Феликс Крес - Брошенное королевство

• Название: Брошенное королевство
• Автор: Феликс Крес
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46406-7

Глорм, бывший король Громбеларда, страны вечных дождей и суровых гор, решает вернуться в свой сожженный и разрушенный дом, в свое королевство. Чтобы вновь завоевать трон, ему нужно преодолеть не только сопротивление бесчисленных орд разбойников, хозяйничающих на громбелардских просторах, но и козни Имперского трибунала, не желающего терять власть на подконтрольных ему территориях. Мудрый Таменат, отец Глорма, также отправляется в Громбелард. Его забота — понять причины охватившего весь мир неустройства. Для этого ему нужно найти стража законов, бессмертного носителя знаний, замурованного когда-то в одном из подземелий бывшей столицы. Ведь если законы мира потеряют свою священную силу, сам мир провалится в пропасть, а вместе с ним и населяющие его народы, включая королей и их подданных.

---

Его внимательно слушали.

— Вот почему, — закончил Таменат, — я не спешу трубить всем и повсюду ни о том, что собираюсь в Громб, ни по какому делу я туда собираюсь. Тяжело признаваться, но… как лах'агар, посланник, я мало что в жизни совершил. А в итоге еще оказалось, что моя работа, работа математика, уже не имеет никакого значения. Скоро я сдохну, — заявил он со свойственной ему утонченностью. — У меня уже нет времени искать новую цель в жизни, и мне пришло в голову поискать стража законов, возможно, мне удастся совершить нечто важное и вместе с тем интересное. А ты меня, надеюсь, простишь, Оген, если я скажу, что, будучи скверным интриганом, не сумел оценить, могу ли я быть с тобой откровенным. Вероятно, во всем Лонде нет никого, кто лучше тебя разбирался бы в вопросах, связанных с Шернью. Ты мог бы даже быть советником наместницы, опытным экспертом. Я пытался тебя прощупать, только и всего.

— Ты боялся, ваше благородие, что я служу трибуналу?

— А кто мог мне гарантировать, что это не так?

Купец странно посмотрел на него, но не сказал, что у него на уме. Что и к лучшему, ибо мысли эти были отнюдь не лестны для бывшего мудреца Шерни. Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что стоило бы… пусть и весьма сдержанно… дать кое-что понять.

— Дуя на холодное, ваше благородие, ты ничего в этом краю не добьешься.

— Хочешь учить меня, Оген, чего можно добиться в этом краю? Ты думаешь, у меня нет руки, потому что ее защемили математические таблицы? Я потерял ее здесь, командуя арбалетчиками громбелардской гвардии, еще до того, как ты появился на свет.

— Многое изменилось, ваше благородие.

— И все же предпочитаю дуть на холодное, как ты говоришь.

— Ваше благородие… но целую неделю?

— И все же, — констатировал Таменат, — по какой-то причине трибунал нами заинтересовался. Ведь ты утверждаешь, что перед твоим домом караулит их шпион? Так что, возможно, моя осторожность не столь уж бессмысленна?

Оген поскреб затылок.

— Если бы мне пришлось догадываться…

Он выразительно и на этот раз явно нарочито посмотрел на Ридарету.

— Что? — не понял Таменат.

— Ничего, — буркнула княжна, которая, напротив, поняла, о чем речь, и с любопытством посмотрела на хозяина. — Говоришь, это из-за меня?

— Гм, ваше благородие, гм… Честно говоря, само собой, я не помню, чтобы в Лонде… и вообще где-либо, гм, само собой…

Она выжидающе молчала.

— Чтобы я видел когда-нибудь такую… само собой, ваше благородие… такую…

Что бы ни означали жесты его поднятых рук, они были все обширнее.

— Такую шпротину? — подсказала она.

Оген широко и с облегчением улыбнулся, ибо матросский язык не был ему полностью чужд. Он кивнул. Но Таменат неожиданно разозлился.

— Вы хотите меня убедить, будто трибунал посылает шпионов за юбкой? Ну, это уже, пожалуй, чересчур!

— Ведь трибунал, господин, наверняка платил бы ее благородию очень большие деньги за… само собой… Ну, даже не за это самое, того… гм… — сразу же оговорился он. — Но заполучить женщину, которая может задурить голову любому?

— Одноглазую?

— О-о, знал бы ты, сколь многие… — начала она, слегка растягивая слова, но замолчала, сдерживая смех, когда Таменат предупредительно поднял палец.

— Подобная женщина привлекает к себе внимание, — решительно сказал он.

— Пусть привлекает, — парировал Оген. — Любая красивая женщина привлекает к себе внимание, и что с того? Разве кто-то отказывается, сам понимаешь, от общества красивых женщин из-за того, что они, сам понимаешь, возможно, служат трибуналу? Похоже, только ты, ваше благородие, готов подозревать каждого в том, что, сам понимаешь…

Против подобных доводов трудно было что-либо возразить.

Сами понимаете.

— Думаешь, они хотят меня завербовать? — спросила она все с той же усмешкой.

— Не знаю, госпожа. Но я просто думаю, что если бы я занимал какой-то пост в трибунале и узнал, что в городе, само собой, есть женщина, о которой в корчмах рассказывают чуть ли не легенды, то я бы послал какого-нибудь шпиона, чтобы он выяснил, кто она такая. Трибунал собирает сплетни и тайно интересуется каждым, кто, само собой, не такой как все. Ни с того ни с сего в Лонде появляется женщина, о которой чуть ли воробьи не чирикают, неведомо кто, откуда, по какому делу, а трибунал это нисколько не волнует?

Таменат пожал плечами, с трудом скрывая раздражение. Его подопечная смотрела на него с легкой, все так же многозначительной улыбкой. Похоже было, что в ближайшее время выражение ее лица не изменится.

Ему вдруг пришло в голову, что он — старый дед. Увы, по-настоящему старый. У него даже мысли не промелькнуло, что Ридарета… Да, он вроде бы знал, что она невероятно красива, но знал… как бы это сказать… только теоретически. Даже, пожалуй, математически. К другим красивым женщинам она относилась как восемь и две трети к шести.

В какую формулу он должен был себя подставить, как упростить и преобразовать свою дедовскую сущность, чтобы в правой части уравнения получить результат в виде шестидесятилетнего молокососа? (Ибо в то, что можно быть молокососом даже сорокалетним, Таменат уже не слишком верил; столь молодые люди вроде бы еще растут?)

— Иду спать, — заявил он, поднимаясь с табурета; сиденье облегченно скрипнуло. — Завтра или послезавтра отправляемся в Громб. Вот и конец твоим хлопотам, Оген, и конец нашим столкновениям со здешним трибуналом. Ты тоже идешь? — строго спросил он приятеля, останавливаясь в дверях. — Ну тогда… пошли вместе, охотно выпью с тобой бокальчик вина перед сном.

«Бокальчик» означал солидную пьянку; Оген, если уж начал пить, просто так остановиться уже не мог. Ясно было, что ранним утром, как обычно, он не вскочит. Таменат умел мстить…

Ридарета осталась одна.

Сперва она просто сидела, улыбаясь скверному матовому зеркальцу и мягко поглаживая его ногтем. Потом сняла повязку и всмотрелась в свое изуродованное старой раной лицо, с явным удовольствием водя пальцем по шрамам, окружавшим пустую глазницу. Наконец она взяла длинную шпильку для волос и, медленно приблизив медное острие к уцелевшему глазу, коснулась его, сперва прикусив губу, а потом оскалив зубы. Сердце ее билось все сильнее и быстрее.

Она убрала руку, но шпильку не положила. Встав, она подошла к двери и выглянула за порог, прислушиваясь. Из глубины дома доносились неясные голоса пьющих вино мужчин. Удостоверившись, что они по-настоящему заняты, она осторожно закрыла дверь и вернулась на свой стул.

И снова какое-то время она сидела неподвижно, но сердце ее билось столь отчаянно, что это было заметно даже через рубашку. Потом приподняла ее край и зажатой в другой руке шпилькой проткнула кожу на животе; вздрогнула, вонзая шпильку глубже и наклоняясь. Искаженное судорогой лицо, изуродованное открытой мертвой глазницей, выглядело отталкивающе. Но вскоре гримаса боли начала уступать место неясной улыбке. Она воткнула шпильку до конца, после чего медленно выпрямилась, словно желая сильнее покалечить внутренности торчащим в теле острием. Вытащив шпильку до половины, она снова ее вонзила, еще раз медленно наклонившись. Плечи ее слегка вздрагивали. Наконец она постепенно вытащила шпильку. На снова опущенной рубашке расползлось красное пятнышко — сперва маленькое, потом все больше. Сидевшая на стуле женщина жадно разглядывала в зеркале свое лицо. Поднеся шпильку ко рту, она облизала ее и положила на стол, после чего снова прикрыла повязкой выбитый глаз.

Она вышла из дома еще до рассвета.

7

В обустроенном людьми и на людской манер мире кот имел все, что мог пожелать, ничего, собственно, не делая.

Ученые мудрецы-посланники, в течение столетий постигавшие правящие Шернью и Шерером законы, не в состоянии были дать ответ на вопрос, почему из всех существующих на свете видов именно люди, коты и стервятники были наделены разумом. Казалось бы, человек со своими ловкими руками являлся особенным существом, специально подготовленным к тому, чтобы получить разум, — но в самом ли деле было так? Кто, собственно, мог однозначно решить, умение ли создавать разнообразные предметы Шернь полагала необходимым? А если даже и так, то вовсе не обязательно это должно было свидетельствовать о привилегированном положении людей в Шерере. Среди рассуждений философов Шерни имелись и такие мнения, что первый разумный создавался, по существу, как прислуга для двух других. Ему полагалось преобразовывать мир в соответствии со своими возможностями, а возможности эти в конечном счете дала ему Шернь. Так что перемены в мире наверняка лишь неким эхом отражали перемены, происходящие в самой Шерни. И потому котам и стервятникам не приходилось заниматься ничем иным, кроме как наполнять этот построенный людьми мир содержанием — неизвестно каким, но наверняка требовавшимся висящей над миром силе. Стервятники, оторванные от всех приземленных дел, все свое существование посвятили непостижимой философии, во имя которой в конце концов вновь слились с животворящей мощью Полос, вернувшись в их сущность. Коты существовали сами по себе, вообще никак не влияя на мир людей, который почти не замечал факта наличия второго разумного вида и, вероятно, точно так же не заметил бы его исчезновения. Четверолапые разумные считались самое большее диковинкой, а в некоторых частях Шерера чуть ли не легендой.