Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание

• Название: Прорыв. Боевое задание
• Автор: Михаил Аношкин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1968

---

— Внимание, товарищи!

Андреев почувствовал состояние подъема. В самой обстановке было много романтичного и необычного. И эти три огромных, мощно пылающих костра, и эти фантастические тени, снующие возле костров, и эти зеленые и голубенькие звездочки на крыльях самолетов, и сами самолеты, напоминающие сказочных таинственных птиц с широко распростертыми крыльями. От них отделяются чернильные капельки, над которыми вдруг расцветают белые одуванчики парашютов. И это сосредоточенное посапывание усача Рягузова за спиной, и детская суетливость Васенева, которому почему-то все время казалось, будто подчиненные не очень внимательно исполняют свои обязанности. Низкий басовитый гул наполнил лес, аэродром, тревожил воображение.

Андреев считал одуванчики — один, два, три... много. Возможно, прилетел тот самый грузин, который доставил сюда гвардейцев и увез обратно Лукина? Юра, Юра... Говорил лейтенант, чтоб не брать его, а я настоял. А Лукин как был растяпой, так им и остался. Но, может, он все-таки прыгнул? И мгновенно мелькнула озорная невыполнимая мысль: заорать во все горло: «Эг-ге-гей! Куда подевали нашего Лукина?» Андреев усмехнулся своему желанию: закричишь, — примут за сумасшедшего.

Самолеты, сбросив груз и покачав на прощание крыльями, исчезли так же незаметно, как и появились.

Утром партизанам раздали патроны. Для тола соорудили тайник, или, говоря языком штабным, устроили базу, а попросту, по-партизански — забазировали.

Каждому вручили по семь сухарей величиной в добрую ладонь, по шматку сала и по пачке пшенного концентрата. Гвардейцы получили паек на общих основаниях, и Мишка Качанов пошутил:

— Эх, не завидую тебе, Ишакин.

— Давай мели, Емеля, твоя неделя. Давно не слышал твоего звону.

— Какой же звон? Жалко тебя — от бессонницы помрешь. Не уснешь, пока не кончишь пайку. Опять ведь могут украсть.

— Чижик, — усмехнулся Ишакин. — Напрасно стараешься. Психовать не буду.

В полдень позвали коммунистов. На собрание к штабу Андреев шел вместе с Марковым. Примостились возле сосны. Но Маркова избрали председателем собрания, и Григорий остался один. Повестку дня утвердили из двух вопросов: задачи коммунистов по усилению диверсий на коммуникациях и прием в партию. Предложили поменять вопросы местами, и Марков проголосовал за это предложение. Ваня держался свободно, без растерянности и связанности — видно было, что в председателях бывал часто.

Трех партизан приняли без сучка и задоринки. Политрук Климов, тот, который первым познакомился с Васеневым, неторопливый и медвежковатый, читал заявлений и рекомендации. Когда Марков спрашивал, какие есть вопросы к вступающим в партию или замечания, то собрание приглушенно, но дружно отвечало:

— Знаем!

А вот на четвертом споткнулись. Это был мужичок лет тридцати пяти, большеухий, одет в черную пару, заношенную донельзя, в немецкие сапоги с короткими, по широкими голенищами. Сапоги явно были великоваты и выглядели на мужике смешно — кот в сапогах, ни дать, ни взять. Фамилия его была Ермолаев. В левой руке он держал винтовку, а в правой — кепку. Черные волосы торчали вразброс: по ним давно не гуляла расческа. Лицо казалось маленьким, уши особенно оттопыренными. Ермолаев чувствовал себя не в своей тарелке — волновался, да и, вероятно, застенчивым был от природы. Рассказывая биографию, заикался и путался.

А сыр-бор загорелся из-за того, что Ермолаев одно время летал из одного отряда в другой: сначала был у Давыдова, потом ушел к Ромашину, потом опять вернулся к Давыдову. Его и допытывали — почему? Почему ты, Ермолаев, перебегал то туда, то сюда? Год назад это еще можно было делать — гайки подкрутили позднее. Однако перебежки не мешали Ермолаеву храбро воевать. Объяснить же непостоянство как-то не мог. Бормотал, будто у Ромашина воевал брат — вот к нему и подался. Кто-то крикнул:

— Фекла там воевала!

Прокатился густой смешок. Ермолаев окончательно скис. Марков немедленно восстановил тишину.

— Почему ушел от Ромашина?

— Да ведь как это... Ну... Здеся-то деревня своя... Свои, стало быть...

— Эх ты, деревня!

— Он там задание не выполнил и сбежал.

— Не перебивайте, товарищи, нельзя так!

— Братцы, не было такого...

Не приняли Ермолаева — воздержались. Климову поручили разобраться. Ермолаев обиженно закинул на плечо винтовку и понуро побрел прочь, забыв надеть кепку.

Давыдов, делая неловкие паузы, рассказывал об обстановке на фронте. Но когда добрался до задач отряда, вдруг обрел уверенность, вошел в ораторский раж — оказывается, говорить он умел. Отряд должен выполнять две основные задачи: непрерывно совершать диверсии на коммуникациях противника и вести тщательную всеобъемлющую разведку. Комбриг не сказал о том, что получил приказ взорвать С-кий мост — видимо, раскрывать замысел пока не было необходимости. Но каждый коммунист понимал, что в ближайшие дни предстоят серьезные дела. Не зря же самолеты сбросили патроны и взрывчатку, не зря же собрали коммунистов на собрание. Партийные собрания проводились редко и всякий раз накануне грозных событий.

У коммунистов появилась внутренняя собранность, подтянутость. Каждый понимал, что ему придется отвечать не только за себя, но и за товарища, за соседа, за весь отряд. Единство цели и настроения Андреев почувствовал особенно остро, потому что это ему внове, и пожалел, что нет рядом Васенева — тот еще не успел вступить в партию.

О партизанах Андреев слышал и читал много. Старался представить обстановку, в которой они действовали, и поскольку в начале войны ему пришлось пережить нечто похожее — он представлял партизанскую, жизнь довольно ярко. Но Григорий не мог домыслить того, чего не знал и не мог знать — настроения, вот такого могучего единства. Умозрительно мог предположить, но не ведал, насколько сильно это проявляется. Приобщившись к этому настроению, понял — мелочи партизанского быта, неурядицы, неудобства и всякие несоответствия — всего-навсего побочные явления, неизбежные в жизни большого коллектива. Но не они создают обстановку. Главное — в невидимом, но могучем состоянии, которое можно назвать в одно и то же время и настроением, и единством цели, и ненавистью к врагу. Любого из этих суровых людей подними и спроси — что у тебя на сердце и, какие волнуют думы? И у каждого — боль за Родину, тоска по семье и думы о победе. У каждого свои невосполнимые потери — у одного фашисты убили брата, у другого повесили отца, у третьего расстреляли семью, у всех — попрали родную землю, всем хотят навязать кровавый новый порядок и потушить гордую красную звезду, которая двадцать пять лет звала их к счастью. Они поклялись драться до победы, их девизом, стал клич: «Смерть за смерть! Кровь за кровь!»

И даже то, что сейчас Ермолаеву отказали в приеме в партию, возможно, и зря отказали — разберутся и примут, но даже это еще ярче оттеняло то основное, без чего не было бы этого боевого воинского коллектива.

Собрание кончилось. Андреев подождал Маркова, и к себе возвращались вместе. Ваня задумчиво сказал:

— Был у меня закадычный дружок, работали в райкоме комсомола. И в партию в один день вступили. Еще до войны. На собрания ходили всегда вместе. Он, бывало, говаривал: «Вот, подумай, Ваня, что за чудо. Тебя вижу каждый день, политрука нашего, многих коммунистов, разговариваю с ними, спорю — всех знаю. А вот приду на партийное собрание — и сам вроде другой, и ты другой. Какие-то мы новые, чистые, возвышенные.

— Пожалуй, верно подметил.

— Веду сегодня собрание, а самому невмоготу. Погляжу под сосну, где ты сидел, и кажется мне, что не ты сидишь, а Сенька мой. К горлу прямо подступает. Погиб в прошлом году. Осенью пошел на минирование и напоролся на засаду. Каратели в стоге сена установили пулемет, подпустили Сеню поближе и дали очередь. Перебили ноги. Немцы к нему, хотели живым взять. Он их из автомата. Так и погиб. Я до сих пор смириться не могу. Наперекор всему думаю, что Сеня жив — и ничего с собой не поделаю.

Лейтенант Васенев чистил автомат. Мишка Качанов рассказывал анекдоты. Ишакин дремал под кустом. Жизнь катилась своим чередом.

У СТАРИКА

1

Работать стало труднее. И хотя разведчики Старика вели себя тихо, стараясь не выдавать своего присутствия, оккупанты нутром чувствовали его. И вели себя неспокойно, подчас даже агрессивно. Они понимали, что поблизости есть партизанские глаза и уши, их не могло не быть.

Перед битвой на Курско-Орловской дуге немецкое командование хотело раз и навсегда покончить с партизанами Брянщины. Оно бросило на их уничтожение несколько пехотных дивизий, два танковых батальона и около четырех полков других родов войск. Наступление каратели начали 20 мая и длилось оно до середины июня.