Уильям Мак-Нил - В погоне за мощью

• Название: В погоне за мощью
• Автор: Уильям Мак-Нил
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ «ТЕРРИТОРИЯ БУДУЩЕГО»
• Жанр: Техническая литература
• Год: 2008

Эта книга написана настолько прозрачным языком – который стоило немалого труда сохранить при переводе на русский – что фундаментальное исследование Уильяма Мак-Нила запросто можно счесть за популярный бестселлер. Тем более, что речь здесь идет об одном из архетипических предметов коммерческой книжной популяризации – истории изобретения всевозможных «чисто мужских» смертоносных железок вроде арбалетов, мушкетов, алебард, пушек, митральез, торпед и прочих порою завиральных «свинтопрульных агрегатов». В сущности, все так и есть. Эта книга, среди прочих ее достойных качеств, еще и бестселлер, который вот уже более двадцати пяти лет с момента первой публикации остается в списке наиболее продаваемых книг солидного Издательства Чикагского университета.

Прим OCR - все-таки американо-английские авторы периодически не могут удержаться от некоторых характерных оборотов в отношении России/СССР. Например в Крымскую кампанию российская армия характеризуется так: "Мериться силами с подобным монстром и вдобавок победить было подвигом для французских и британских экспедиционных сил". Это при полном техническом преимуществе в вооружении и примерном равенстве в числе войск! 

---

Парижская Национальная гвардия стала первой попыткой революционеров создать собственные вооруженные силы. В нее записывались домовладельцы, обладавшие достаточными средствами для приобретения собственных оружия и обмундирования. Однако с самого момента возникновения Парижская Национальная гвардия имела ядром 60 рот из получавших жалованье профессиональных солдат, многие из которых ранее состояли в королевской гвардии, а также некоторое число ветеранов и дезертиров из линейных подразделений. Назначение офицеров путем голосования избирателей района, в котором была расквартирована рота Национальной гвардии, являло собой радикальный отход от прежних принципов управления войсками. Хотя на практике маркиз де Лафайетт, избранный командующим Парижской Национальной гвардией, и определял в значительной мере, кому быть избранным, его руководство могло быть оспорено, если общественные страсти достигли бы подобного уровня накала(12*).

Ветераны королевской армии и стали инструкторами новосоз- данных добровольческих подразделений. Они сыграли важную роль в становлении Национальной гвардии – вначале в Париже, а затем и за его пределами. Свидетельством возможностей Национальной гвардии стал ее совместный с толпой разгневанных парижан марш в Версаль 5 -6 октября 1789 г., когда королю навязали роль своеобразного заложника безопасности революции. Разумеется, революционные идеалы и народное восстание заставили старые военные структуры Парижа действовать на пределе своих возможностей. Однако ядро Парижской Национальной гвардии из находившихся на жалованье профессиональных солдат и инструктора, приданные батальонам добровольцев, создали своего рода мост между старым и новым военным учреждением. На вершине находились такие личности как Ла- файетт (в 1789 г. – генерал-майор королевской армии), которые придавали масштабным и скоротечным переменам налет законности.

В то же время шло распространение подобных преобразований в расквартированных в провинции подразделениях французской армии. Приверженность старым порядкам здесь была сильнее, чем в Париже, и тем не менее насильственное приведение к подчинению потребовалось всего лишь в нескольких случаях-в отношении набранных преимущественно из иностранцев полков. Между 1789 и 1791 гг., когда революционные настроения стали просачиваться в провинциальные гарнизоны, начала расти напряженность в отношениях между офицерами и рядовыми. Разными были и темп, и энтузиазм в восприятии, определявшиеся отчасти атмосферой в конкретном городе, и в определенной степени-динамикой взаимоотношений между офицерами, младшим командным составом и рядовыми в каждом отдельно взятом подразделении. Вначале отчужденность солдат выражалась посредством дезертирства (зачастую, с последующим вступлением в Парижскую Национальную гвардию); запрет подобной практики привел к росту числа случаев неповиновения.

Развязка наступила после июня 1791 г., когда попытка побега короля завершилась позорным пленением в Варенне, лишившим аристократию остатков надежды на поддержку армии в подавлении революции. Наоборот, все свидетельствовало о росте революционных настроений у солдат, заставлявшем постоянно увеличивающееся число офицеров покидать службу и бежать из страны. К концу 1791 г. больше половины офицерского корпуса Франции оказалось в изгнании, а освободившиеся должности заняли получившие повышение капралы и сержанты. В итоге уже в 1792 г. случаи неповиновения сошли на нет, и армия достигла гораздо более высокого уровня внутренней сплоченности, нежели за три предшествовавших года( 13*) .

Новоиспеченные офицеры были компетентными профессионалами и обладали необходимым опытом. Они были достаточно многочисленными и крепкими, чтобы в 1792-1793 гг., когда внешние и внутренние враги стали угрожать революции, передать старую дисциплину наводнившим армию новичкам. Однако такой исход поначалу не казался для всех очевидным. В 1791 г., еще до войны против Австрии и Пруссии, Законодательное Собрание вынесло постановление о создании новой, добровольческой армии со сроком службы в шесть месяцев. В 1792 г. добровольцы были призваны вновь – на этот раз сроком на год; и, поскольку квоты распределялись между департаментами, принцип добровольности получил также частицу обязательности. В результате впервые значительное число выходцев из крестьянства встало под знамена Революции.

На первых порах новосозданные войска задействовались в борьбе с внутренними врагами. Однако стоило в апреле 1792 г. австрийцам и пруссакам выступить против революции, как роль и характер французских вооруженных сил были быстро преобразованы применительно к новой обстановке. С одной стороны, набор добровольцев-буржуа в Национальную гвардию уступил место политике вооружения гораздо более широких слоев общества. Поскольку вожди революции становились все более зависимыми от низших слоев Парижа, подобный подход виделся благоразумной гарантией стабильности власти первых. С другой стороны, необходимо было поднять всю нацию на борьбу с иностранной агрессией, весьма кстати упразднявшей различие между унаследованной от Старого Режима регулярной армией и добровольческими революционными силами. Соответственно, в феврале 1793 г. была издана Конвенция о слиянии регулярных и добровольческих сил. Несмотря на определенные изъявления революционных идеалов,(14*) справедливости ради следует отметить, что регулярная армия в процессе слияния обладала превосходством – не столько в силу численности, сколько жизненно необходимого новобранцам для выживания практического опыта. Либеральные и эгалитарные установки революционного движения в подобных условиях возможности для применения почти не имели(15*).

Таким образом была обеспечена преемственность между старой и новой армиями. Вооруженные силы даже успешно пережили знаменитый levee en masse 1793 г. В августе этого года Конвент постановил:

… все французы являются постоянно военнообязанными. Молодежь должна идти в бой; отцы семейств будут ковать оружие и перевозить боеприпасы; женщины будут шить палатки и служить в госпиталях; дети будут щипать корпию; старики же будут находиться в общественных местах для поднятия духа солдат, проповедования единства Республики и ненависти к королям (16*).

Вряд ли можно вообразить более высокопарное изложение революционного принципа об обязательности всеобщей воинской повинности – однако усилия в осуществлении указа были энергичными и вполне успешными(17*).

Неоспоримым было значение как политических идеалов, так и правовой обязательности призывной службы. Однако заставили работать levee en masse бедствия и разруха, постигшие общество благодаря неурожаям, катастрофической инфляции, общему экономическому развалу. Безработица была повсеместной, так что по объявлении очередного призыва молодежь из беднейших слоев достаточно охотно шла на службу. Военная служба давала возможность избежать нищеты и законное основание жить за чужой счет. Крайне редко новые армии следовали бюрократическим принципам обеспечения необходимым; вместо этого они сами забирали продовольствие и все остальное, еще более усугубляя экономический беспорядок. Ясно, что приобреталось все это за счет срыва поставок в Париж и другие города.

Пока армии оставались во Франции, подобное поведение делало жизнь в городах все более проблематичной, и подобная неопределенность гражданской жизни толкала молодежь в объятия армии(18*).

Именно эта обратная связь сделала указ Конвента (август 1793 г.) действенным и обеспечила революционные армии новобранцами и энтузиазмом достаточными для подавления всех очагов контрреволюции во Франции. Эта задача была выполнена к концу 1793 г., после чего стало возможным сосредоточить силы против внешних врагов. После первых же побед войска углубились на территорию соседних стран, и с этого момента на них было возложено бремя расходов на ведение военных действий. В результате вновь стали возможными восстановление экономики Франции и возвращение к рыночной системе снабжения городских центров продовольствием.

Такова в общих чертах была ситуация к 1794 г.(19*) и когда стало возможным возвращение к нормальным условиям, поднялась могучая волна противодействия революционному террору, фиксированию цен, вооруженному отчуждению собственности, столь распространенным в наивысшей точке кризиса. Поскольку большинство безработной молодежи воевало за пределами Франции, то городские толпы – даже в Париже – утратили былую мощь и энергию. Таким образом, когда недовольные новым развитием событий политики попробовали вновь обратить гений толпы против своих недругов, выяснилось отсутствие прежних запала и силы. Напрасно друзья Робеспьера в июле 1794 г. пытались поднять парижские округа на его спасение; годом позже, 3 июня 1795 г., когда толпа попыталась, как встарь, запугать Конвент, для ее усмирения были вызваны войска. «Вот день, который следует считать окончанием Революции», – не без основания заявил Жорж Лефевр( 20*) .