Артур Кестлер - Анатомия снобизма

• Название: Анатомия снобизма
• Автор: Артур Кестлер
• Жанр: Проза

---

Я понимаю, что рассуждаю как педант, заладивший, что дважды два четыре. Но, обратившись к другому, но все же родственному вопросу, мы обнаружим, что все не так уж очевидно.

3

В 1948 году немецкий художник Дитрих Фай, реставрировавший старинную церковь Святой Марии в Любеке, сообщил, что под слоем штукатурки его подручные обнаружили остатки готических фресок XIII века. Восстанавливать фрески поручили помощнику Фая, Лотару Мальскату, завершившему работу два года спустя. В 1950 году на церемонии по поводу окончания реставрационных работ канцлер Аденауэр в присутствии множества искусствоведов, съехавшихся со всех концов Европы, заявил, что, по единодушному мнению экспертов, относящиеся к XIII веку изображения двадцати одного святого - это "сказочное открытие и поистине бесценная сокровищница чудесно возрожденных шедевров древности".

Ни тогда, ни позже никто из знатоков не усомнился в подлинности фресок. Лишь два года спустя сам герр Мальскат признался в подделке. Он добровольно явился в управление любекской полиции, где показал, что все до единой фрески были собственноручно им сфабрикованы по приказу его начальника, герра Фая, и просил предать его суду по обвинению в подлоге. Однако ведущие немецкие искусствоведы твердо держались своего: нет и не может быть сомнений в подлинности фресок - герр Мальскат просто ищет дешевой популярности. Правительство назначило комиссию по расследованию, которая пришла к выводу, что реставрация церковной росписи была фальшивкой, однако к тому времени герр Мальскат уже успел признаться в том, что сотнями фабриковал и продавал как подлинники Рембрандта, Ватто, Тулуз-Лотрека, Пикассо, Анри Руссо, Коро, Шагала, Вламинка и других великих мастеров (полиция даже обнаружила несколько таких подделок дома у герра Фая). Не будь этих улик, немецкие искусствоведы, наверное, так и не признали бы, что их обвели вокруг пальца.

Что ж, и знатоки могут ошибаться, но я клоню не к этому. Восхитительный обман герра Мальската - лишь эпизод в цепи удачных и не так давно разоблаченных подражаний и подделок, среди которых самые невероятные, пожалуй, "полотна Вермера", вышедшие из рук ван Мегерена. И тут встает мучительный вопрос: неужто любекские святые лишаются своего великолепия и перестают быть "бесценной сокровищницей шедевров" только потому, что их написал герр Мальскат, а не другой художник?

На этот вопрос есть разные ответы, но сначала я хочу доиграть до конца свою роль advocatus diaboli: возьмем другой пример и другое искусство Макферсонова "Оссиана". История эта столь известна, что я лишь бегло ее напомню. Джеймс Макферсон (1736-1796), шотландский поэт и искатель приключений, в один прекрасный день объявил, что во время странствий по горной Шотландии нашел древние гэльские рукописи. Воодушевленные этим известием шотландские литераторы организовали подписку чтобы материально поддержать изыскания Макферсона, и в 1761 году он опубликовал книгу под названием "Фингал, старинная эпическая поэма в шести книгах, а также другие поэмы, сочиненные Оссианом, сыном Фингала" (Оссиан - легендарный герой III века и кельтский бард). Вскоре после "Оссиана" появился еще более объемистый Оссианов эпос "Темора", а вслед за ним - сборник под названием "Поэмы Оссиана". Ученые умы Англии тотчас усомнились в подлинности текстов, сомнения выразил и доктор Джонсон (которому Макферсон ответил вызовом на дуэль), и до самой смерти, под различными неубедительными предлогами, публикатор отказывался печатать свои кельтские подлинники. К концу столетия вопрос об авторстве был решен: исследователи установили, что большинство "Оссиановых" текстов написал, используя элементы кельтского фольклора, все-таки сам Макферсон.

И вновь напрашивается вопрос: умаляет ли поэтическую ценность этих произведений то обстоятельство, что их написал не Оссиан, сын Фингала, а Джеймс Макферсон? "Оссиановы" тексты были переведены на множество языков и оказали значительное влияние на литературный и культурный климат Европы конца XVIII - начала XIX столетия. Вот как оценивает творчество Макферсона Британская энциклопедия:

"Несмотря на то что автор использовал множество источников, и его работа не является аутентичным списком кельтских рукописей, тем не менее это настоящее произведение искусства, заложившее основы европейского, и прежде всего немецкого, романтизма... И Гердер, и Гете высоко ценили эти поэмы".

Подобных примеров бесконечно много. Старинная мебель, римские скульптуры, греческие терракотовые статуэтки, итальянские мадонны постоянно подделываются, фальсифицируются, копируются, и наша оценка произведения искусства определяется не эстетическим наслаждением, не непосредственной радостью созерцания, а сомнительным и часто необоснованным мнением знатоков. Посредственное, но признанное подлинным полотно известного мастера ценится выше, чем более сильная работа его безвестного ученика, принадлежащего к его "школе", и ценится не только торговцами искусством, чья цель - выгодное вложение капитала, но и всеми нами, включая автора этих строк. Значит ли это, что все мы снобы и какая-нибудь подпись, заключение эксперта или штемпель, удостоверяющий датировку вещи, для нас важнее ее самой и присущей ей красоты?

4

Теперь представлю доводы защиты. Для них довольно одной фразы: наша оценка произведения литературы и искусства не бывает цельной, она есть результат двух независимых, одновременно протекающих процессов, которые обыкновенно искажают друг друга.

Так, мы не просто наслаждаемся красотой египетской фрески - и дело с концом, а безотчетно настраиваем ум на ценности соответствующей эпохи. Во-первых, нам известно, что египтяне лишь отчасти учитывали перспективу. Мы также знаем, что фигура обычно была тем больше, чем выше было положение в обществе изображенного на фреске человека. Иначе говоря, мы видим картину сквозь двойную раму: сквозь настоящую раму, которая выделяет ее из окружающей среды и, так сказать, создает для нее дыру в пространстве; а также - сквозь подсознательную контекстуальную рамку, которая открывает дыру во времени, и, устремляясь в нее, наш ум переносит картину в другую эпоху и другую культурную атмосферу. Всякий раз, когда мы производим, как нам кажется, чисто эстетическую оценку, основанную на одном лишь чувственном восприятии, она на самом деле соотнесена и с этой второй рамкой - иначе говоря, контекстом, ментальным полем.

Чтобы верно оценить произведений живописи, литературы или музыки, необходимо учитывать его эпоху, что мы бессознательно и делаем. Наивно полагая, что исходим из абсолютных критериев, тогда как на самом деле пользуемся относительными. Так, если мы сначала любуемся поддельным Вермером, думая, что это подлинник, а потом смотрим на полотно, уже зная, что это фальшивка, наше эстетическое переживание в корне меняется, хотя картина та же самая: она перемещается в другой контекст, и, значит, видим мы ее иначе. Это касается и изготовителя фальшивки. Он может подражать изобразительным приемам фламандской школы XVIII века, но писать как Вермер по наитию не может: у него другое ощущение пространства, другое восприятие действительности, и лишь особым усилием воли вычеркивает он из памяти все, что накоплено живописью после Вермера. Впрочем, если ему и удалось бы каким-то чудом увидеть мир глазами фламандцев XVIII века или итальянцев эпохи Возрождения, ему понадобился бы массовый гипноз, чтобы должным образом настроить и своих покупателей.

Пополнить свои знания и опыт - задача выполнимая, а вот отбросить их значительно труднее. Если Пикассо решается презреть законы перспективы, значит, в отличие от древнеегипетского живописца, который их так и не постиг, он уже миновал эту стадию изобразительности. Эволюция- процесс необратимый; культура той или иной эпохи может идти вроде бы в том же направлений, что и культура более ранняя, но ее развитие совершается на следующем витке спирали. Современный примитив - это не то, что древний примитив, и современный классицизм не то, что классицизм Эпохи классицизма, лишь душевнобольной способен отсечь кусок своего прошлого.

И все же, созерцая искусство минувшего, мы вынуждены производить как раз такое усечение, иначе нам не настроиться на мировоззрение и культуру чужой эпохи. Чтобы понять произведение, нужно проникнуться его духом, забыв о современных представлениях и обо всем, чему научилось человечество со времен Гомерова эпоса или византийской мозаики. Наша задача - спуститься в прошлое, очистив ум от современных знаний, однако "спуститься" для нас, пусть неосознанно, означает "опуститься". Мы закрываем глаза на грубость приемов, наивность восприятия, засилье суеверий, невежество и откровенные ошибки - мы делаем древним скидку. Говоря по чести, в нашем восхищении классиками всегда есть оттенок снисходительности; и удовольствие, которое нам доставляют голоса из прошлого, отчасти вызвано полуосознанным высокомерием: "Подумать только, они это уже знали!" Мы будто спускаемся на один виток спирали и с трепетом и восторгом смотрим снизу вверх на страшный Дантов Рай, но в то же время - наклоняемся над ним с заботливостью антиквара.