Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

Дэнни было не оторвать взгляд от ее соблазнительной пижамы, хотя писатель и понимал: сейчас нужно забыть о пижаме и прислушаться к словам китаянки.

— Не далее как вчера вечером к нам привезли одного мальчика.

— Наверное, ехал в темноте? — спросил Дэнни.

— Нет, когда его сбила машина, было вполне светло. Но у нас в отделении экстренной помощи он провел всю ночь.

— С ним все будет хорошо?

И Ин молча покачала головой. Она готовила себе чай на кухне и теперь держала во рту тоненький кусочек поджаренного хлеба, словно сигарету. Джо приболел и сегодня в школу не пошел. Дэнни писал, сидя за кухонным столом.

— Убедите Джо ездить по тротуарам, — повторила И Ин. — А если ему захочется в бассейн, зоопарк или в Городской парк, пусть лучше едет туда на автобусе.

— Хорошо, я поговорю с ним, — пообещал Дэнни.

И Ин села напротив пить чай и доедать поджаренный хлебец.

— А почему вы сидите дома? — вдруг спросила она. — Я здесь, уже проснулась. Шли бы работать в свой кабинет. Я умею обращаться с детьми, и Джо не останется без присмотра.

— Вы правы, — пробормотал Дэнни.

Восьмилетнего мальчишку вполне можно было доверить заботам этой женщины. Кроме нее у Джо с недавних пор появились две няньки-японки. Но достаточно ли этого для безопасности сына?

Вечера у повара были рабочим временем, а у И Ин — временем дежурств. С Джо оставался либо Дэнни, либо одна из сестер-близняшек. Родители Сао и Каори приехали из Иокогамы, но девочки родились уже в Сан-Франциско. Как-то вечером повар привел их из «Мао». Дэнни уже спал, отец разбудил его, чтобы познакомить с няньками для Джо. Дэнни устал за день и не сразу сообразил, зачем его разбудили. А повар повел японок в комнату Джо и показал им спящего внука.

— Этот ребенок — просто ангел. С ним у вас хлопот не будет, — заверил близняшек повар.

Дэнни предлагал поискать нянек среди своих студентов, однако повару такая идея не понравилась. Эти студенты — народ пишущий, следовательно, головы их будут заняты не ребенком, а сюжетами и фантазиями. Как будто сын не знает, что молодые писатели живут преимущественно в воображаемом мире? (Тони Эйнджел не доверял воображению, и Дэнни это знал.) И потом, многие из студентов-писателей учились на выпускном курсе, мало того, они были старше обычных студентов выпускных курсов.

— Они уже не в том возрасте, чтобы умело присматривать за чужими детьми, — заявил сыну повар.

О такой теории Дэнни слышал от отца впервые и спрашивать, откуда он ее вывел, не собирался. Сао и Каори понравились писателю, хотя он так и не научился различать, кто из них кто. (Джо через некоторое время научился.)

Мысленно Дэнни называл сестер-близняшек Иокогама-ми, словно это была их фамилия. Девушки учились на втором или третьем курсе университета и подрабатывали официантками в «Мао». Получалось, что Айова-Сити имела азиатский оттенок сразу для отца, сына и внука. Между собой сестры говорили по-японски. Джо это нравилось, а Дэнни — не слишком. Сестры попеременно присматривали за мальчиком и работали в ресторане.

Поначалу Иокогамы довольно уважительно относились к И Ин. Правда, в доме Дэнни они встречались нечасто, поскольку когда они туда приходили, китаянка почти всегда была на дежурстве в Больнице милосердия. Гораздо чаще они встречались в ресторане, куда И Ин заезжала перекусить по пути на работу. Дневным сменам она предпочитала ночные дежурства.

В один из вечеров, когда обязанности метрдотеля исполнял Сяо Ди, он по ошибке принял И Ин за одну из сестер.

— Нельзя опаздывать! — отчитал он китаянку.

— Я у вас не работаю, а пришла поесть. У меня заказан столик, — сказала она младшему брату.

— А, черт! Теперь вижу. Вы — нянька Тони.

— Тони еще достаточно молод, чтобы ему требовалась нянька, — ответила И Ин.

Тони пытался было оправдать Сяо Ди в глазах китаянки.

— Пойми, он отличный водитель, но метрдотель из него дерьмовый.

Однако случившееся неприятно задело И Ин.

— Мало того, что американцы принимают меня за вьетнамку, так этот шанхайский клоун из Куинса меня еще и за официантку принял! — раздраженно заявила она Тони.

К сожалению, одна из сестер услышала эти слова.

— А чем плохо быть официанткой? — спросила у медсестры Сао (или Каори).

В Айова-Сити сестер тоже принимали за вьетнамских «невест войны». Сао (а возможно, Каори) рассказывала Дэнни, что в Сан-Франциско люди способны отличить японку от вьетнамки, а здесь, на Среднем Западе, всех выходцев из Азии сваливают в одну кучу. Дэнни было стыдно за соотечественников, но ведь и он тоже так и не научился различать, кто Сао, а кто Каори.

После того как слово «официантка» прозвучало в устах И Ин пренебрежительным эпитетом, Иокогамы стали относиться к китаянке более официально, чем прежде. Чувствовалось, она упала в их глазах.

— Мы все — одна счастливая семья, — говорил впоследствии Дэнни своей студентке Юн, пытаясь объяснить странное сообщество, обитающее в их доме.

Писательница Юн приехала из Сеула, и это произошло на второй год работы Дэнни в Писательской мастерской. Она была старше многих его студентов, находясь по возрасту ближе к ветеранам Вьетнамской войны. (Были среди студентов Дэнни и такие.) Несколько студенток-писательниц прервали обучение: одни, чтобы выйти замуж, другие — чтобы родить детей, а третьи — из-за развода. Студенты постарше имели несомненное преимущество перед теми, кто поступил в Писательскую мастерскую сразу после колледжа, — им было о чем писать.

Жизнь дала Юн достаточно материала. Она была невольницей брака, заключенного в Сеуле по договоренности между ее родителями и родителями мужа. Их «поженили», когда они были еще детьми. «Родители вроде как договорились», — так писала она в романе, над которым работала.

Дэнни очень не понравилось выражение «вроде как».

— Что значит «вроде как»? — выговаривал он своей студентке. — Если ты вышла замуж, значит, родители договорились по-настоящему, а не «вроде как».

Кожа Юн была молочно-белого цвета. Свои черные волосы она стригла коротко, и чёлка, нависая над ее темно-карими глазами, делала кореянку похожей на беспризорного ребенка. Юн была одного возраста с Дэнни. Она не желала жить с мужем, навязанным ей родительским выбором, но ее попытки развестись с ним без «корейской канители» с бракоразводным процессом давали хороший материал для творчества. Тонкостей этого дела, которые она пыталась объяснить Дэнни, он не понимал, как, впрочем, не слишком понимал и сюжет ее романа, напоминавший лабиринт.

Он не знал, верить ли ее настоящей истории или роману. Когда Дэнни впервые встретил кореянку и прочитал начальные главы ее произведения, ни писательница Юн, ни женщина Юн не вызвали у него доверия. Однако она понравилась Дэнни с первого взгляда, и нарастающий интерес к Юн заглушил у писателя неуместные фантазии насчет подруги его отца и ее облегающих пижам.

— Что ж, если у нас есть китайская медсестра, две японские няньки, почему бы не быть и корейской писательнице? — риторически заметил повар, когда Дэнни познакомил его с Юн.

Но ведь все они что-то скрывали. В первую очередь сам повар и его сын — они ведь до сих пор оставались беглецами. У Тони сложилась ощущение, что и китаянка чего-то недоговаривает. Что касалось корейской писательницы, у нее и в романе, и в жизни отсутствовала ясность. Дэнни понимал: она намеренно запутывает сюжет и там, и там.

Пожалуй, только у сестер-японок не было «задней стенки». Они по-настоящему любили Джо и так же по-настоящему, без намеков на флирт, восхищались поваром. Пожалуй, сдержаннее всего они относились к Дэнни, которого видели меньше, чем Джо и Тони.

Нельзя сказать, чтобы заботливое отношение И Ин к Джо было наигранным. Китаянка вела себя с ним очень искренне. Сложность вызывали ее отношения с поваром, причем для них обоих. Возможно, при других обстоятельствах И Ин не потерпела бы его периодических измен с заезжими писательницами, которых повар встречал на вечеринках в Писательской мастерской. Но у нее не было никаких прав на этого человека, зато была цель, к которой она давно и упорно шла. И китаянка принимала повара таким, какой он есть. И Ин нравилось заботиться о мальчике, ровеснике ее дочери, которую она знала лишь по фотографиям. Возможно, жизнь в чисто мужской семье была для нее неким богемным приключением. Сейчас она относительно свободна, а когда к ней переедут дочь и родители, места для приключений уже не останется.

Кое-кто из молодых врачей Больницы милосердия пытался лезть в ее личную жизнь и спрашивал, замужем ли она или просто живет с каким-нибудь мужчиной. Ее ответ заставал их врасплох.

— Я живу с писателем Дэнни Эйнджелом, — говорила китаянка.

Такой ответ был испытанным способом прекратить дальнейшие расспросы. Своим немногим друзьям она поясняла: