Джонатан Келлерман - Выживает сильнейший

• Название: Выживает сильнейший
• Автор: Джонатан Келлерман
• Издательство: Гудьял-Пресс
• Жанр: Триллер
• Год: 1998
• ISBN: 5-8026-0012-8

Во время экскурсии в парке убита дочь дипломата. Перед полицейским Майло Стерджисом и его другом психоаналитиком Алексом Делавэром встает вопрос: почемуее убили? Ни следов борьбы, ни признаков изнасилования не обнаружено. Дипломат стремится контролировать ход расследования. Майлоу и Алекс недоумевают, уж не хочет ли отец похоронить вместе с телом дочери и правду о ее гибели. Связывая воедино нити, тянущиеся от гибели ребенка к новым жертвам, автор создает леденящий душу своим реализмом портрет Зла.

---

В центре зала стояли трое затянутых во фраки и встревоженных нашим появлением французов. Взгляды, которые они бросали на Зину, говорили о том, что ее здесь знают. Обойдя меня на шаг, она холодно бросила:

– Два.

Самый старый и лысый из троицы напряженно склонил голову.

– Мадемуазель.

Подхватив пару кожаных альбомов, оказавшихся на поверку меню, он поспешно устремился за Зиной, направившейся к кабинке в углу.

* * *

Обычное место свиданий?

С тем же окаменевшим лицом мэтр наблюдал, как Зина разворачивала салфетку. Его испуганный, настороженный взгляд я почувствовал и на себе.

– Приятного аппетита.

– Седло барашка сегодня есть?

– Нет, мадемуазель, к сожа...

– А вообще что-нибудь приличное?

В глазах официанта мелькнула такая боль, что впору было предложить ему таблетку анестетика.

– Что вы заказывали в последний раз, мадемуазель?

– Палтуса, но он походил на кашу.

– Кашу?

– Кашу. Рыхлый, вялый и безвкусный. Ему не хватало пары минут на сковороде. Мне пришлось самой проследить за этим.

Мэтр потянул в стороны концы галстука-бабочки – ни дать ни взять попытка покончить с собой от отчаяния.

– Хорошо. Я предупрежу шефа.

Зина улыбнулась.

– Две воды со льдом и лимоном, пока мы определимся, а еще принесите бутылку приличного белого вина.

– Приличного... – пробормотал француз.

– Калифорнийского, – уточнила Зина. – Шардонне, и чтобы год тоже был приличным.

– Французы такие надутыеиндюки, – заметила она, когда мэтр отошел от нашего столика. – Я могу мириться с чванливыми рожами, но ведь они давно стали интеллектуальными банкротами,вот что делает их патетику такой невыносимой. Вечно носятся со своей издыхающей культуройи насморочным языком,отказываясь с патологическим упрямством признать, что на нем уже никто не говорит, что он стал лингвистическим пережитком.

– Что вы хотите этим сказать?

Она хмыкнула.

– Пережитком, потому что в нем слишком мало слов?

– Ну, для того чтобы заказать утку под маринадом, слов вполне хватит, однако для более серьезных вещей их просто нет. Возьмите современную науку – когда в последний раз программное обеспечение было созданона французском?

– И все же это прекрасный язык.

Зина рассмеялась. Мальчик-мексиканец принес нам воду.

– Шеф, – с пренебрежением сказала она. – Какой-нибудь коротышка даже без зеленой карты[13].

Сидя напротив в кабинке, я ощущал аромат ее духов, легких и старомодных. Французских, наверное. Лизнув указательный палец, Зина провела на запотевшем стекле высокого стакана вертикальную линию. Затем другую. Перечеркнула их двумя горизонталями, превратив в поле для игры в крестики-нолики, и стерла ладонью.

– Вот видите, у меня тоже бывают дни, когда я становлюсь то Свифтом, то Папой.

– Естественно, как и каждый из нас.

– Нет, только если вам повезет.

Я улыбнулся.

– Что такое?

– Вы достаточно уверены в себе.

– Это плохо? – Она вновь, как и в машине, выгнула спину.

Не дожидаясь моего ответа, Зина положила руку на мое запястье. Тонкие хрупкие пальцы с неожиданно мягкими подушечками. Горячие – как у охваченного жаром или приливом энергии ребенка.

– Было бы лучше, если бы уверенности мне недоставало, Эндрю?

– Отчего же. Я бы сказал, что вы, очевидно, наделены многими достоинствами.

Хватка усилилась, в кожу впились ее ногти.

– Я?

– Интеллектуальными и физическими в равной мере.

Кисть расслабилась, палец ее легкими круговыми движениями начал поглаживать ложбинку на моей ладони. Не очень приятное ощущение, однако я не сопротивлялся.

Внезапно Зина убрала руку.

– Видимо, это больше по вашей части. Я имею в виду чувство собственного достоинства. На протяжении всего детства родители уверяли меня в моей одаренности.

– Добрая родительская поддержка.

– Я ни слова не сказала о их доброте. Но на похвалы не скупились. – В голосе ее прозвучала металлическая нота. Радужная оболочка глаз в полумраке казалась серой. – Родителями, собственно говоря, они были отличными. Умные, образованные люди, которые научили меня здраво мыслить. А ваши?

– Хотелось бы мне сказать то же самое. – Я покачал головой.

– Изнуряли своей любовью и опекой"

– Вовсе нет, но я не смог бы назвать их отличными.

– Бедняжка. Ваша мамочка вас не баловала – поэтому-то вы и избрали психологию?

– Может быть.

– Всего лишь? То есть вы и сами не знаете?

– Я не слишком силен в самоанализе.

– А мне казалось, в этом ваша суть.

– Суть в том, – пояснил Эндрю, – чтобы понять свихнувшийся мир, в котором мы живем. Это дает возможность делать в нем то, что желаешь. Не хочу заниматься самокопанием, предпочитаю лезть в чужие головы, не вступая в собственное дерьмо. Скажете – непоследовательно? Пусть так.

– Грубо, грубо, cherЭ. Складывается впечатление, что вы ищете конфликтов. Если что-то дается вам без труда, вы теряете интерес, не правда ли?

Я промолчал.

– Правда? -Зина чувствительно подтолкнула меня локтем.

– Как уже было замечено, самоанализ раздражает, Зет. Что вы посоветуете заказать? – Я взял в руки меню.

Похоже, ей надоело играть – на мгновение лицо стало злым. Но Зина тут же овладела собой и улыбнулась.

– Ну, – весело проговорила она, – я бы предпочла палтуса.

– А он не окажется похожим на кашу?

– В таком случае я размажу ее по их рожам.

* * *

Рыба была приготовлена великолепно.

С кислой улыбкой мэтр поставил перед нами тарелки и опасливо наблюдал за тем, как попробовал я, как за мной положила в рот кусочек и Зина. Я удовлетворенно кивнул, она продолжала есть. Официант с облегчением повернулся спиной к столику.

Зина аккуратно разделала рыбу, убедилась в полном отсутствии костей и принялась методично, без единой паузы, уничтожать ее. Когда с этим было покончено, она переключилась на гарнир, и к тому времени, как я почувствовал, что уже сыт, на ее тарелке не осталось даже веточки петрушки.

– Еще одно достоинство, – заметил я.

– Вы принадлежите к числу мужчин, считающих, что женщина вообще не должна есть?

– Боже упаси.

– Тем лучше. Я люблюесть. – Зина откинулась на спинку кресла и вытерла губы. – Здесь, – она похлопала себя по плоскому животу, – не откладывается ни грамма. – Я сжигаюкалории. Избыток энергии.

– Вы могли бы прекрасно заводить аудиторию.

Зубы ее сверкнули в улыбке.

– Я была замечательнымзаводилой.

Зина принялась раскачиваться в стороны, ритмично, в такт воображаемому барабану, потрясая сжатыми в кулаки и выброшенными над головой руками. Сидя в кабинке, она не привлекала внимания других посетителей.

– Тра-ра-ра! Бум-бум-бум! Эй, вы там! Вас сварили, что ли? Тогда вон отсюда! А ты – на сцене? Думаешь, ты гении?Думаешь, звезда?Так мы докажем тебе, что нет!

Она медленно опустила воздетые к потолку руки.

– Браво, – сказал я. – Вспомнили родной колледж?

– А что же еще? Хорошая школа жестокости. Вокруг в основном бледные посредственности, зато в мое время можно уже было без опаски дать под зад какому-нибудь недоумку.

– Не думал, что все так упростится.

– Упростилось, упростилось. Все стандарты летят к чертям. Вот вам и наклонная плоскость. Мы возвращаемся в средневековье, Эндрю, и единственным преимуществом этого является лишь вновь зарождающаяся аристократия.

– Что за аристократия?

– Интеллектуальная.

Я принял задумчивый вид.

Подозвав щелчком пальцев мальчика, с напитками, Зина заказала коктейль и принялась медленно поглощать его через соломинку.

– Вечно неизменным остается одно: большинство обречены на то, чтобы быть слугами. Слуги, Эндрю, всегда считают, что им не хватает свободы, но распорядиться ею они не в состоянии. Слугам требуется жесткая структура и готовые решения, им нужен хозяин, который научит их вытирать задницу.

– Насколько велико это большинство?

– К нему принадлежат по крайней мере девяносто девять процентов.

– А один оставшийся ими управляет.

– Вы не согласны?

– Это зависит от того, к какой группе отношусь я сам.

– У вас есть сомнения в собственных возможностях? – Зина рассмеялась.

Эндрю опять погрузился в раздумье.

– Нет. Пожалуй, я соглашусь с вашей оценкой. В целом. Общество деградирует на глазах. Я просто не пытался углубиться в подсчеты.

– Мне казалось, что вы, психологи, только ими и занимаетесь.

– Не забывайте про ВКД – все, кроме догматизма.

Она легонько коснулась моей руки, затем поправила черный локон.

– Один процент – дань великодушию.На самом же деле способностью к выбору и принятию решений обладает всего полпроцента.