посторонних звуков. До нас отчетливо доносились глухие удары, когда Герхарда пинали эсэсовцы. Мы услышали, как они сломали ему руку — раз, другой. Потом третий. Слышны были только звуки, напоминающие треск веток в морозную ночь, и приглушенные, но пронзительные стоны пытаемого человека.

Каждая подробность неизгладимо врезалась в наши сердца. С каждым новым стоном мы становились чуть ближе к безумию.

Эсэсовцы что-то сделали с его лицом. Он упал.

Рослый обершарфюрер наклонился к затихшему Герхарду Штифу. В руке его блеснул нож.

Мы знали, что последует. Мы это уже не раз видели, и все-таки нас всегда потрясал издаваемый крик. Протяжный, неописуемый, когда тело выгибается дугой. Почти мертвое тело с воплями поползло рывками по тропинке.

Эсэсовцы положили его головой на колоду. Оберштурмфюрер взмахнул топором лишь дважды. Кровь забила длинной струей.

Тихое утро теперь оскверняли только их шутки и смех.

Потом они вырыли яму в навозной куче, бросили в нее тело и отрубленную голову.

Эсэсовцы построились. Команда — и они скрылись среди елей, распевая: «Еврейская кровь заструится рекой».

Штеге громко всхлипывал. Малыш рычал, а Старик сказал чуть ли не просительно:

— Будьте благоразумны!

Но Легионер прошипел:

— Çа c'est la Légion! Мы будем безумны, как люди в горах Риф.

Его вспышка ярости распространилась, будто лесной пожар. На остальное потребовались всего секунды. Эти волки столкнутся с еще более крупными — во главе с марокканской собакой-волком.

VI. Месть

Убийство может оказать очищающее воздействие.

Мы не верили, но попробовали и убедились.

Тот, кому предстояло умереть, упал. Он елозил по земле руками и ногами. Кровь смешивалась с землей, грязь текла по его лицу. Он громко плакал. Глаза его были закрыты.

Легионер пнул его в рот, потому что он простонал: «Хайль».

Скорчась, он замер, уткнувшись лицом в пыль, постепенно спекавшуюся от крови и пота.

Солнечный свет медленно всползал по горному склону, чтобы стать зрителем затянувшегося убийства из мести.

Перед тем как мы привязали его к березе, Брандт оторвал ему ухо.

Заключенные в Аушвитце[67] обрадовались бы, узнав, как умер этот человек.

Его мертвое тело катилось по склону. Задержалось на миг на уступе. Мы стали швырять в него камнями и палками, чтобы сдвинуть с места.

Тело покатилось снова. Казалось, оно крутит сальто. Наперегонки с ним катились куски дерна и камешки. Замерло оно в таком положении, что воронам будет трудно выклевать глаза.

Мы укрылись и стали ждать убийц Герхарда. Звучит это парадоксально, но мы предвкушали, как будем убивать. Ожидание напоминало сочельник — вот-вот распахнется дверь и внесут большую елку. Только мы были по-волчьи свирепыми.

Штеге плакал. Среди нас только он был чистым душой. Порта яростно ругался. Малыш красочно, с помощью широких жестов описывал, что сделает с эсэсовцами, когда они попадут ему в руки. Ломал прутики и разрывал стебли.

Легионер бормотал мусульманские проклятья.

Место, где мы укрылись, представляло собой природную крепость, смертоносную ловушку для эсэсовцев, подходивших туда. Нам требовалось только нажимать на спуск, как на стрельбище.

— Это будет мятежом, — заметил Брандт, водитель вездехода, постоянно высасывавший дупло зуба.

— Я хочу оскальпировать это эсэсовское дерьмо, — сказал сидевший на дереве Хайде. Он должен был предупредить нас, когда эсэсовцы появятся в ельнике.

— Нет, брат Юлиус, это предоставь мне, — решительно заявил Порта, целуя длинный боевой нож.

— Вы совсем спятили! — воскликнул Старик. — Неужели не представляете себе последствий?

— Трус ты, — бросил Порта. И плюнул на тропинку далеко внизу. — Никто из этих гадов не вернется домой пожаловаться мамочке. Еще до наступления вечера вороны будут лопаться от обжорства.

— Отведем душу, щелкая их, верно, мальчики? — цинично выкрикнул Малыш, устанавливая броневой щиток на пулемет.

— Осел, — раздраженно прикрикнул Старик. — Не понимаешь, что мы планируем убийство?

Мы разинули рты.

— Убийство, говоришь? — заорал Порта, забыв, что звук в горах далеко разносится. — А чем, по-твоему, мы занимались последние четыре года? Может, объясните нам, достопочтенный герр фельдфебель?

Он глумливо засмеялся и с презрением плюнул.

— Глупец! — сердито бросил Старик. — До сих пор мы убивали только врагов, не соотечественников.

— Врагов? — зарычал Порта. — Может быть, твоих. У меня нет врагов, кроме эсэсовских ублюдков.

— Ах ты, тупой осел! — негодующе воскликнул Старик, поднимаясь из окопа, который вырыл вместе со мной и Штеге. И замахнулся автоматом на Порту, лежавшего на уступе над нами. — Ты, мой мальчик, очень забывчив. Жаль, что я не могу носить такие же шоры. Позволь слегка освежить твою память. Помнишь солдат НКВД, которых мы беспощадно убивали в Бобруйске? Помнишь, как в Киеве ты, Малыш и Легионер резали глотки команде смертников? Забыл боснийцев и женщин из огнеметного взвода[68]? Может, еще заявишь, что забыл партизана Бориса с его бандой? Но, может, это были твои друзья? В таком случае ты очень странно проявляешь дружеские чувства! Я уж не говорю о пехотинцах на высоте семьсот пятьдесят четыре, которых мы отправили в ад огнеметами и гранатами. А что скажешь о гражданских в харьковской канализации? О тюремных служащих в Полтаве? Очевидно, все они были твоими друзьями. Продолжать?

Лицо Старика раскраснелось.

— Господи, как разошелся! — язвительно ответил Порта. — И, повернувшись к Хайде, указал большим пальцем на Старика. — Ему надо быть похоронщиком в штурмовых отрядах Армии спасения[69].

— Заткни свою поганую пасть, а то пристрелю, — пригрозил вышедший из себя Старик.

Он держал автомат у бедра, наведя ствол на Порту.

Молчание. За три года Порта, Штеге и я сжились со Стариком, и впервые слышали, чтобы он угрожал своим фронтовым друзьям оружием.

Мы удивленно посмотрели на Старика, нашего Старика, нашего Вилли Байера. Он тяжело дышал. Потом, запинаясь, заговорил. Слова выходили неуверенно, словно преодолевали препятствие с колючей проволокой по верху.

— Эти эсэсовцы — убийцы, дьявольские твари. Они заслуживают всего, что вы грозитесь сделать с ними. И если кто-то понимает вас, так это я!

Он схватился за горло, сел на край окопа и посмотрел в ту сторону, откуда доносилась песня эсэсовцев:

И вся вересковая пустошь
Моя и только моя…

— Но нельзя убийствами остановить убийства, имейте это в виду., — еле слышно произнес Старик.