Джеймс Риз - Книга колдовства

• Название: Книга колдовства
• Автор: Джеймс Риз
• Издательство: Издательства: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41453-6

Геркулина, двуполый адепт мистического ведьмовского сообщества, волею трагических обстоятельств переселившаяся из Франции в Америку, получает приглашение на Кубу от ведьмы Себастьяны д'Азур. Но вместо «мистической сестры» в Гаване ее встречает монах по имени Квевердо Бру. Геркулина и не подозревает, что стала жертвой хитроумной интриги и ее ждет участь живого «герметичного андрогина», предназначенного для создания философского камня…

Энн Райс, создательница знаменитых «Вампирских хроник», назвала ведьминские хроники Джеймса Риза «глубоким проникновением в суть готического романа» и поставила их на равное место с лучшими образцами жанра.

---

А был ли у них шанс вырасти другими? Разве с этой троицей могло произойти что-то иное — ведь близнецы от рождения принадлежали миру теней, а Каликсто с некоторых пор также присоединился к нему? И разве не я, по сути, бросила их в объятия друг друга? Я должна была это признать. Хотя я никоим образом не винила себя за то, какой союз связал их, — он казался мне довольно смелым и доставляющим немало переживаний. Правда, я посмотрела на это с другой стороны, когда они пришли ко мне в башню на третий день и мы вчетвером еще раз поговорили. Они рассказали мне о своем плане, которому исполнилось вот уже шесть месяцев: Леопольдина с Каликсто собирались пожениться; конечно же, по любви, но также, чтобы положить конец кое-каким слухам, распространявшимся среди моряков. Люк одобрял этот план — собственно, он сам его придумал. Свадьбу они собирались играть только для виду, и никаких существенных перемен в жизни она не предполагала. «Что ж, пускай так и будет», — сказала я, пожимая плечами и улыбаясь принужденной улыбкой — неловкости я так и не смогла скрыть.

Потом все трое — да, моя троица — обменялись взглядами, и мужчины покраснели (у блондинов это очень заметно), а Лео показала глаз, и мне стало страшно: я подумала, что сейчас услышу самое страшное из того, что они собирались мне сказать. А потому испытала облегчение, когда они всего-навсего спросили меня — от имени всех вопрос задала Лео, — можно ли им по-прежнему жить в нашем Логове ведьм. Я, конечно, с готовностью дала согласие.

За это стоило выпить.

Потом я отослала их прочь, потому что грусть моя была сильнее, чем они осознавали. Даже сильнее, чем осознавала я сама.

Оставалось еще много работы, чтобы сделать дом по-настоящему уютным к возвращению моей троицы из Порт-о-Пренса, куда молодежь отправилась в своеобразное свадебное путешествие. Заботы и хлопоты развлекли меня и продлились на несколько недель дольше, чем мои переживания.

Сама брачная церемония прошла очень скромно, однако устроить это было не так просто: наше богатство было очевидно для всех, и мы не могли обмануть ожиданий, огорчить наших партнеров и бросить тень на наш бизнес. Хуже всего оказалось то, что мы узнали во время праздничного приема после церемонии, устроенного на борту шхуны (на этом званом ужине подавались блюда, приготовленные Юфимией и Саймоном): Асмодея в городе принимали за моего вдового отца, потерявшего свою жену, то есть мою мать, во время резни на острове Индиан-Ки, близнецов считали моими детьми, а Каликсто — их кузеном. Ходило множество домыслов насчет того, как и почему скончался мой муж. Близнецы в тот день внесли свою лепту и распустили разноречивые слухи: будто мой покойный муж, а их несчастный и героический отец — они называли его «полковником», поскольку в Америке этим званием награждают всех достойных людей, — погиб на войне не то с греками, не то с турками, а может быть, с дикими ордами канадских индейцев. Подробности зависели от того, кто из близнецов плел эти небылицы. Таким образом, я стала вдовой — наверное, это мне вполне подходило.

Enfin, моя троица уплыла, и я взяла на себя руководство достройкой Логова и поняла, что стала гораздо практичнее, чем прежде. По возвращении Леопольдина много работала в мансарде, пока ее мужья — или братья, если угодно, — находились на шхуне, стоявшей на якоре в здешних водах, ожидая весточки о предстоящем кораблекрушении. Новый большой дом был почти завершен, и я занималась последними мелочами и деталями: разыскивала и нанимала декораторов и художников, сведущих в прикладных искусствах. Мне хотелось получить то, что в конечном итоге и вышло: архитектурную нелепость, не вызывающую особого интереса. Дом выглядел так, что постучать, а тем более войти в нашу дверь не тянуло никого. Он до сих пор вызывает насмешки у тех, кто претендует на наличие вкуса.

Стены первого этажа были выбелены, на уровне второго фасад выкрашен серой масляной краской, и над всем этим возвышалась черная башня. В итоге наше большое Логово более всего напоминало какой-то инфернальный свадебный торт с глазурью, оплывшей от чересчур сильного жара вблизи адского пламени. В точности так, как я задумала.

Я задумывала построить именно такой дом, отпугивающий незваных гостей. Нам, обитателям мира теней, ни к чему превращать свои жилища в проходные дворы — нет уж, merci bien! Со времени нашего приезда в Ки-Уэст город невероятно разросся, его население достигло семи тысяч человек, что имело свои преимущества: при таком наплыве чужаков никто не стал бы заходить к нам «по-соседски» и вмешиваться в нашу жизнь. Зато внутренняя отделка дома поражала своим изяществом — за исключением тех немногих помещений, куда нельзя было запретить входить посторонним, то есть моего кабинета, выполнявшего роль конторы, и вестибюля перед ним.

Пол в вестибюле я сделала мраморным, цвета дна пересохшего русла реки. Глухие стены ничем не были украшены. Я специально старалась сделать это помещение как можно более негостеприимным. От самого побеленного потолка ниспадали тяжелые камчатные портьеры черного цвета, подвешенные на бронзовом стержне так, чтобы приглушать шаги незваных гостей и произвести на них гнетущее впечатление, лишив всякого желания интересоваться убранством других комнат. У тех, кто попадал сюда, оставался небольшой выбор: страдать от нарастающего удушья либо сделать шаг вправо и поскорее войти в кабинет.

Именно там нам иногда, увы, приходилось принимать чужаков. Мы слишком разбогатели, чтобы позволить себе игнорировать окружающий мир, и деловые отношения неизменно требовали новых контактов. Но контора благодаря моим усилиям выглядела так, что лишь самые отчаянные оптимисты, способные видеть жизнь в исключительно розовом свете, дерзали явиться туда повторно.

Чтобы посетители чувствовали себя неуютно, я обставила комнату неудобной мебелью. Невероятно жесткие кресла, заказанные в том же Портленде у мистера Корея, не имели подлокотников, а их спинки были вдвое ниже, чем обычно. Два из них, с подпиленными мной лично коротенькими ножками, я поставила рядом с черным письменным столом орехового дерева — таким широким, что докричаться через него до собеседника было ничуть не легче, чем через пролив, отделяющий Флориду от Кубы. А если гость все-таки медлил с уходом — ну что ж, тогда в дело вступал череп.

Вообще-то, Бедный Йорик, как мы прозвали его, соединялся с бронзовой подставкой, удерживающей от заваливания набок длинный ряд томов со сводом законов, относящихся к морскому праву. Когда нарушитель нашего спокойствия никак не хотел уходить, Йорика снимали с полки и водружали на стол, поближе к докучливому посетителю. Однажды, когда наш конкурент по спасательному бизнесу осмелился угрожать Каликсто шантажом, тот не нашел ничего лучшего, как обратиться к черепу за советом, называя его «дедушкой». Незадачливый пройдоха тут же обратился в бегство. В конторе имелись и другие диковинки, отпугивавшие незваных гостей. К примеру, наша Мэрион.

Пожалуй, она производила самое сильное впечатление… Впрочем, отчего же в прошедшем времени? Она производит его до нынешнего времени — с тех самых пор, как ее доставили к нам в застекленном гробу камфорного дерева. Каликсто даже не «спас» ее самолично, а выкупил у другого моряка, в свое время нашедшего сию морскую деву в Макао.

Она лежит в гробу, обитом внутри красным бархатом. Рост ее составляет около четырех футов. Волосы, некогда рыжие, ниспадают со сморщившейся головы на плечи, ветхие руки сложены на груди, как в страстной молитве, ладони сжаты на уровне сердца — впрочем, возможно, она старается ими прикрыть иссохшие сосцы. На лице у нее тоже застыло молитвенное выражение — отсюда и ее имя,[239] и традиционно присущий Деве Марии покров, защищающий нашу морскую деву от солнца. Ее кожа кажется не то закопченной, не то просоленной. Сейчас уже трудно сказать, каким способом ее подвергли мумификации, однако чешуя Мэрион еще не утратила своего блеска.

Она появляется в области бедер: чешуйки там совсем маленькие, искрящиеся, как алмазная крошка, но ближе к хвосту они увеличиваются. Конечно, наша Мэрион — не настоящая русалка. Во всяком случае, я так считаю. Проверить это не представляется возможным, потому что при заключении сделки о продаже Каликсто поклялся никогда не вынимать деву из гроба, и нарушать эту клятву мы не хотим. Возможно, мы действительно смогли бы убедиться, что имеем дело с искусной работой какого-нибудь восточного хирурга, который скрытыми стежками и прочими приемами, известными таксидермистам, соединил в одно два разных существа. Но стоит ли тревожить морскую деву ради такого открытия? Зачем попусту тешить любопытство и выведывать ее секреты? Jamais.[240] Поступить так было бы глупо. Непочтительно и неучтиво.

Ведь мы очень уважаем нашу Мэрион. До такой степени, что иногда выкатываем ее из угла, где она обитает, разворачиваем лицом к вышеупомянутым стульям, приподнимаем омофор, укрывающий ее лицо, словно вуаль, и представляем нашим гостям. И тогда, по милости этого морского божества, они быстро уходят — и те, кто просто задержался, и те, от кого мы никак не могли избавиться.