Джеффри Дивер - Адская кухня

• Название: Адская кухня
• Автор: Джеффри Дивер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036656-6

Адская Кухня. Когда-то — один из САМЫХ ОПАСНЫХ КРИМИНАЛЬНЫХ районов Нью-Йорка. Но теперь Адская Кухня меняется — здесь строят престижное жилье и шикарные торговые центры. Казалось бы, с прошлым покончено. Однако все чаще в Адской Кухне полыхают пожары. Поджоги совершает загадочный маньяк, и каждый раз огонь уносит все больше жизней. Полиция пытается найти и обезвредить безумца, но все ее усилия напрасны. Дело принимает совершенно иной оборот, когда голливудскому документалисту случайно становится известно, ГДЕ, КОГДА и ПОЧЕМУ убийца нанесет следующий удар?

---

И с этими словами он проглотил свою половину червя.

Съев по две тарелки тамалы[61] каждый, они вышли на улицу. Задержавшись у стойки, Рамирес купил еще одну бутылку мескаля.

По дороге в центр города Рамирес пожаловался:

— Слушай, на дворе суббота, а я без женщины. Задница какая-то!

— А та официантка в ресторане, по-моему, она пыталась с тобой заигрывать.

— Которая?

— Испанка.

— Эта? — презрительно фыркнул Рамирес. Помолчав, он нахмурился. — Слушай, Пеллэм, позволь дать тебе хороший совет. Никогда не говори слово «испанцы».

— Вот как?

— Это плохое слово.

— Ну тогда скажи мне, как будет политкорректно? Мне будет очень любопытно услышать это от человека, который спокойно употребляет такие слова, как «ирландишка» и «ниггер».

— Это совершенно другое дело.

— Неужели.

— Да.

— Это почему?

— Потому, — сказал Рамирес. Затем все же решил объяснить: — Понимаешь, надо называть человека по той стране, откуда он приехал. Доминиканец. Пуэрториканец. Вот я — я кубинец. Если хочешь называть всех одинаково, говори «латиноамериканцы». — Отхлебнув из горлышка, Рамирес начал декларировать: — «Apostol de la independencia de Cuba guia de los pueblos… Americanos y paladin de la dignidad humana.[62]» Ты испанским владеешь?

— Совсем чуть-чуть. Недостаточно для того, чтобы понять ту чертовщину, которую ты только что сказал.

— Эти слова высечены на памятнике Хосе Марти на Шестой авеню. В Центральном парке. Ты его никогда не видел?

— Нет.

— Ха! — презрительно усмехнулся Рамирес. — Как ты мог его пропустить? Он в высоту тридцать футов. Его лошадь стоит на двух ногах, а сам Марти взирает на Шестую авеню. А лицо у него какое-то странное, как будто он никому не доверяет.

— А кто такой этот Марти?

— Ты не знаешь?

Если не брать в счет фильмы по искусству, история в Голливуде ограничивается вестернами, не имеющими ничего общего с исторической правдой, и фильмами о войне.

— Хосе Марти воевал с испанцами, чтобы изгнать их с Кубы. Он был поэтом. Когда ему было пятнадцать или шестнадцать лет, его выслали из страны. Он объездил весь мир, сражаясь за независимость Кубы. Долгое время Марти жил здесь, в Нью-Йорке. Это был великий человек.

— А ты когда-нибудь возвращался на Кубу?

— Возвращался? Да я там никогда не бывал.

— Никогда? Ты шутишь.

— Не шучу. Зачем мне туда ехать? В Гаване транспортные пробки, трущобы и грязь, там есть las muchachas[63] и las cerveza.[64] Там есть hombres embalados в ganja.[65] Сейчас, наверное, там есть и «крэк». Гавана стала совсем как Нью-Йорк. Когда мне хочется отдохнуть, я отправляюсь в Нассо, на Багамы, с красивой девочкой. И играю там в казино «Клуб Мед».

— Но ведь Куба — это твоя родина.

— Куба не моя родина, — строго поправил его Рамирес. — Она была родиной моего деда. А не моя… На складе, которым я время от времени пользуюсь, есть один тип… сеньор… — Рамирес растянул это слово, наполняя свой голос презрением. — Сеньор Буньелло. Этот viejo, он loco.[66] Только посмотрите на него — он хочет, чтобы все обращались к нему «сеньор». «Я временно вынужден жить в Estados Unidos,[67] — говорит он. — Но сердцем я cubano. Меня выслали, и мне пришлось покинуть родину.» Знаешь, Пеллэм, если он еще раз это повторит, я дам ему в морду. Он твердит как заведенный: «Мы обязательно вернемся домой. Получим назад свои плантации сахарного тростника и снова станем богатыми. Los moyetos — ну, черные, будут на нас работать.» Puto.[68] Черт побери, мой отец думал только о том, как бы поскорее смыться оттуда.

— Твой отец, он был революционером?

— Mi padre?[69] Нет. Он приехал сюда еще в пятьдесят четвертом. Знаешь, как тогда нас здесь называли? Латиноамериканцев, приехавших в Америку? Нас называли «летними людьми в зимней одежде». Отец покинул Кубу еще ребенком. Его родители поселились в Бронксе. Отец тоже был в банде.

— Ты хотел сказать, в клубе?

— В те времена банды были совсем другими. Когда парень попадал в новый район, ему приходилось сойтись в поединке с местным вожаком. Понимаешь, удары выше пояса — драться можно было только одними кулаками. До тех пор парень оставался никем. Так что пока fidelistos[70] жгли плантации и расстреливали batistianos,[71] мой отец на Сто восемьдесят шестой улице в кругу таких же парней дрался со здоровенным puto. Ему тогда здорово досталось. Но после этого все отправились пить cerveza и ром. А отцу дали прозвище. Его прозвали «Manomuerto».[72] В этот день он доказал свою храбрость. Тогда это называлось: «показал свое сердце». Доказал su corazon.[73]

— Где сейчас твой отец?

— Пропал лет шесть-семь назад. Однажды утром ушел на работу, прислал домой моего брата Пири с конвертом, в котором лежала половина зарплаты, и попросил передать, что когда-нибудь позвонит. Но он так и не позвонил. — Гектор Рамирес громко рассмеялся. — Как знать, быть может, отец сейчас в Гаване.

У Пеллэма в голове копошилась стайка крошечных червячков. Странно, ведь он выпил не так уж и много — рюмок пять или шесть.

Ну хорошо, быть может, больше.

И, наверное, в этих маленьких тварях действительно есть что-то психоделическое.

Они углубились в мрачное сердце Адской кухни. Вдруг до Пеллэма дошло, что Рамирес что-то ему говорит.

— Что?

— Я спросил, какого хрена ты тут делаешь? Только начистоту.

— Какого хрена я тут делаю? Пью текилу с преступником.

— Эй, послушай, ты считаешь меня преступником? Думаешь, что у меня есть судимость?

— Мне рассказали, чем ты занимаешься.

Рамирес задумался.

— И кто же тебе это рассказал?

— Слухами улица полнится, — зловещим тоном пробормотал Пеллэм.

— Ты не ответил на мой вопрос. Что ты здесь делаешь?

— Ищу своего отца, — ответил Пеллэм, сам удивляясь своей откровенности.

— Ищешь своего отца? И где же он? Он здесь живет?

— Больше не живет. — Пеллэм обратил взгляд на север, где мерцало не меньше миллиона огоньков, ярких и не очень. Он забрал у Рамиреса бутылку. — Несколько лет назад я работал над одним фильмом. Он назывался «Сон в неглубокой могиле».

— Никогда о таком не слышал.

— Этот фильм был об одной женщине, которая возвращается домой и узнаёт, что ее отец, возможно, вовсе не ее отец. Сначала я только искал места для натурных съемок, но затем также переписал часть сценария.

— А мать этой женщины, она что, была путаной?

— Нет, просто завела связь на стороне. Ей было одиноко.

Забрав бутылку, Рамирес отпил большой глоток и кивнул, приглашая Пеллэма продолжать.

— Моя мать живет в противоположном конце штата. В маленьком городке, который называется Симмонс. Нет, ты о таком никогда не слышал. Я приехал ее навестить — это случилось два года назад, на Рождество.

— Ты купил ей подарок?

— Конечно, купил. Дай договорить.

— Очень хорошо, что ты не забываешь свою мать. Так держать, парень!

— Дай я закончу. Мы поехали на кладбище на могилу отца, как делаем всегда, когда я приезжаю к матери. — Еще один глоток. И еще. — Мы пришли на могилу, и мать расплакалась.

Они успели углубиться в Кухню и теперь шли по переулку, вымощенному вонючим от нечистот булыжником, который вел к базе Рамиреса.

— Вдруг мать говорит, что должна сделать одно признание, — продолжал Пеллэм. — Как оказалось, она думает, что мой отец мне вовсе не родной отец.

— Ого, вот так сюрприз, твою мать!

— Бенджамин — муж матери, человек, которого я считал своим отцом, — постоянно отсутствовал. Он все время был в разъездах. Они с матерью поругались по этому поводу. Бен снова уехал. Мать завела любовника. Потом они расстались. Бен вернулся домой. Они с матерью помирились. Она к этому времени уже была беременна, но не могла сказать, когда именно это произошло. Сам знаешь, как это бывает. Однако мать сильно сомневалась в том, что это был ребенок Бена. Она ломала голову над этим с тех самых пор, как Бен умер. Я хочу сказать над тем, говорить или не говорить мне. В конце концов мать не выдержала и во всем призналась.

— Представляю, как хреново тебе было, когда ты все это услышал. Но зачем ты все-таки приехал сюда?

— Мне хотелось разузнать больше об этом мужчине. О своем родном отце. Я не собирался с ним встречаться. Но мне хотелось узнать, кто он такой, чем занимается, может быть, раздобыть его фотографию.

— Он до сих пор живет здесь?

— Нет. Уехал давным-давно.

Пеллэм рассказал о том, как ему удалось раздобыть последний адрес этого человека, но, как выяснилось, тот уехал из того дома много лет назад и не оставил никаких следов. Пеллэм связался с архивами всех пяти районов Нью-Йорка, а также всех близлежащих округов штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Безрезультатно.

— Значит, смылся? Как и мой папаша.

Пеллэм кивнул.

— Так зачем ты здесь остался?

— Я решил снять фильм об Адской кухне. Том районе, где жил мой отец. Он прожил здесь довольно долго. — Пеллэм забрал бутылку. — Что ж, выпьем за твоего папашу, сукиного сына.