Александр Матюхин - Целующие солнце

• Название: Целующие солнце
• Автор: Александр Матюхин
• Жанр: Современная проза

Заигрывание с жизнью не всегда заканчивается хорошо. А заигрывание с любовью часто заканчивается плохо. Роман-позитив.

---

Я не мог оторвать взгляда от закрывающейся за ее спиной двери. Мне хотелось выскочить следом. Мне хотелось продолжить разговор. Словно кто-то незаметно привязал меня к этой девушке, и сейчас невидимая веревка натягивалась и натягивалась.

А Люба что-то говорила, протирала мою руку влажной тряпкой и обрабатывала йодом. Когда она закончила, я все еще ощущал странное жжение в груди. Люба пошла ставить чайник, чтобы напоить меня напоследок чаем. Я взял с прилавка черный пакет, в котором лежали журналы, и, открыв его, обнаружил коробку в подарочной бумаге.

В этот момент я понял, что случай подарил мне еще одну встречу с интересной девушкой. И воздух вокруг заискрился вновь.

Глава четырнадцатая

Тот самый доктор, который вчера внимательно меня осматривал, сегодня, казалось, утратил ко мне всякий интерес. В его кабинете пахло искусственной свежестью от кондиционера, на столе дымилась чашка с чаем. Худенькая медсестра, слегка выбивающаяся из общей когорты клонов пышной рыжей шевелюрой и пухлыми ярко накрашенными губками, сидела за столиком и безучастно заполняла какие-то бланки.

Доктор отложил в сторону недоеденный бутерброд, пощелкал пальцами у меня перед глазами, оглядел спину, пробормотал несколько раз: «Так, хорошо», после чего отдал на растерзание медсестре, губы которой источали клубничный запах. Медсестра принялась менять повязки.

— А шовчик-то немного разошелся, — констатировал доктор с нотками непонятной радости в голосе, — вели резвый образ жизни ночью что ли?

— Ходил немного. Мышцы затекли, — отвечал я.

Разглядывая меня, врач жевал бутерброд и отхлебывал чай.

— Вредно вам ходить, — говорил он, — потерпите лучше, а то еще месяц из койки не вылезете. А месяц в больнице, это же скукотища страшная.

В палате меня уже ждали Брезентовый и Артем. Помимо них на заправленной койке справа от моего места поселился новый пациент — глубокий старик с желтой морщинистой кожей, глазами-впадинами и острым крючковатым носом. Старик лежал на спине, закрыв глаза, и сипло дышал через рот. Возле него стояла капельница, загораживающая подход к окну и тумбочке. Старика окутывало едкое облако из запахов лекарств, мочи и пота. Если бы не сиплое дыхание, вырывающееся толчками из его рта, я бы решил, что палату перепутали с моргом.

Я подошел к своей койке и с неприязнью обнаружил, что запах от старика охватывает достаточно большую область. Брезентовый с Артемом стояли у изголовья, не зная, как подобраться ближе. Оценив ситуацию и в очередной раз посетовав на чудеса нашей медицины, я принял решение в срочном порядке перебраться на свободную койку ближе к двери. Запах старости туда не доходил, хотя я догадывался, что если не открыть окно, то в скором времени он захватит всю палату, пропитает и одежду, и постельное белье, и меня самого.

Брезентовый с Артемом оживленно помогли мне переехать.

«Пациенту нужен покой?»

«Как же это ты умудрился? Ну, счастливчик, слов нет!»

«Швы покажешь? Пальцев не потерял? А более важные органы на месте?»

«Тебе фрукты тоже переложить или старикану оставишь?»

«Я тебе фотоаппарат принес. Развлечение все-таки. Вдруг захочешь побаловаться».

И уже когда я лег на новую койку, они уселись рядом и принялись делиться новостями. Брезентовый показал фиолетовую шишку на лбу и гордо рассказал обо всем случившемся. Потом Брезентовый рассказал о журналистах, которых в городе сейчас, как диких собак весной. Хоть отстреливай. Следом пошел рассказ о двух спасателях-водолазах, которые вчера чуть не утонули в озере, выуживая обломки самолета. Черный ящик уже нашли и отвезли в Мурманск. Количество жертв до сих пор уточняется.

— А про тебя репортаж был, — произнес Артем, воспользовавшись паузой Брезентового, — и по центральному каналу и по местному телевидению. Что же ты молчал о своих достижениях? Модный фотограф, номинант кучи премий, автор сценария и помощник режиссера в двух фильмах. А мы тут с тобой пиво пьем и не знаем.

— Да кому это интересно, — пробормотал я.

Настроение с утра и так было хуже некуда. Тяжеловатое, темное, без просветов. Всю ночь мне снилась Аленка. Она лежала на койке в реанимации, отгороженная от остальных пациентов непрозрачной ширмой, укрытая простыней, и только круглая голова на белой подушке. Мгновение застыло в моем сне. Аленка еще не умерла, но я знал, что уйду через несколько минут, а когда приду утром, то уже не увижу ее, потому что врач в приемной скажет, что все кончилось. И в своем сне я пытался воспользоваться застывшим мгновением, я подошел ближе к койке и разглядывал Аленку, впитывая взглядом ее шрамы, остатки пепельных волос, темно-красные пятна ожогов, блестящую от мазей кожу, погрубевшую и покрывшуюся миллионами морщинок. Трудно узнать в этой неподвижной фигуре Аленку. Но это была она. Так и проснулся — терзаемый воспоминаниями, проклиная ночную прогулку с Леной, которая обнажила раны неосторожными, а иногда наглыми фразами и действиями.

— Девушка, назвавшаяся твоим рекламным агентом, долго рассказывала, какой ты хороший и милый, и обещала в скором времени вернуть тебя к жизни. — сказал Артем, — Это хорошая новость?

— Не то, чтобы очень, — сказал я, — хотелось бы остаться неузнанным.

— Теперь уже в любом случае поздно. Жди наплыва журналистов.

Брезентовый тут же оживленно предложил похитить меня из больницы и спрятать в каком-нибудь неприметном месте, куда журналисты точно не сунутся. Например, у Брезентового в машине.

— Вот она — тяга к перемещению! — заметил Артем, — бежим все, не знаем куда.

— И не говори, — согласился я.

Тут в палату вошли многочисленные родственники старика. Они тут же наделали много шума, едва не уронили капельницу и помешали нашему разговору. Следом вошла и медсестра, делающая мне уколы. Брезентовый с Артемом поднялись.

— Если что-то нужно — звони, — сказал Артем, — хоть ты и знаменитость, но внимание друзей точно не помешает. Мы всегда на связи, если что.

С этими словами они вышли, а я получил очередную порцию уколов.

Ближе к обеду на сотовый позвонила Анна Николаевна. Я долго смотрел на телефон, размышляя, стоит ли брать трубку, но потом все же ответил.

— Филипп Алексеевич! — раздалось в трубке. Голос у нее, как и всегда, звучал укоризненно, с нотками снисходительности, мол, что поделать с этими мужчинами. Иногда при разговоре с ней я ощущал себя малолетним ребенком, которого отчитывает директор школы за курение в туалете. Впрочем, не исключено, что именно так она и разговаривала.

— Филипп Алексеевич! Ну, что же вы делаете! — говорила она, — мы тут с ног сбились, вас разыскивая! Почему на звонки не отвечали? Почему никого не предупредили? Вы Антону хотя бы записку оставили, а то он голос сорвал, всех обзванивая.

— В морги звонили? — спросил я.

— О чем вы, Филипп Алексеевич! Конечно, звонили. И по больницам. Кто же знал, что вас к черту на куличики занесло. Как вы вообще там оказались?

— Душевный порыв. С вами когда-нибудь такое было?

— Не бережете себя совсем! А о заказах вы подумали?

— Я оставил пакет нужных фотографий в кабинете. Могли бы разобрать.

— Уже разобрали, Филипп Алексеевич, слава богу. Ну, а про новые заказы? Или вам неинтересно совсем?

— Ань, ты не поверишь. Неинтересно и все тут.

В трубке запнулись. Я никогда не называл ее иначе, чем Анна Николаевна. Видимо, она не знала, как реагировать.

— Филипп Алексеевич, — голос Анны был тверд, — сегодня вечером буду у вас, и мы обо всем поговорим. Я понимаю, у вас в последнее время не все гладко в жизни. И работы много, и личные трагедии… но не стоит же из-за этого рушить с таким трудом построенную карьеру! В самом деле!

— С каким трудом, Ань? Я просто фотографировал. Это же не карьера, а увлечение.

— Позже поговорим, — после очередной легкой запинки ответила Анна, — как ваше здоровье-то?

— Держусь.

— Вас надо срочно перевезти в Москву. Я уже связалась с хорошими врачами. Вас быстро поднимут на ноги.

— Да меня и тут неплохо кормят.

— Не вздумайте шутить. Какое может быть обслуживание у черта на куличиках?

Мне очень не понравился ее тон по отношению к этому маленькому городку.

— Ань, не надо так, — сказал я, — здесь отличное место.

— Филипп Алексеевич, давайте соблюдать правила этикета. Не надо называть меня Аней, словно девочку-студентку. Я вполне взрослая женщина…

— Хорошо, Анна Николаевна, не сердись!

— Я вечером приеду, — закончила она и, попрощавшись в резкой форме, отключилась.

Я растянулся на кровати с чувством непонятной горечи и разочарования. Словно я был маленьким ребенком, который однажды гулял во дворе и нашел некое потайное место, где мог прятаться от взрослых и проводить там время так, как хотел он. Мог спать, а мог не спать. Мог читать книжку, а мог играть в солдатики. Мог фантазировать, а мог просто ничего не делать и ни о чем не думать. И вот как-то раз его потайное место обнаружили взрослые, и вторглись в мир свободы, притащив сюда свои правила, разрушили иллюзию самостоятельности, обрубили крылья. Теперь, даже здесь маленький ребенок не мог лечь спать, если нужно было есть, и не мог валяться, если нужно было играть. Взрослые навязали непонятный образ жизни, и нельзя было убежать от него, а нужно было строго следовать, ввиду каких-то странных и непонятных ритуалов и правил.