Реймонд Пристли - Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта

• Название: Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта
• Автор: Реймонд Пристли
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Реймонд Пристли – участник антарктической экспедиции английского полярного исследователя Р. Скотта (1911-1914 годы). Однако, если Южной партии этой экспедиции, трагическому финалу похода к Южному полюсу посвящены десятки книг, то о Северной партии, судьба которой сложилась также достаточно драматично, хотя и не столь роковым образом, наш читатель не знает практически ничего. Эта книга заполняет не освещенные еще страницы экспедиции Р. Скотта.

Для широкого круга читателей.

---

Мы уютно устроились на ночь в бухте и уже хлебали честно заслуженный суп, как вдруг тишину прорезал звук, чрезвычайно похожий на настойчивый вой пароходной сирены. Меня он тут же заставил насторожиться – я сразу же вспомнил один эпизод из времен своего участия в Западной партии экспедиции Шеклтона, когда мы чудом спаслись со льдины, на которой были унесены в море. Тогда мы слышали точно такой же звук, но он исходил от косаток, резвившихся в море. Откуда же им взяться здесь? На следующий день высказывались предположения, что подобный шум мог издать тюлень, попавший в беду. Мне тоже кажется, что это – сигнал бедствия, подаваемый тюленем Уэдделла, который располагает, как известно, очень богатым словарем. Так или иначе, этот своеобразный крик и не менее своеобразная красота местности побудили нас дать бухте название Сирен[71].

Ночь выдалась беспокойная. Едва мы улеглись спать, как шум ледяной лавины разбудил Кемпбелла, а он в свою очередь растолкал нас – ему казалось, что морской лед вокруг палатки испытывает большое давление.

На следующий день мы с утра несколько часов рассматривали край ледникового языка, измеряли углы и брали магнитный азимут для съемки побережья. Выступили лишь в полдень. Несмотря на поздний старт хорошо продвинулись по направлению к видневшемуся на нашем маршруте другому ледниковому языку и в конце концов разбили лагерь на ровной ледяной площадке милях в семи [11,3 км] от мыса Барроу. Лед был грязный, мокроватый, мы заметили это, еще ставя палатки, но только лежа уже после обеда в мешках и слыша, как скребется подо льдом тюлень, сообразили, что под нами слишком тонкий слой льда. Тогда Кемпбелл попросил Абботта, не успевшего влезть в палатку, проверить ледорубом толщину ледяного покрова, и вскоре, к своему удивлению, мы узнали, что лежим на льду толщиной 8 дюймов [20,3 см], пропитанном водой.

Кемпбелл решил перенести лагерь, тем более что подымался ветер, и попросил Абботта, пока остальные натягивают на себя походную одежду, поискать более толстый лед. Тот в двух-трех местах расчистил снег и сделал замеры, но с тем же результатом, прошагал с четверть мили [403 м] и набрел вроде бы на более надежный участок. Увы! и здесь льда было всего-навсего 18 дюймов [45,7 см]. Кемпбелл и я прошли еще четверть мили и наконец нашли место, где на глубине 15 дюймов [38,1 см] ледоруб упирался в твердый лед. Здесь и заночевали.

Внимательное исследование льда вокруг палаток и дальше к северу выявило всюду все тот же пропитанный водой ненадежный лед. В одном месте ледоруб Кемпбелла вошел в снежуру чуть ли не по самую рукоятку, не встретив никакого сопротивления.

Кроме того, каждую торосистую льдину окружало кольцо молодого льда или еще мокрой снежуры. Сомнений не оставалось – августовская буря похозяйничала и здесь и разметала зимний ледяной покров, мы же теперь шли по плохо смерзшимся обломкам пака, из которых не все выдержали бы наш вес. При первом же устойчивом повышении температуры лед вскроется, более тонкие блинчатые льдины быстро растают, и, окажись мы в это время перед языком ледника, десять шансов против одного, что нам не вернуться на зимовку до следующего сезона. Взвесив все за и против, Кемпбелл счел за благо вернуться. Будущее доказало правильность этого решения: месяцем позже обозревая в бинокль окрестности с вершины мыса Адэр, мы повсюду, от мыса Барроу до ледника Шипли, видели только открытую воду.

Итак, решив возвращаться, мы сняли лагерь и вернулись к предыдущей стоянке между языком ледника Шипли и мысом Барроу. Пришли мы туда уже к вечеру, уставшие, недовольные и событиями дня, и собой, хотя понимали уже тогда, что поступили единственно правильным образом. Иначе, успокаивали мы себя, капитану Скотту пришлось бы снаряжать спасательную экспедицию, хотя скорее всего мы бы перезимовали без особых трудностей. Здесь мы провели три дня.

Утром я чуть свет отправился на лыжах искать Левика и Браунинга, чтобы они сфотографировали местность вокруг лагеря. У склада на мысе Вудбар их не оказалось, а на мысе Айлендс я нашел лишь место бивака, где они, очевидно, стояли на пути домой. Идти дальше было бесполезно, да и небезопасно, и я повернул к палатке. По дороге поднял несколько образцов пород.

Следующие два дня мы обследовали побережье к северу от мыса Барроу, наблюдали за состоянием льда и собирали образцы пород. Здесь, как и во всех других местах побережья, где я побывал, преобладают обрывистые склоны, сложенные зелеными кварцитами с горизонтальными жилками кварца и кальция. Но включений металлических минералов здесь нет, и единственной интересной находкой была плесень пунцового цвета на стенках трещин в местах их соединений, оказавшаяся одноклеточным растением.

Теперь постоянно встречались следы птиц, а над нашими головами часто кружили стаи снежных, или антарктических, буревестников. Было известно, что они гнездятся в этих местах – Борхгревинк вывез отсюда несколько яиц, а в походе мы убедились, что все прибрежные пещеры населены буревестниками. В одной пещере я насчитал до ста птичьих трупиков, разбросанных среди множества каменных осколков. Птицы явно стали жертвами лавины, сошедшей в период гнездования. Другую пещеру Левик и Браунинг так и назвали Бёрдснэст[72], а в нескольких пещерках поменьше валялись остатки яиц буревестника.

Одиннадцатого октября мы вышли из бухты Сирен, протащили сани до мыса Вудбар и здесь провели два дня. большую часть времени я один обследовал берег бухты Прешер и собирал образцы горных пород со скальных выходов в заливе. Перемещаться по льду было очень трудно, я по колено увязал в рыхлом снегу и кончики лыж увидел один-единственный раз – когда поднял ноги, чтобы повернуть к дому. Желая сделать шаг вперед, я был вынужден поднимать не только ногу с шестифунтовой [2,7 кг] лыжей, но и фунтов десять [4,5 кг] налипшего на нее снега. К тому же в тот первый день я попал на скрытый снегом участок льда, залитый водой, выступившей около трещины, и лыжи вообще перестали идти. Это, конечно, спасло меня, но в результате на лыжи намерзло дюйма два [5,1 см] льда, от которого в это утро я так и не смог избавиться.

На следующий день тюлень Уэдделла, лежавший с момента нашего прибытия у кромки припая, произвел на свет детеныша. Мы радостно его приветствовали – это была первая бесспорная примета лета. И действительно, вскоре температура подскочила до нуля [-17,8°C], и в последующем если и опускалась ниже, то лишь на несколько часов. Сезон весенних походов закончился, спальные мешки начали просыхать, отныне ночи были нам приятнее, чем дни. Это верный признак, отличающий весну от лета. Если партии, которая тащит сани на себе, больше нравится время, проводимое в упряжи, значит, весенняя или осенняя температура еще не отступила.

Тринадцатого мы снялись с места, дошли до острова Фараон близ мыса Айлендс, но тут нас на три дня задержал ветер, мешавший производить съемку побережья и собирать образцы. И здесь было трое самок тюленей Уэдделла с детенышами, но они решительно не подпускали нас близко. Убедившись, что последние шторма прошли намного ближе к берегу, чем предыдущие, и поверхность льда в результате сильно улучшилась, мы решили попытаться пройти к мысу Пенелопе не в обход бухты, по твердому льду, а напрямик. Мы так и сделали, когда буря позволила закончить съемку местности, и 17-го уже стояли лагерем в пещере Эбби. В ней нашли запасы продуктов, сани и части двух освежеванных тюленей – охотничьи трофеи Левика. Они внесли приятное разнообразие в наш стол после двухнедельной пеммиканной диеты.

Восемнадцатого занимались съемкой южной части бухты Рилиф, 19-го забрали почти все продукты, на санях доставили к горе, находящейся на полпути между ледником Дагдейла и мысом Пенелопе, и оставили там. Они могли понадобиться впоследствии, при работах в глубине залива. На обратной дороге видели поморника, привлеченного, очевидно, останками тюленей. По-моему, он был крайне поражен тем, что его появление вызвало сенсацию.

После того как мы избавились от основного груза и 12-футовых [3,66 м] саней, поход через залив к мысу Адэр был всего-навсего увеселительной прогулкой, и, к удивлению Левика, партия появилась в дверях хижины точно к чаю. По пути мы насчитали не меньше двадцати тюленей, а ближе к берегу увидели, что морской лед буквально усеян следами мириадов пингвинов Адели. Веселый шум птичьего базара разносился далеко вокруг.

Левик и Браунинг возвратились неделю назад, и опять же, только они перешагнули порог дома, как поднялась метель, продлившаяся несколько дней. Но их это не волновало, слишком они были заняты вскрытием тюленя-крабоеда и набивкой чучела из шкуры императорского пингвина – оно стояло у моего изголовья, – а Левик, кроме того, еще и записями начатых им систематических наблюдений над повадками пингвинов Адели. Это, наверное, самая подробная работа такого рода.