Юрий Макаров - Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917

• Название: Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917
• Автор: Юрий Макаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1951

Юрий Владимирович Макаров служил в лейб-гвардии Семеновском полку — одном из старейших воинских формирований русской армии, стяжавших славу на полях сражений. В своих мемуарах он обозначил важнейшие вехи в истории Семеновского полка в последний период его существования — с 1905 по 1917 год. Это объективный беспристрастный, но глубоко личностный рассказ о жизни и быте русского офицерства, прежде всего его элиты — гвардейцев, их традициях и обычаях, крепкой воинской дружбе и товариществе, верности присяге, нравственном кодексе офицерской чести. Автор создал колоритную панораму полковой жизни в мирное и военное время, яркую портретную галерею типичных представителей русского офицерства — от подпоручика до свитского генерала. Особенная историческая ценность работы состоит в уникальных сведениях, которые ныне малодоступны даже для историков. Подробно описана внутренняя жизнь городского и лагерного офицерского Собрания. Немало страниц посвящено культурной жизни Петербурга-Петрограда начала XX века.

---

— Христофоров — или — Влад. Вас., опять меня в экспедицию закатили!

— Ей-Богу, Высс…, это полковой адъютант распорядились!

И хоть знаешь, что все наряды ведет он, особенно, когда адъютант с ленцой, — ничего с ним не поделаешь…

Начальник учебной команды, Шт. — капитан Алексей Матвеевич Поливанов был образцовый служака, но человек горячий. Чуть что, бывало, багровеет в лице, задыхается и придушенным, полным страдания голосом начинает вопить.

Весна. В учебной команде идут усиленные занятия перед экзаменами. Каждый час на счету. И вдруг, в проекте приказа вся команда по караулам! Это значит два дня пропало, день караула и второй день отдыха, как полагается по уставу.

«Матвеич» сжимает кулаки и наклонив голову, как бульдог, летит в полковую канцелярию.

— Где этот Христофоров? Давайте мне Христофорова!

С невинно-удивленным лицом появляется Христофоров.

— Послушайте Христофоров, Вы скажите, Вы это нарочно? Вы это на зло мне делаете?!

— Высс…, Ей-Богу, это полковой адъютант!

— Давайте мне его сюда, полкового адъютанта!!!

— Вес…, Высс…, Ей-Богу, не извольте волноваться, они с командиром полка в кабинете заняты.

И показывает головой на закрытую дверь в адъютантский кабинет. А там, запершись, сидит адъютант один и ждет, пока «Матвеич» успокоится.

— Взорвать вас всех здесь, всю вашу канцелярию. Бомбу вам сюда!!! — шипит Матвеич.

— И ей-Богу, Высс…, напрасно волнуетесь… все они Вас знают. И сколько лет в полку служу, никогда такой учебной команды не бывало… Ей-Богу, Высс… все говорят!

— Врете Вы все, старая лисица!

Но похвала всегда приятна и начальник учебной команды, полууспокоенный, уходит.

Христофоров стучится в кабинет к адъютанту.

— Высс…, сейчас капитан Поливанов, ей-Богу, Высс…, умора… Всех нас чуть не разнес!

— А, может быть, их можно и не назначать?

— Высс… Никак нельзя. Команда всегда три раза в год в караулы ходит, а в этом году только раз ходили… Ей-Богу, Высс… им полезно… Практическое изучение устава гарнизонной службы!

И на этот раз уже откровенно хихикает.

Учебная команда в караул, конечно, идет.

Как сверхсрочный фельдфебель, Христофоров имел тут же, через корридор, против канцелярии, комнату, двойной солдатский паек и рублей 25 в месяц жалованья. В комнате у него я никогда не был, но по аналогии с другими фельдфебельскими помещениями, она должна была быть разделена на три части: гостинную, она же и столовая со столом, покрытым клеенкой, диваном и мягкими стульями, спальню и кухню. Жилищная площадь небольшая, но сам хозяин приходил домой только обедать и спать. В канцелярии он сидел с 8 утра и до 11 часов вечера, даже и в праздники.

Христофоров был человек семейный. Жену Христофорова я никогда не видал, но по корридору канцелярии иногда шмыгали рыженькие гимназистки, и исчезали в его двери.

Жить на 25 рублей в месяц, хотя бы и при квартире и пайке, — семейному человеку трудно, а потому из полковых сумм ему что-то уделялось. Кроме того существовало неписанное правило, что при каждом приятном событии в офицерской жизни, отмеченном в полковом приказе, — производство, отпуск, получение роты и т. д., — Христофорову презентовалось юбиляром от 3 до 5 рублей, а иногда и больше, по средствам каждого. Впоследствии дело это упростили и офицеры просто стали платить ему по 50 рублей в месяц, из своего кармана, установив на этот предмет особый вычет.

На войну Христофорова не взяли. Он был необходим для мирного времени, а для войны не годился.

Но и в Запасном батальоне в Петербурге, при весьма нестроевом командире П. И. Назимове и при прапорщике «со стороны» — адъютанте, при огромных комплектованиях и посылках в полк маршевых рот, — дела ему не прибавилось. К этому времени он был произведен в военные чиновники, но говоря со старыми офицерами еще долго сбивался на привычное «Высс…».

Войну Христофоров переживал плохо. В сентябре привезли раненым А. А. Рихтера, через несколько времени убитого Д. П. Коновалова, а на следующее лето Ф. Я. Сиверса. Все это были близкие ему люди, двое бывшие полковые адъютанты, один заведующий мобилизацией. Христофоров как-то сразу постарел, посерел, перестал хихикать и еще глубже ушел в свою канцелярскую писанину.

Февральская революция, как почти, всех его сверстников, старых слуг полка, его ошеломила. Писаря его немедленно же с восторгом нацепили на себя красные банты. Надел и он, но, видимо, без всякого удовольствия.

Помню в конце июля, уже в статском платье, по делу захожу как-то вечером в канцелярию. В этот день как раз была у Мариинского дворца демонстрация солдатских толп, не желавших ни Константинополя, ни аннексий и ни контрибуций. Христофоров сидит за столом один и что-то по обыкновению проверяет. В канцелярии пусто. Все писаря ушли гулять.

Начали мы с ним говорить на злободневные темы.

— Высс…, г-н капитан, что же теперь будет?

— Да что же будет, Владимир Васильевич, проиграли войну, разве Вы сами не видите?!

— А что ж дальше-то будет?

— Как-нибудь выкрутимся… Велик Бог земли Русской!..

Больше я Христофорова не видал.

Когда настал октябрьский переворот и полк. Бржозовский умудрился превратить Семеновский полк в «Полк по охране Петрограда», Христофоров по-старому заведывал строевой канцелярией. В этих казармах на Загородном проспекте он вырос и состарился. Куда же ему было идти?

Что о ним случилось дальше — не знаю.

Разбивка гвардейских новобранцев — годы 1904–1906

Новобранцы, отобранные воинскими начальниками для службы т. Гвардии, начинали прибывать в Петербург партиями приблизительно в начале октября. Отбирались они по росту, сложению и состоянию здоровья. Это был, действительно, цвет русской молодежи, лучшее, что давала Россия в свои лучшие отборные войска.

Уже в начале октября в полковом приказе начинали появляться такие параграфы:

«Сегодня в 5 час. вечера в Михайловском манеже Его Сиятельство командир Гв. Корпуса будет производить очередную разбивку новобранцев. Для приемки новобранцев от полка нарядить и выслать к указанному часу в манеж по четыре унтер-офицера от рот К. В., 5-ой, 9-ой и 13-ой.

Для наблюдения за приемкой и для отвода новобранцев в казармы назначается подпоручик Н. Н., которому быть в обыкновенной форме. Для унтер-офицеров форма одежды — парадная при тесаках.

Для вещей новобранцев нестроевой роте нарядить подводу, которой и пробыть к задним воротам манежа по Малой Итальянской к 7 часам вечера. Туда же к тому же часу прибыть хору музыки.»

* * *

К 5 часам вечера во всю длину огромного, освещенного манежа, стояло человек 800 парней в самых разнообразных одеяниях. Все построены по росту, в несколько рядов, один ряд от другого сажени на три. Все пострижены под машинку, шапки и картузы у всех в руках. Рядом с каждым на земле сундучок с пожитками. В манеже тепло. Слышен гул голосов, а от дыхания и прочих испарений все кажется как бы в тумане.

Разбивка было дело нелегкое. В Санкт-Петербурге стояли две гвардейские пехотные дивизии; первая — полки Преображенский, Семеновский, Измайловский и Егерский. И вторая — Московский, Лейб-Гренадерский, Павловский и Финляндский. Кроме того стояли два полка конницы: Кавалергардский и Конная гвардия. Там же размещались: Гвардейская артиллерия, Гвардейский Экипаж, 3-й батальон стрелков и Гв. Саперный батальон.

В Царском Селе стояли Кирасиры Е. В. (желтые), Лейб-Гусары и три Батальона стрелков, 1-й, 2-й и 4-й Императорской Фамилии. В Гатчине квартировали Кирасиры Ее Величества (синие), а в Петергофе помещались Конно-Гренадеры, Уланы и Лейб-Драгуны.

Каждый гвардейский полк имел свой тип, который и начальством и офицерами всячески поддерживался и сохранялся в возможной чистоте. В Преображенцы подбирались парни дюжие, брюнеты, темные шатены или рыжие. На красоту внимания не обращалось. Главное был рост и, богатырское сложение. В Конную Гвардию брали преимущественно красивых брюнетов. Семеновцы были высокие, белокурые и «лицом чистые», по возможности с синими глазами, под цвет воротника. Когда-то «полк, Наследника Цесаревича Александра Павловича», в его время все солдаты подбирались под тип Великого Князя. На это обращал внимание сам Император Павел. Такого же, приблизительно, типа были Кавалергарды, только постройнее и половчее. Измайловцы и Лейб-Гренадеры были брюнеты, первые покрасивее, вторые пострашнее. Лейб-Егеря были шатены, широкоплечие и широколицые. Московцы — рыжие. В Павловцы шли не очень высокие блондины, а в память основателя — курносые. В гусары подбирались невысокие стройные брюнеты. Такой же тип сохранялся для стрелков, при чем самые красивые лицом отбирались в четвертый батальон Императорской Фамилии.

В старину гвардейская разбивка считалась делом не только трудным, но и важным. Император Александр II всегда производил ее лично. Император Александр III парадной и смотровой частью вообще интересовался мало и, на разбивки не ездил. Позднее этим делом занимался Великий Князь Владимир Александрович, долгие годы главнокомандующий войсками гвардии Петербургского Военного округа. В описываемое мною время, и позднее, вплоть до Великой войны, разбивку всегда производил командир гвардейского корпуса.