Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

Конец апреля в Айове — время достаточно теплое. Окна многих домов были раскрыты. Звук работающих телевизоров выливался на улицу, но разобрать, какую именно передачу смотрят в том или ином доме, Дэнни не удавалось. Ему казалось, что большинство все-таки смотрят новости. Но кто-то вполне мог предпочесть сентиментальную мелодраму или что-то еще.

Если на небе и светили звезды, Дэнни их не видел. Он жил на Корт-стрит почти три года. Это было вполне безопасное место, если не считать голубого «мустанга», за рулем которого никто никогда не видел водителя. Но близилось время возвращения в Вермонт. «Эта поганая, придурочная страна…» — вспомнились ему слова Кетчума. Похоже, старый сплавщик был слишком сердит или слишком пьян, чтобы закончить фразу. Возможно, и то и другое. Но не слишком ли жестоко Кетчум судил об Америке? Дэнни все же надеялся, что их старый друг хватил через край. И с выпивкой, и с суждениями.

— Прошу тебя, позаботься о моем отце и маленьком сыне, — произнес вслух писатель.

Он не знал, к чему или кому обращается. К беззвездной ночи над Айова-Сити? К какой-нибудь чуткой душе, находящейся поблизости и способной услышать? (И Ин, если не спит, услышала бы.)

Дэнни сошел с тротуара на пустую проезжую часть, словно подзадоривая голубой «мустанг» заметить его.

— Прошу тебя, не причиняй вреда ни моему отцу, ни моему сыну. Если тебе обязательно нужно сделать зло, сделай его мне, — сказал он.

Только кто находился там, под невидимыми небесами, способный защищать или причинять зло?

— Небесная леди! — позвал писатель.

Но Эми не говорила, что бывает ангелом круглосуточно. И потом, он восемь лет ее не видел. Ответа с небес не было.

Глава 11. Мед

«Что у меня с памятью?» — думал повар. Скоро ему исполнится шестьдесят. Его хромота стала заметнее. Тони Эйнджел пытался вспомнить рынки, куда они ездили с Сяо Ди — младшим из братьев Чен. Кам-Куо находился на Мотт-стрит[169], а Кам-Ман — в Бауэри[170]. Или наоборот? Повар решил, что это не столь уж важно. Главное, он помнит более существенные моменты.

Он помнил, как прощался с братьями Чен. Как Сяо Ди обнимал его, как Агу шевелил приживленной фалангой указательного пальца и плакал.

— Ше бу де! — кричал Сяо Ди.

(Братья Чен произносили эти слова на шанхайский манер — «Се бу деэ».)

— Ше бу де! — кричал Агу, шевеля своим слегка изуродованным указательным пальцем.

Это выражение Тони Эйнджел услышал гораздо раньше прощания с Айова-Сити и рестораном «Мао». В одну из их шестнадцатичасовых поездок из Южного Манхэттена в Айову (кажется, в это время они ехали по шоссе 80) Сяо Ди разъяснил повару смысл слов «ше бу де». Их произносят, когда человек покидает родину и едет куда-то далеко — в Нью-Йорк, Сан-Франциско или куда-нибудь еще — и, возможно, больше не увидит ни родных, ни друзей детства, ни соседей, с которыми жил на одной улице. Смысл этих слов переводился как «мне невыносимо с тобой расставаться».

— Ты их произносишь, когда не хочешь расставаться с теми, кто у тебя есть, — так говорил ему Сяо Ди.

— Ше бу де, — прошептал повар, стоя на кухне своего любимого «Авеллино».

— Вы о чем, босс? — спросил его помощник Грег.

— Это я с кальмаром разговариваю. Знаешь, Грег, у кальмаров есть одна особенность. Их надо варить либо очень быстро, либо очень долго. А все, что в промежутке, — это вареная резина, но никак не кальмар.

Эти слова молодой повар слышал не впервые и потому лишь хмыкнул в ответ.

Кальмара, которым Тони Эйнджел собирался удивить своего сына, он варил очень долго. Повар добавил в кастрюлю консервированных томатов и томатной пасты, чеснока, базилика, несколько горошинок красного перца и черных маслин. Кедровые орешки и резаная петрушка могли еще подождать: их добавляли в самом конце. Кальмар подавался с макаронными перьями, и все это щедро посыпалось петрушкой. (Пармезан к кальмару абсолютно не годился.) А после кальмара Дэнни съест немного салата из рукколы. Пожалуй, не помешает добавить туда козьего сыра. Повар закупал местный сорт этого сыра и был им вполне доволен.

А сейчас подошел черед вытаскивать пиццу пеперони из духовки ирландской дровяной плиты.

— Ше бу де, — прошептал Тони, обращаясь к плите, и Грег вновь поглядел на него, не понимая, что сегодня творится с их боссом.

— Ты же опять плачешь, — сказала ему Селест. — Неужели не замечаешь? Может, все-таки скажешь, в чем дело?

— Лук резал, — отговорился повар.

— Будет тебе врать, Тони, — сказала официантка. — Это пиццы для тех двух старых задниц? Давай отнесу им. А то эти клуши такие голодные, что того и гляди сожрут Дэнни.

— Бери, пиццы готовы.

Он поддел шумовкой макаронные перья и проверил на вкус, сварились ли. Селест величественно удалялась из кухни, унося пиццы пеперони. Все это время Лоретта глядела на него, будто пыталась что-то расшифровать.

— Что тебе? — не выдержал повар.

— Загадочный вы человек, — сказала Лоретта. — И Дэнни тоже загадочный. Согласны?

— Любишь ты преувеличивать. Вся в маму, — улыбнулся повар.

— А что с кальмаром? Готов? Или вы рассказываете ему историю своей жизни? — спросила Лоретта.

Из зала послышалось взвизгивание Крошки:

— Ой! Какая тоненькая корочка!

— И вправду тонкая, — одобрительно добавила Мэй.

— Наш повар делает замечательную пиццу, — сказал им Селест. — И всегда с тонкой корочкой.

— А что он добавляет в тесто? — заинтересовалась Крошка.

— Да-да, что? Есть у него какой-нибудь секретик? — спросила Мэй.

— Не знаю. Могу спросить, — ответила Селест.

Увидев еду, две старые задницы радостно захихикали и уже забыли об официантке.

— Приятного аппетита, леди, — пожелала им Селест и пошла на кухню.

Крошка и Мэй плотно вгрызлись в пиццу. Им было не до разговоров.

Дэнни с нарастающим любопытством следил за трапезой пожилых соседок. Где еще он видел такую манеру есть? Явно не в Эксетере. Там правила поведения за столом соблюдались очень строго. Правда, еда была никудышная: ее нужно было тщательно выбирать, а выбрав, разговаривать со своими соседями по столу, чтобы не смотреть в тарелку. Разговоры за столом не поощрялись, но это был единственный способ поскорее проглотить малосъедобную интернатскую пищу.

Ожидая заказа, престарелые тетки хихикали и перешептывались, будто девчонки из младших классов. Нет, пожалуй, они больше напоминали каркающих ворон. Сейчас обе онемели и даже не глядели друг на друга. Их локти упирались в стол, а головы застыли над тарелками. Плечи были сгорблены, словно пожирательницы пиццы ожидали нападения сзади. Наверное, если подойти поближе, услышишь их глухое урчание или рычание.

Насколько писатель помнил, в Норт-Энде так не ели. Еда в «Vicino di Napoli» считалась празднеством. Люди собирались не столько набить желудки, сколько пообщаться, насладиться самой атмосферой ресторана. И в «Мао» никто не торопился поскорее перенести содержимое тарелок себе в брюхо. Люди заказывали разные блюда и пробовали друг у друга. Никому и в голову не пришло бы остервенело защищать свою тарелку. А ведь две эти старые задницы оберегали свои пиццы! Они не ели: они жадно хватали, как голодные псы. Дэнни знал, что они подберут все (а то и тарелки вылижут).

— Что-то «Ред сокс» сегодня вяло играют, — сказал Грег.

Но повар был поглощен приготовлением кальмара и не слушал радиорепортаж.

— Дэниелу нравится, когда много петрушки, — говорил он Лоретте.

В этот момент в кухню вернулась Селест.

— Этим старым задницам приспичило узнать, что за «секретик» ты добавляешь в тесто для пиццы, — сказала она повару.

— А ты сама не догадалась? Мед, вот что, — ответил ей Тони Эйнджел.

— Мне бы в жизни не догадаться, — призналась официантка. — Действительно «секретик».

Писатель Дэнни Эйнджел вдруг вспомнил, где люди ели как звери (как эти две пожилые толстые тетки, поглощавшие свои пиццы). Так ели лесорубы, сплавщики и рабочие лесопилок. Мальчишкой он это видел, и не только в отцовской столовой в Извилистом. Подобных «трапез» он насмотрелся в передвижных ваниганах, куда вместе с отцом выезжал кормить сплавщиков и лесорубов. Те всегда ели молча; бывало, даже Кетчум за весь обед не произносил ни слова. Но насколько он помнил, среди лесорубов и сплавщиков никогда не было женщин.

Размышления Дэнни были прерваны Лореттой.

— Сюрприз, — объявила она, ставя перед писателем блюдо из кальмара.

— Я так и думал, что отец приготовит кальмара.

— Скажу твоему отцу, что сюрприз получился лишь наполовину.

Мэй первой расправилась со своей пиццей. Теперь у Крошки были все основания зорко следить за давней подругой.

— Смотрю, тебе не больно нравится твоя пицца, — забросила крючок Мэй.