Вера Камша - Синий взгляд смерти

• Название: Синий взгляд смерти
• Автор: Вера Камша
• Жанр: Фэнтези

---

Селина пускай астаетца с Вами под чужым иминем. Ваша доч по вашей глупасти служыла кампанёнкай систры и дочири приступнека и ни может быть принета в нашем доме. Граф КРЕДЕНЬИ пазаботитца о ее приданам и женихе пожже патаму што он занят гасударствиными дилами. Амалия и Жюль уехали к Вашей систре Карлотте на васпитание. Ани будут абиспечины, но в КРЕДЕНЬИ им ни места.

Пасылаю Вам и Вашей дочири дваццать залатых талов но ни расчитывайте что я буду Вас садержать в роскаши.

Прибывающая к Вам в распалажении графиня Аглая-Амелия-Иоланта-Фелицыя КРЕДЕНЬИ. Писана в замке КРЕДЕНЬИ в сопственых апартаментах».

Луиза сосредоточенно перевязала письмо ленточкой и сунула в футляр, как в могилу. Прочь из «парядачнаво опщиства»! Глупо, но она едва не заплакала, хоть и не ждала иного после того, как переехала в особняк Алвы, оставив маменьку в мещанском предместье. Оскорбление было смертельным, зато теперь графиня Креденьи посрамила вдовую дуэнью. Предварительно вскрыв предназначенное «Мужу и Супругу» письмо. Мать вечно подслушивала и копалась в чужих вещах, но граф все равно на ней женился. Хотя сейчас все дыбом, будто при первом Франциске, в такие времена каких только свадеб не случается...

Вино Луиза допивать не стала, отнесла на кухню, где дожидался своего соуса кролик. Что ж, соус будет винным. Задержавшаяся кухарка весело выслушала пожелание и пообещала, что господин Гутенброд оближет пальчики. Луиза улыбнулась — она устала спорить с Найтоном, а Найтон уже выдал госпожу Карреж за пивовара... Пивовар — зять графини Креденьи! Роскошная месть, только опоздала «любезная дочирь» выскакивать замуж «назло маменьке» лет на двадцать.

Стакан в столовую Луиза вернула сама. Караулящий на шкафчике кот занес лапу, но женщина увернулась и постучалась к Селине. Тайн у дочки не водилось, но Луиза слишком хорошо помнила собственные распахивающиеся не ко времени двери.

— Мама? — Сэль уже собиралась ложиться, но лечь — еще не уснуть. — Что-то случилось?

— Все хорошо, — улыбнулась вдова капитана с «дурной рипутацыей». — Твоя бабушка вышла замуж за твоего дедушку и радуется. Она прислала нам двадцать таллов. Как ты смотришь, если мы пожертвуем их церкви?

— Конечно... Мама, это на дорогу? Мы должны ехать в Креденьи?

— А ты хочешь?

— Нет!

— Я тоже не хочу. Будем ждать Герарда здесь.

3

«Стих — своих — певец — наконец... Лист — свист... Вышине... вышине — мне!»

Он вспомнил все слащавые рифмы, придуманные графиней Ариго, вспомнил ее саму в темно-синем, почти черном бархате, маркизу Эр-При в алом и мать, самую молодую из троих. Две девочки сидели отдельно от дам, перед ними лежали похожие на уставших зеленых выдр венки, а слуги разносили бумагу и перья. Турнир поэтов в Гайярэ, затеянный хозяйкой дома. Отмеряющая время клепсидра, заданные рифмы и сонет, который требовалось сочинить за два часа. Ли сочинил, вызвав приступ негодования и хохота. Хохотал в кои-то веки выбравшийся в гости старик Эпинэ, графиня Ариго поджимала губы и выговаривала матери и дядюшке Рафиано, тот качал головой, а потом заметил, что Лионель выполнил все необходимые условия. То, что сонет посвящен не недоступной возлюбленной, а несчастной жабе, нарушением не является, ибо наличие прекрасной дамы заранее не оговорено.

Графиня Каролина натянуто улыбнулась и предложила прекрасным девам назвать победителей. Выбор у дев был — трое сыновей маркиза Эр-При, Эмиль Савиньяк и по паре молодых Манриков, Валмонов и Ариго честно воспели очи, выи и ланиты. Выдру из рук королевской невесты получил Ги, заслуженно, к слову сказать, а вот дочь хозяев дома пролепетала, что все сонеты такие красивые, она не знает, какой выбрать, и потому... потому пусть будет сонет к жабе. Им не посвящают стихов, а они не виноваты, что родились... жабами.

— Так могла бы сказать Октавия, — нашлась графиня Манрик.

— Какая именно? Святая или королева? — засмеялся Валмон. Тогда он еще ходил, тогда Борны были друзьями, Манрики — союзниками, а Ренкваха — дальним северным болотом... Первым из сидевших в тот день на белой террасе погиб отец. Не прошло и года.

«Закат — объят, час — нас...»

Перо скользило по бумаге, возрождая старенькую чепуху. Лионель нечасто сочинял стихи, даже такие. Умел, но не писал. Не все, что ты делаешь лучше многих, приносит удовольствие, но сонет к жабе сочинять было весело. Сочинять и ждать, когда прочтут... Старшая из судивших турнир девочек умерла, младшая стала королевой и тоже умерла. Жаль, она была нужна. Жаль, она была молода. Жаль, она была умна.

...Они гуляли по изогнутым разноцветным дорожкам Тарники — король, королева и маршал Савиньяк, удостоенный высочайшей аудиенции перед отъездом в Кадану. Фердинанду не нравилось это назначение, но король его подписал, как подписывал все, чего хотел Сильвестр. Журчали фонтанчики, то сладко, то пряно пахли невысокие цветы, складываясь в пестрые ковры, где могла укрыться разве что жаба. Если бы вылезла из сонета.

Малая королевская прогулка длится три четверти часа, за это время можно многое сказать, если захотеть, но Фердинанд сам не знал, чего хочет, и нес чепуху, а Лионель был зол и думал о Манриках и каданцах. Последних он собирался разбить одним ударом, что и сделал. Кажется, это было единственным осуществившимся в то лето намерением. Все остальное пошло прахом. У всех.

Равно трагичны близостью конца

Хвосты и уши, почки и сердца!

У фонтана-каприза внезапно примолкший король торопливо поручил супругу заботам маршала и удалился. Быстро, словно за ним гнались. Катарина продолжила прогулку. На ней было белое платье с черным поясом, и она попросила сорвать ей алый цветок. Лионель сорвал.

— У нас есть четверть часа, — сказала королева. — Я буду откровенна.

— Как вам угодно.

— Королевы порой меняют чашки. Иногда по ошибке, иногда нет... Я не ошиблась. Нарианский лист улучшает цвет лица. Фердинанд будет прекрасно выглядеть. Завтра... Наше с вами уединение случайно. Если Манрик или Сильвестр решат узнать причину, они успокоятся, хоть и не получат от доказательств удовольствия... Господин Савиньяк, я озабочена вашим отъездом, последовавшим за отъездом Алвы, вашего брата и Альмейды. Я должна знать, что это означает.

— Войну. Возможно, войны.

— Фердинанд скоро вернется. Вы знаете меня и можете не лицемерить. Я знаю вас и могу не заламывать руки. Что будет со мной и моими детьми? Что будет с Эпинэ?

— Надеюсь, что ничего.

— Надеетесь?

— Чтобы что-то сделать, нужно время. Его нет ни у бордонов, ни у каданцев, ни у Колиньяров. Те, кто рассчитывает занять меня и Алву до весны, ошибаются. Мы вернемся раньше.

— Может быть, но Анри-Гийом очень плох. Колиньяр хочет видеть герцогом Марана.

— Колиньяр недавно потерял наследника. Ему некому передать даже собственный герб. Моя мать не желает соседствовать с Маранами, она образумит маркиза Эр-При.

— Она или вы?

— Так ли важны подробности?

— Верно. Мы можем только верить друг другу, но мы не можем друг другу верить. Как быть с этим? Я не хочу развода, но смерти не хочу еще больше. Я знаю, Алва поручил нас — всех — вам. Вам, не Манрику! Вас отсылают. Я больше не остаюсь одна даже в молельне — меня «защищают» от убийц, которых может подослать Штанцлер. В Золотой столовой после грозы протек потолок. Пока художники отмывают плафон, королевской чете накрывают в северном крыле.

— Я не только не комендант Тарники. Я уже и не комендант Олларии. По крайней мере до зимы.

— Вы не успеете вернуться, Савиньяк. Скорее уж Алву вернут как... регента Талига. Регент должен находиться в столице.

— Не обязательно. Алонсо Алва большей частью был при армии.

— Вы согласитесь?

— С чем, сударыня?

— С тем, что сделают без вас? Алва давал слово защитить меня и детей. Вы давали слово заменить его в его отсутствие. Фердинанду вы оба всего лишь присягали. Странная вещь присяга — для одних она значит все, для других ничего. Я имею в виду свою семью, граф. Было два Ги Ариго...

— Я помню про обоих. В северном крыле не лучшие комнаты, там снятся дурные сны. Моя матушка имеет обыкновение превращать свои страхи в притчи, ваша, помнится, тоже баловалась пером. Почему бы вам не последовать ее примеру?

— Если я назову вас так же, как Ги, своего брата Ги, я ошибусь?

— Как вы его назвали?

— Подлецом. Ни в коем случае не трусом, но подлецом. Я не жалею, что была с вами откровенна. Вы не узнали ничего нового. В отличие от меня... Вы хорошо ненавидите, граф, лучше всех, кого я имею несчастье знать. Других удовлетворила Занха для Борна и Закат для младших Эпинэ, а вас?

— Вы все-таки заламываете руки. Это излишне. Запоминайте. Урготелла. Улица Четырех Дождей. Лавка «Поющая лилия». Хозяин знает, как будить нарциссы осенью, а лилии — зимой. Если он получит сонет, в котором упоминается жаба, он переправит его Алве. Если последние две рифмы будут «конца — сердца», Алва вернется. Если второе четверостишие начнется с «Он ждал», он вернется немедленно и без предупреждения. И еще. В личную королевскую охрану переведено несколько гарнизонных офицеров. В том числе Чарльз Давенпорт, сын генерала Энтони. Молодой человек в большой обиде на Алву, зато он вряд ли станет выполнять приказ, который напомнит ему об Октавианской ночи.