Михаил Старицкий - Молодость Мазепы

• Название: Молодость Мазепы
• Автор: Михаил Старицкий
• Жанр: Историческая проза

Молодость Мазепы (укр. Молодість Мазепи) — роман Михаила Старицкого, первая книга, рассказывающая о молодых годах будущего гетмана Украины Ивана Мазепы. Впервые была опубликована в 1898 году в газете «Московский листок», после чего была запрещена к публикации и впервые была переиздана в 1997 году на русском, украинском и английских языках.

Сюжет книги посвящен среде, в которой формировалось мировоззрение Ивана Мазепы и которое предопределило его дальнейшие поступки как государственного деятеля. Старицкий подчеркивает, что жизнь Мазепы на хуторе, в простой казацкой семье, где красота природы гармонирует с красотой человеческих отношений, в дальнейшем сравнивалось Мазепой с прогнившими устоями королевского двора в Польше, куда он был направлен на учебу. Отдельным сюжетом описаны отношения Ивана Мазепы с его первой любовью — казачкой Галиной, которая сыграла важную роль в дальнейшей судьбе будущего гетмана.

---

Утомленные дневным переездом, товарищи Мазепы заснули сразу крепким сном, но Мазепа долго не мог уснуть. Ужасный вид деревни, наполовину выжженной и опустошенной, сцена с универсалом и разговор с бедным забитым священником — все это вставало в его воображении, путалось, прерывалось и снова возникало, будто из тумана. — Так уже началось, началось… — повторял он себе, чувствуя, как его охватывает та нервная дрожь, какая охватывает воина накануне битвы. — Что-то выйдет из всего-этого? Удастся ли Дорошенко воссоединить обе Украины? Не вмешается ли в это дело Сирко? Нет, ему, Мазепе, удалось во всяком случае уговорить Сирко при прощании, что если он не хочет помогать вместе с татарами Дорошенко, то пусть хоть не вмешивается до поры, до времени в его дела. Очевидно, уже гетман послал за татарской помощью, но как отнесется к ней народ? Вот и в этой толпе раздавались крики: «на татар!» И так всюду… всюду… А может еще он, Мазепа, придумает более «тонкие медиации»? Разве эта голова не подавала Варшаве и самым разумным разумные советы?

Такие вопросы, мысли и сомнения толпились в голове Мазепы… Наконец мысли его начали путаться, обрываться, под утро он заснул тяжелым, тревожным сном.

Ему казалось, что он стоит на берегу Днепра и видит, как оба берега реки покрыты толпами казаков, а среди красноверхих казацких шапок виднеются и татарские чалмы и шапки ратных людей. Все заняты, все хлопочут; он присматриваете и видит, как казаки вместе с татарами и ратными людьми перебрасывают огромные железные цепи с одного берега Днепра на другой. И он, и гетман Дорошенко, и Сирко — все тут. гетман Богдан Хмельницкий стоит на острове, поникнув на грудь седыми усами и, печально покачивая головой, спрашивает их тихо: «Гай, гай, детки любые, что это вы делаете?» — «Сполучаєм, батько, Украину», — отвечают они. А в это время гетман Бруховецкий выходит на берег с большим блюдом, а на блюде лежит тяжелый замок и говорит, хихикая каким-то хишным смешком: «Ну ж, сполучили, панове, давайте ж я ее теперь замочком запру». Но в это время вылетает Сирко с запорожцами и начинается свалка. Кровь, кровь всюду… все смешалось…

И вот нет уже ни казаков, ни крови, ни Днепра… Он стоит в степи и видит, как татары тащат его Галину, как она рвется, выбивается от них, зовет его на помощь… А Тамара держит его за плечи и, указывая на Галину, вскрикивает: «А ну-ка, покажи теперь свой хитрый удар!»

Мазепа хочет вырваться и видит с ужасом, что у него отрублены обе руки, он стонет и кричит. И Галина, и татары куда-то исчезают, а перед ним стоит Сирко и показывает хану огромный шиш.

Утром Мазепа проснулся от того, что кто-то сильно тряс его за плечо, он открыл глаза и увидел, что над ним стоит Палий.

— Ну, пане подчаший, вставай! — произнес он. — Пора нам и в дорогу. Тут ведь не Варшава: у пани-матки, поди, и обед готов.

Что-то неприязненное послышалось Мазепе в словах Палия. И то, что он назвал его «паном подчашим», и упоминание Варшавы произвели на Мазепу неприятное впечатление. Но не давая Палию заметить этого, он быстро вскочил, оправил на себе одежду и спустился с сеновала к колодезю, где сам зачерпнул себе воды «цебром», умылся и утерся собственной «хусткою».

Эта простота нравов ему, привыкшему к роскоши и этикету варшавского двора, не доставила большого удовольствия, но делать было нечего и надо было спешить, так как все остальные казаки были уже готовы к отъезду.

Пообедавши и распрощавшись с хлебосольными хозяевами, казаки двинулись снова в путь.

Было еще раннее утро, влажное и сверкающее. Отдохнувшие и подкормленные кони шли доброй рысцой, и кортеж быстро подвигался вперед. Еще два села проехали наши путники и всюду встречали то же оживление в народе, везде висели универсалы гетмана, везде молодежь собиралась в Чигирин. Но и здесь Мазепа встречал те же красноречивые следы вынесенных народом ужасов войны и татарского побратимства.

Проехавши так безостановочно до полудня, казаки въехали, наконец, в огромный вековечный лес и решили сделать здесь привал.

Лошадей расседлали, стреножили и пустили на пашу; одни из казаков отправились собирать сухой хворост, другие принялись раскладывать костер, Куля и Шрам занялись приготовлением обеда, а Мазепа, забросивши за плечи «рушнычку,» отправился пройтись по лесу в надежде встретить какую-нибудь «дычыну». Его примеру последовал и Палий; охотники разошлись в разные стороны и вскоре Мазепа остался совершенно один.

Его окружал величественный и дикий столетний лес. Под зелеными куполами высочайших дерев было и сыро и прохладно, пахло грибами и земляникой; Мазепа шел напрямик; то там, то сям раскрывались перед ним неожиданно дикие обрывы, или прелестные лужайки, или мягко катящиеся по мшистому ложу лесные ручейки. Сначала он внимательно присматривался по сторонам и прислушивался к каждому шороху, боясь пропустить зверя, но мало-помалу мысли его отвлекались от охоты и снова возвратились к занимавшим его вопросам и к оставленной им дорогой Галине.

Машинально шагал он, не замечая уже ничего окружающего.

Несколько раз ему казалось, что он слышит какой-то даленный лай собак и конский топот, но, погруженный в свои думы, он как-то и слышал, и не слышал эти звуки, не обращая на них внимания. Но вот вблизи его раздался уже совершенно явственно громкий треск сухих ветвей, короткий топот и тяжелое дыхание какого-то громадного, грузного животного, пробиравшегося с необычайной быстротой сквозь заросли. Очевидно, кто-то вспугнул его, так как вместе с храпом животного донесся явственно и топот коня, и отдаленный собак.

Мазепа вздрогнул и замер на месте.

«Медведь или кабан?» — Пронеслось у него молнией голове, и не останавливаясь на этой мысли, он быстро оглянулся кругом.

Он стоял на обширной поляне, представлявшей из себя нечто вроде котловины, она составляла продолжение длинной и довольно широкой долины, вероятно ложа какого-то высохшего ручья, тянувшейся среди спускавшегося к ней с двух сторон уступами леса, всю ее покрывал очерет, мелкая заросль, папоротник и какие-то болотные растения.

Мазепа поспешно осмотрел свою дубельтовку, ощупал у пояса кинжал, и, осмотревши в одно мгновение местное выбрал высокое дерево с довольно низкими ветвями, на ко рое можно было при случае вскарабкаться, и притаился за стволом.

И было время, так как в ту же минуту на поляну выскочил из зарослей дикий кабан необычайной величины. На мгновенье он остановился, как бы желая узнать, с какой стороны за ним летела погоня, и затем бросился снова в против ложную Мазепе сторону.

В одно мгновенье ока Мазепа припал щекой к своей дубельтовке и только что хотел выстрелить, как в то же время неподалеку от него грянул один выстрел, другой, и вслед за ними на поляну вылетела на вороном взмыленном коне высокая и статная девушка в костюме «значной» украинской казачки.

Мазепа остолбенел от изумления. «Кто она? Откуда? Как, каким образом появилась здесь?» — вспыхнула в его голове сотня вопросов, но в ту же минуту перед глазами его произошло что-то настолько ужасное, что совершенно поглотило их.

Пули, посланные девушкой кабану вдогонку, не убили его и даже не ранили серьезно: одна из них попала в ухо, а другая засела в шее, но, не причинивши никакого существенного вреда зверю, они привели его в необычайную ярость. Пошатывая своей окровавленной головой, кабан обернулся назад и, увидевши всадницу, с диким ревом ринулся на нее.

Это произошло так быстро, что девушка не успела повернуть коня, испуганное животное взвилось на дыбы, а кабан бросился под него и с ужасной силой вонзил свои клыки в брюхо коня.

Конь пошатнулся, — еще мгновенье, и он раздавил бы под собой прелестную казачку, но происшествие не застало ее врасплох: заметивши приближение кабана, она в одно мгновенье соскочила с седла и спряталась за дерево, конь рухнул, но рассвирепевший кабан ринулся прямо на девушку; она, видимо, ожидала это нападение, потому что сейчас же схватилась рукой за пояс, желая, очевидно, выхватить нож или кинжал, и вдруг лицо ее побледнело, как полотно… Не то стон, не то крик вырвался из ее груди, — кинжала не было у пояса.

Все это видел Мазепа. Стрелять было уже невозможно: девушку от кабана отделяли всего несколько шагов. Еще одна минута, и она должна была погибнуть под ужасным ударом его клыков…

XXV

Мазепа отбросил в сторону «рушныцю», вырвал из ножен свой острый кинжал, в два прыжка очутился за кабаном и, размахнувшись, всадил ему со всего размаха под левую лопатку длинное и острое лезвие.

Кинжал ушел по самую рукоятку; целый фонтан крови брызнул на Мазепу; послышался предсмертный хрип, и животное тяжело грохнулось на землю, ломая все при своем падении.

Все это произошло так быстро, что Мазепа и сам не мог бы дать себе отчета, как и каким образом проделал он это. Теперь только, когда кабан уже лежал убитый у его ног, он поднял глаза, чтобы взглянуть на отважную наездницу, которой ему удалось спасти жизнь.