Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

Его выпускные оценки в Эксетере были скромными: «хорошо» по английскому и истории и «удовлетворительно» по всем остальным предметам. Тогда мистер Карлайл сказал Доминику и Кармелле: возможно, мальчика ожидает «поздний расцвет». Но если оценивать его писательские успехи, Дэнни явно был «ранним цветком»: не прошло и года после окончания Писательской мастерской, как он опубликовал свой первый роман. Разумеется, мистер Карлайл говорил тогда в строго академическом ключе. А в Нью-Гэмпширском университете Дэнни стал отличником: по сравнению с Эксетером учиться там было куда легче. Тяжелой частью его жизни в Дареме была встреча с Кэти Каллахан и все остальное, что было связано с нею и там, и в Айова-Сити. Кармелла и ее дорогой Гамба, говоря об этой особе, всегда морщились, будто жевали отраву.

— Вот ты волновался, как бы наши девчонки не попортили Дэнни жизнь! — однажды не выдержала Кармелла. — А они были на виду. Зато этот университет — как айсберг! Так ударило, что он до сих пор расхлебывает.

Кетчум прозвал Кэти «холодной дыркой».

— Это его сочинительство довело, — возражал Кармелле Доминик. — Безостановочное воображение. Оно добром не кончилось.

— Дурак ты, Гамба, — еще сильнее разошлась Кармелла. — Дэнни не придумывал Кэти. Или, по-твоему, ему лучше было бы не жениться на ней, а отправиться во Вьетнам?

— Кетчум этого не допустил бы. Знаешь, Кармелла, Кетчум такими вещами не шутит. Писателем можно быть и без двух пальцев на правой руке.

После этого Кармелла стала думать, что ей уже не так хочется увидеть мистера Кетчума.

В июне 1967 года писатель Дэниел Бачагалупо завершил обучение в Писательской мастерской, получив степень магистра изящных искусств. Почти сразу же после выпускного торжества он вместе с двухлетним Джо уехал в Вермонт. Невзирая на все сложности жизни с Кэти и ее уход, ему нравились Айова-Сити и обстановка Писательской мастерской. Но летом в Айове стояла сильная жара, а Дэнни хотелось без спешки подыскать жилье в Патни[87], где находился Уиндемский колледж[88]. Нужно было позаботиться и о надежной няньке для малыша Джо. Здесь Дэнни рассчитывал, что ему согласится помочь кто-нибудь из студенток.

Единственный, с кем Дэнни завел разговор о литературном псевдониме, был писатель Курт Воннегут[89] — добрый человек и хороший преподаватель. Воннегут знал о его сложностях с Кэти. О причинах, заставивших его подумывать о псевдониме, Дэнни рассказывать писателю не стал, просто сказал, что сама идея ему не нравится.

— Не столь уж важно, какая у вас фамилия, — ответил ему Воннегут.

Он сказал молодому писателю, что прочел «Семейную жизнь в округе Коос» — первую книгу Дэнни, которую назвал одним из лучших романов, какие ему доводилось читать.

— Важно это, а не то, каким именем вы подписываетесь, — сказал ему Курт Воннегут.

Единственная критика, высказанная автором «Бойни номер пять», касалась вопросов пунктуации. Воннегуту совсем не нравились точки с запятой.

— Читатели и так поймут, что вы учились в колледже. Вам незачем им это доказывать, — сказал он Дэнни.

Однако точки с запятой не были результатом учебы в колледже. Они пришли из старомодных романов девятнадцатого века — первопричины желания Дэниела Бачагалупо стать писателем. Еще ребенком он любил перебирать оставшиеся от матери книги (те, что повар отдал Кетчуму) и читать названия произведений и имена авторов. Сами романы Дэнни прочел лишь в Эксетере, но еще раньше обратил внимание на стиль письма Натаниела Готорна и Германа Мелвилла[90] и запомнил его. Они писали длинными сложноподчиненными предложениями и оба любили точки с запятой. Дэнни не только был поклонником их творчества, ему нравилось, что Готорн и Мелвилл — писатели Новой Англии[91]. И конечно же, сердцу Дэниела Бачагалупо был близок английский романист Томас Гарди[92]. В свои двадцать пять Дэнни сознавал, что в его судьбе многое перекликается с судьбой Гарди.

Никто из сокурсников Дэнни не разделял его любви к писателям минувших эпох. Современные авторы по большей части оставляли Дэниела равнодушным. Но романы Курта Воннегута ему нравились, как и сам этот человек. Начиная с Майкла Лири Дэнни везло на тех, кто учил его литературному мастерству.

— Вы кого-нибудь встретите, — сказал ему на прощание Курт Воннегут.

(Вероятно, он имел в виду, что Дэнни рано или поздно встретится достойная женщина.)

— И быть может, капитализм отнесется к вам по-доброму, — добавил Воннегут.

С этой мыслью Дэнни ехал на восток.

— Быть может, капитализм отнесется к нам по-доброму, — несколько раз повторил он маленькому Джо, пока они катили в Вермонт.

— Ты подыщи такое жилье, чтобы и твоему отцу была комната, — сказал ему в последнем телефонном разговоре Кетчум. — Но по мне, так Вермонт не очень-то далек от Нью-Гэмпшира. Неужели ты не мог найти место преподавателя где-нибудь на западе?

— Зачем мне туда забираться? — удивился Дэнни. — Из округа Коос одинаково ехать что до Бостона, что до южного Вермонта. Согласен? А ведь в Бостоне мы спокойно прожили тринадцать лет!

— Я знаю, что говорю, — гнул свое Кетчум. — Вермонт слишком близко. Но сейчас твоему отцу там будет куда безопаснее, чем в Бостоне.

— Я ему без конца об этом твержу, — признался Дэнни.

— И я ему всю плешь проел, а у него в одно ухо влетает, в другое вылетает, — сказал сплавщик.

— Это из-за Кармеллы. Отец очень к ней привязался. Взял бы ее с собой. Она бы поехала, если бы он позвал. Но отец ее не позовет. Я думаю, Кармелла — самое светлое в его жизни.

— Не говори так, Дэнни, — ощетинился Кетчум. — Ты не знал своей матери.

Дэнни просто молчал. Ему сейчас очень не хотелось, чтобы Кетчум бросил трубку.

— Похоже, мне придется самому взять Стряпуна за задницу и вытащить из Бостона. Надо подумать, как это лучше сделать, — после некоторой паузы объявил Кетчум.

— И как ты это сделаешь? — заинтересовался Дэнни.

— Если понадобится, хоть в клетку посажу. Ты только подыщи в Вермонте дом попросторнее. Я привезу туда твоего отца.

— Скажи, Кетчум, ты ведь не убивал Пинетта Счастливчика?

— Конечно нет! — заорал в трубку Кетчум. — Счастливчик не стоил того, чтобы марать о него руки.

— Я иногда думаю, что Карл вполне стоит убийства, — вырвалось у молодого писателя Дэниела Бачагалупо.

Эта мысль уже некоторое время крутилась у него в голове.

— Я сам постоянно думаю о том же, — признался Кетчум.

— Не хочу, чтобы тебя схватили, — сказал ему Дэнни.

— Загвоздка не в этом. Думаю, Карла не волнует, что его могут схватить… ну, за убийство твоего отца.

— Тогда в чем загвоздка?

— Вот если бы он первый на меня полез, тут бы я не раздумывал.

Все было именно так, как представлял себе писатель Дэниел Бачагалупо. При своей непроходимой глупости Ковбой был достаточно умен, чтобы оставаться в живых. Пить он перестал, а значит, уже не дойдет до полной потери самоконтроля. Возможно, за два месяца он Норму Шесть пальцем не тронул или бил не настолько сильно, чтобы у нее появилось желание уйти или выложить ему все сведения.

А Норма Шесть пить не бросала. Кетчум знал: его бывшая подруга способна легко и полностью терять контроль над собой. В этом и заключалась главная опасность.

— Ты ведь тоже не бросил пить, — сказал Кетчуму Дэнни. — Меня это тревожит. Ты не боишься, что Карл выберет момент, когда ты будешь валяться мертвецки пьяным, и нагрянет?

— Ты, Дэнни, еще не видел моего пса. Замечательное животное.

— Я и не знал, что у тебя есть собака.

— Так получилось. Когда Норма Шесть ушла, мне же нужно было с кем-то разговаривать.

— А та женщина из библиотеки? Бывшая учительница, которая учит тебя читать?

— Читать-то она меня учит, но женщина не слишком разговорчивая. Да и не обо всем мне удобно с ней говорить.

— Ты действительно учишься читать?

— Да. Только я быстрее сосчитаю кучки от енота, чем прочту фразу. Но я не сдаюсь. Когда выйдет твоя книжка, я должен ее прочитать.

В трубке опять стало тихо, потом Кетчум спросил:

— А как ты насчет этого… ном-де-плюм? Придумал?

— Мой псевдоним — Дэнни Эйнджел, — сухо сообщил писатель Дэниел Бачагалупо.

— Почему не Дэниел? Твой отец обожает это имя. А вторая часть мне нравится.

— Отец может и дальше звать меня Дэниелом. Знаешь, Кетчум, Дэнни Эйнджел — это все, что пришло мне на ум.

— А как поживает малыш Джо? — спросил Кетчум, почувствовав напряжение, с каким молодой писатель говорил о своем псевдониме.

Путь на восток занял у Дэнни несколько дней. В основном он ехал ночью, когда маленький Джо спал. Дэнни останавливался в мотелях, где был бассейн, и почти весь день играл с сыном. Уставший малыш погружался в дневной сон, и молодой отец ложился вместе с ним. А поздним вечером, когда Джо засыпал уже основательно, Дэнни садился за руль и ехал дальше. Ночью можно было ехать и думать. Дэнни напрягал воображение, но так и не мог представить, как любитель медвежьих углов Кетчум приедет в Бостон. Даже Дэнни Эйнджел, в прошлом — Дэниел Бачагалупо, не представлял себе устрашающего вида лесоруба на бостонской улице.