И. Кузнецов - Предания русского народа

• Название: Предания русского народа
• Автор: И. Кузнецов
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2807-4

Неспешные и мудрые, добрые и уютные легенды о Волге-матушке и брате ее — Днепре, о самородных ключах с живою водой и о святых горах Китежских, о том, как сотворил Бог Землю Русскую, о заре-зарянице и частых звездушках, о заветных кладах Стеньки Разина и потаенных пещерах под Жигулями… Вот уже почти два века как начали записывать эти предания подвижники русской культуры М. Н. Макаров и И. П. Сахаров; их дело достойно продолжили М. Ю. Забылин, П. И. Мельников-Печерский, С. В. Максимов, А. Н. Афанасьев… На основе классических фольклорных сборников и составлена книга, которую вы держите в руках; многие легенды взяты из редких изданий, старинных журналов. Поистине бессмертны эти жемчужины русской словесности, собранные бережной рукой, и никогда не увянет чудесный цветок папоротника в Берендеевом лесу.

---

Захотелось также взглянуть на Пугача и Салтычихе. А Салтычиха эта была помещица злая-презлая, хотя и старуха, но здоровая, высокая, толстая, и на вид грозная. Да как ей и не быть толстой и грозной: питалась она — страшно сказать — мясом грудных детей. Отберет от матерей, из своих крепостных, шестинедельных детей под видом, что малютки мешают работать своим матерям, или что-нибудь другое тем для вида наскажет, — господам кто осмелится перечить? — и отвезут-де этих ребятишек куда-то в воспитательный дом, а на самом деле сама Салтычиха заколет ребенка, изжарит и съест.

Дело было под вечер. Остановился обоз с Пугачом на ночлег. Приехала в то село или деревню и Салтычиха: дай, мол, и я погляжу на разбойника-душегубца, не больно, мол, я из робких. Молва уже шла, что когда к клетке подходит простой народ, то Пугач ничего — разговаривал, а если подходили баре, то сердился и ругался. Да оно и понятно: простой черный народ сожалел о нем… А дворяне более обращались к нему с укорами и бранью: «Что, разбойник и душегубец, попался!»

Подошла Салтычиха к клетке. Лакеишки ее раздвинули толпу.

Что, попался, разбойник? — спросила она. Пугач в ту пору задумавшись сидел, да как обернется на зычный голос этой злодейки и — Богу одному известно, слышал ли он про нее, видел ли, или просто-напросто не понравилась она ему зверским выражением лица и своей тушей, — как гаркнет на нее, застучал руками и ногами, даже кандалы загремели, глаза кровью налились. Ну, скажи, зверь, а не человек. Обмерла Салтычиха, насилу успели живую домой довезти. Привезли ее в имение, внесли в хоромы, стали спрашивать, что прикажет, а она уже без языка. Послали за попом. Пришел батюшка. Видит, что барыня уже не жилица на белом свете, исповедал глухою исповедью, а вскоре Салтычиха и душу грешную Богу отдала. Прилетели в это время на хоромы ее два черных ворона…

Много лет спустя, когда переделывали дом ее, нашли в спальне потаенную западню и в подполье сгнившие косточки.

(«Живая старина», 1890, вып. 2)

Горькая смерть

Фома-дворовый был пугачовец, и его решили повесить. Поставили рели, вздернули Фому, только веревка оборвалась. Упал Фома с релей, а барин подошел и спрашивает:

— Что, Фома, горька смерть?

— Ох, горька! — говорит.

Все думали, что барин помилует, потому что, видимо, Божья воля была на то, чтобы крепкая веревка да вдруг оборвалась. Нет, не помиловал, велел другую навязать. Опять повесили, и на этот раз Фома сорвался. Барин подошел к нему, опять спрашивает:

— Что, Фома, горька смерть?

— Ох, горька! — чуть слышно прохрипел Фома.

— Вздернуть его в третий раз! Нет ему милости!

И так, счетом, повесили барского человека три раза.

(Д. Садовников)

СТАРИНА МОСКОВСКАЯ

Начало Москвы

Начало Москвы неизвестно. Есть поедание, что в сумерках времен давно прошедших, будто бы еще в конце IX столетия, Олег, блюститель Игорева престола, пришел на Москву-реку, которая тогда называлась Смородиною или Самородинкою, и заложил там городок. Во время князя Георгия (Юрия) Владимировича, когда уже предания о Москве стали более выясняться, в летописях сказано, что на месте Москвы находилось поместье боярина Кучки, состоявшее из шести сел: Воробьева, Симонова, Высоцкого, Кудрина, Кулишек и Сущева, а дом его был на Чистых прудах; что в дремучем бору (где находился Кремль) жил пустынник Букал, а на Крутицах человек мудрый, родом римлянин, Подон. Повествуют, будто бы Георгий (Долгорукий), оскорбленный Кучкою, убив его, завладел его поместьями и заложил город Москву в 1147 году, а сына своего, Андрея Боголюбского, женил на дочери казненного им боярина. Достоверно только то, что в упомянутом году (28 марта) князь Юрий Суздальский, сын Мономаха, роскошно угощал в Москве союзника своего, князя Святослава Олеговича Северского. После князь Юрий сделался великим князем Киевским, а сын его, Андрей, основал свое великое княжество Владимирское, на Клязьме, вдали от Киева, в северо-восточной части Руси.

Во времена усобицы и гибельного нашествия татар на Русь, Москва была одним из младших городов, то Суздальской, то Тверской областей, и составляла сборное место для проходивших через нее ополчений, потому что князья и воеводы Владимирские, Новгородские, Рязанские и Черниговские сходились в нее со своими войсками, направляясь в разные стороны. Москва тогда состояла во владении наследников князя Юрия Долгорукого.

В продолжение долгого времени Москва претерпевала разные несчастные для нее крушения и неоднократно была сожжена и разорена татарами; но судьба, предуготовляя ее к славе, не допустила ее погребения в пепле и ничтожестве, вручив над нею удельную власть князю Даниилу (сыну Александра Невского), который в 1296 году принял титул князя Московского. Этот князь дал Москве некоторую политическую значительность в системе северных русских владений и, присоединив к своему княжеству Переславль-Залесский и другие области, предуготовил Москву быть столицею.

(С. Любецкий)

Козье болото в Москве

И на месте Москвы была дичь глубокая: много было сказок о горах, рощах и лесах ее; долгие тянулись присказки о топях и лугах в тех лесах нетронутых. Недавно еще певалась песенка: Как начиналася матушка каменна Москва.

Приволье тут было птице небесной, не стерегся тут зверь стрелка вороватого. И прошло все: не живет маслина сплошь в году! Показались высокие рога кремлевские. И двинулись князья Московские на поезды удалые! Недалек им был выезд разгулять себя: то в рощах подкудринских, то на трясинных топях козихских, то по вражкам тверских слобожан, то по отлогому бережку речки Неглинной; тут всего было вдоволь; и не бежал еще зверь в Сибирь дальнюю…

Дикие козы и лоси водились по всему Царству Русскому: и много же было коз на болотах Козьих низменных. Никто их тут не распугивал как начиналася матушка каменна Москва.

А при царях и патриархах, тут же был и ручной козий двор: с него собиралась шерсть ко двору царскому; той же шерстью владел и патриарх Московский. Это был у царей и патриархов, — быт хозяйственный. Большие слободы были приписаны ко двору козьему. Как на праздник хаживали красные девки на дело пуховое; весело им было щипать пух под песенки.

Но в топях козьих много тогда легло народа неосторожного. — Всегда была топка Козиха.

(М. Макаров)

Могила забытого святителя

В Москве нынешняя церковь святителя Ермолая была молельною часовней Патриарха Ермогена. Уединенно стоя в чаще ракитника, окруженная топями козьими, она издревле принадлежала ко двору патриархов. По горке к Благовещенью, почти от самого пруда, красиво сидела берёзовая роща, хорошо в ней свистывали соловьи, хорошо пели и другие пташки. В березняке много родилось грибов, — весело им было родиться на чистоте, на припоре красного солнышка. И все это было для народа Божьего: для чернецов, для отшельников!..

Велик из них был Патриарх Ермоген. Живой на воле Господней он здесь молился за нас, страдал и умер за нас, за Церковь Божию; но не тут, не в своей молельной, — чужие пташки теперь щебечут над его могилой, чужая пчелка сосет там мед с лазоревых цветочков — они одни памятник мужу правды!

Но тут же в молельной спит крепко другой святитель… Ему нет теперь имени на земле у нас, у живых, — камень, его покрывший, затиснут в помосте церковном, при самом входе во храм Божий, народ его топчет. Никому незнамо, кто был этот святитель; но вот крест, вот святительская митра… Они еще не сглажены богатырскою рукою времени, — тут она была бессильна!

Помни это, прохожий на землях света: может быть, этот в живых бывший и теперь лежащий у ног твоих сам обрек себя в жертву, нам другим, смирения недоступного, — но кто он?..

(М. Макаров)

Село князя Владимира Донского

Стойте! Вот церковь Рождества в Кудрине. Справьтесь по Синодику, кажется, ещё существующему в бывшем Новинском монастыре, и вы подтвердите это предание, если я теперь расскажу вам, что это Кудрино было вотчиной князя Владимира Андреевича Донского, брата-сподвижника Димитрию Донскому. Дом князя Владимира услужил отечеству, почти вравне со своим братом-воином. Нельзя решить: мог ли бы Димитрий без Владимира так счастливо стереть татар с лица земли русской?

Мог ли бы и Владимир без отчаянной решимости Донского победить их на поле Куликове? — Какое славное село Кудрино!