Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР

• Название: Современный детектив ГДР
• Автор: Вернер Штайнберг
• Издательство: «Прогресс»
• Жанр: Детектив
• Год: 1977

Преступление, раскрываемое в романе В.Штайнберга, связано с хищнической погоней за прибылями западногерманских дельцов.

Во втором романе зло порождается жаждой стяжательства. Однако новые человеческие отношения, сложившиеся в социалистической Германии, помогают раскрыть преступника.

В произведении Г.Шнайдера предметом изображения становится обычное дорожное происшествие. Но серьезное изучение этого «безобидного» дела проливает свет на события и факты далеко не безобидного свойства.

Werner Steinberg

DER HUT DES KOMMISSARS

Berlin, 1966

Hans Schneider

NACHT OHNE ALIBI

Rudolstadt, 1972

Heiner Rank

NEBELNACHT

Berlin, 1970

Вернер Штайнберг

ШЛЯПА КОМИССАРА

РОМАН

Ганс Шнайдер

НОЧЬ БЕЗ АЛИБИ

РОМАН

Хайнер Ранк

ДОРОЖНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

РОМАН

---

— С какой стати? — Она потянулась, упала в подушки и продолжала с закрытыми глазами: — У меня не было ровно никаких причин подносить вам на серебряном подносе эти сведения, раз вы сами не спросили. Не так уж вы меня очаровали!

Крейцер злобно прикусил губу.

— Кто был у вас? — спросил он хрипло.

— Николаи, — прошелестела она и бросила на него зазывный взор из-под длинных ресниц.

Он вскочил.

— Вы что, издеваетесь? — рявкнул он.

Она приподнялась на локте и удивленно на него посмотрела.

— Итак, кто у вас был? — кипя от ярости, повторил Крейцер.

— Как я уже сказала, — ответила она колючим голосом, — у меня был Николаи.

Крейцер даже зажмурился.

— Госпожа Альвердес, мы с вами не в игрушки играем. И я могу привлечь вас к ответственности за умышленную дачу ложных показаний.

— Не пойму, отчего вы горячитесь. Испугались за свое достоинство? — Она рассмеялась. — Ну, раз уж вы сами ни до чего не можете додуматься, так и быть, подскажу, пока вы мне тут все не разнесли вдребезги. Прошу вас, присядьте, господин Крейцер, не то как бы вас не хватил удар в стоячем-то виде.

Он сунул в карман стиснутые кулаки и опустился на самый край сиденья.

— А теперь навострите уши: в гостях у меня действительно был господин Николаи, точнее говоря, Дитер Николаи, достойный сын некоего доктора Николаи, проживающего в Клейнмахнове.

Крейцер и Арнольд не шелохнулись, и лица их не выразили никаких чувств. До какой степени потрясло их это признание, понять было нелегко.

— С какой целью он к вам приходил? — спросил наконец Крейцер.

— Неужели так трудно угадать? — Она самодовольно хмыкнула. — Он хотел пообщаться со мной. Я не виновата, что нравлюсь ему. Уж не прикажете ли мне просить за это прощения? Да и вообще, какое вам дело?

Саркастическая усмешка тронула губы Крейцера.

— Так, так, а почему вы тогда обручились с доктором Вейнтраутом?

Она вздохнула.

— Ну ладно. Уж раз вы бог весть почему вбили себе в голову, что моя персона играет какую-то роль в вашем деле, я несколько приподниму завесу тайны над своей личной жизнью. Только не вздумайте читать мне мораль. Мы с вами не в церкви и не в Армии спасения, а из СНМ я уже год назад вышла по возрасту. — Она протянула руку за сигаретами и зажигалкой. — Конечно, от этого еще хуже разболится голова, но, когда я нервничаю, мне не обойтись без сигареты. Не угодно ли? — Она достала сигарету для себя и протянула им пачку.

— Благодарю, — ответил Крейцер, — мы не курим. — И с удовлетворением отметил, что Арнольд фыркнул и неодобрительно на него покосился.

— Тогда прошу прощенья, — сказала она и закурила.

— Пожалуйста, к делу, — попросил Крейцер.

Она удобно подперла одной ладонью локоть, другой — подбородок, постучала по щеке кончиками пальцев и несколько мгновений задумчиво глядела на своих посетителей.

— Как вам известно, — с нарочитой медлительностью начала она, — я уже два года состою в близких отношениях с доктором Николаи. Он очень хорошо ко мне относится, но я-то сдуру серьезно в него влюбилась. Разум подсказывал мне, что это нелепо, что он слишком стар для меня и вдобавок женат и так далее и тому подобное, но все напрасно, да и кому в таких случаях помогает разум? Несмотря на все доводы, я вышла бы за него замуж, но он, к сожалению, не хочет, по крайней мере до тех пор, пока жива его жена, а ведь она может запросто прожить еще тридцать лет. О разводе он и слышать не желает. Он просто не в силах предать свою жену, он и сейчас-то терзается угрызениями совести из-за того, что должен ее обманывать. Конечно, он догадывается, что у меня на сей счет другое мнение, но ведь я не могу сказать ему об этом, для этого я достаточно себя уважаю. — Она умолкла и задумчиво выпустила облачко дыма, — Ну так вот. Мне сейчас двадцать шесть. Еще два, ну от силы три года, и я войду в тот возраст, когда мужчины смотрят на тебя искоса, если ты не удосужилась выйти замуж, и бросаются врассыпную, едва прозвучит слово «женитьба». И я, разумеется, не намерена играть эту жалкую роль, выбиваться из сил, чтобы раз в три года справить себе новую шубу, и прозябать в одиночестве.

— Достойная похвалы откровенность, — ввернул Арнольд.

Она глянула на него и продолжала:

— И если вы до сих пор ничего не поняли, вот вам объяснение, почему я так обращаюсь с доктором Вейнтраутом. Он человек весьма старомодный, чем нередко действует мне на нервы. Впрочем, я никогда его не обманывала, а сам он достаточно умен, чтобы при желании понять, почему я так себя веду. Но он нарочно не желает понимать. Ну что ж, дело хозяйское. Впрочем, с другой стороны, я верю, что он меня искренне любит, а это в конце концов всего важней, остальное приложится. Вдобавок он солидный человек, на хорошей должности и куда симпатичнее мне, чем жалкие подражатели типам из «Плейбоя», которые бегают за мной. — Она последний раз глубоко затянулась и загасила сигарету.

— Значит, вы готовы выйти за доктора Вейнтраута, не любя его? — недоверчиво спросил Арнольд.

— Вполне возможно. Он человек надежный, и, если мне не судьба выйти за того, кого я люблю, лучшего, чем доктор Вейнтраут, и пожелать нельзя. А после того, что произошло вчера, эта возможность стала делом недалекого будущего.

— У вас весьма практический склад ума, — сухо заметил Крейцер. — Всегда есть какой-нибудь запасной вариант. А дозволено ли будет спросить, что именно произошло вчера?

— Разумеется, дозволено, к чему лишние церемонии? Разве вы не исполнены решимости выжать из меня все, что возможно?

— Но предпочли бы при этом оставаться в рамках приличия.

Она рассмеялась.

— Ладно. Попробую исправиться. Вчера днем — у нас было назначено свидание, мы хотели съездить в Берлин — Эгберт явился ко мне в самом скверном настроении. Он что-то кричал про фрау Оверман, которая вместе с полицией поставила его в дурацкое положение, хотя таким путем он по крайней мере узнал, что я до сих пор поддерживаю отношения с Дитером. Он не дал мне даже рта раскрыть, он кричал, что спросил сына и тот во всем признался. Неразборчивость была не самым страшным обвинением, и мало-помалу мы начали ссориться всерьез. Я никак не хотела портить наш день, но его грубость стала до того нестерпимой, что я просто не могла сдержаться. Я ему не жена и не позволю указывать мне, кто у меня может бывать, а кто нет. Дитер, на мой взгляд, очень славный паренек, но еще почти ребенок, и сойтись с ним я не могла бы ни при каких обстоятельствах, хотите — верьте, хотите — нет. Ну да, он пишет мне, звонит, часами поджидает меня, почему бы и не разрешить ему изредка побывать у меня, если он будет себя прилично вести? — Она заглянула в чашку, поднесла ее к губам и допила. — Эгберт, разумеется, об этом и слышать не желает, но я не понимаю, почему я вечно должна со всем соглашаться. Ведь и он почти никогда не делает так, как мне нравится. Часа три мы ругались самым ужасным образом, и тогда он в ярости ушел. Немного спустя явился Дитер и тоже закатил мне сцену… Он приревновал меня к своему отцу, потребовал, чтобы я с ним рассталась, и под конец заявил, что, если я не возражаю, он немедленно на мне женится. Он даже готов бросить институт, чтобы зарабатывать деньги. Он был смешон и нелеп. Мне пришлось его выгнать, потому что он совсем уже вышел из границ и пытался меня поцеловать. Эти мерзкие сцены до того меня измотали, что я после них сразу забралась в постель. У меня разыгралась мигрень, и поэтому я не вышла сегодня на работу.

— Вы намерены расстаться с доктором Николаи? — спросил Крейцер.

— Не уверена, но боюсь, что к этому идет.

Последние слова она произнесла совсем тихо, затем откинулась на подушки, и в глазах ее блеснули слезы. Пошарив под подушкой, она достала оттуда носовой платок, потом взяла со стола флакончик одеколона, капнула на платок и протерла лоб и виски.

Крейцер и Арнольд тем временем разглядывали комнату. Она была не очень большая, но убрана со вкусом. Крейцер встал, чтобы получше рассмотреть объемистую, обтянутую тисненой кожей шкатулку, крышка которой была отделана серебром и перегородчатой эмалью. Похожую он видел однажды в магазине художественных изделий и даже хотел купить, но цена двести пятьдесят марок оказалась ему не по карману.

— А как попал сюда в тот вечер Дитер Николаи?

— Он давно уже просил у меня разрешения зайти ко мне. Ну и в конце концов я разрешила.

— Я не это имел в виду. Я хотел узнать, на чем он приехал?

— Ах, так. На мотоцикле, наверное.

— Какой у него мотоцикл?

— «Ява», кажется.

— А цвет?

— Темно-синий. Почему вы спрашиваете?

Крейцер улыбнулся.

— Да так, по привычке. Когда он уехал?

— Вскоре после восьми. Я обычно всегда выставляю его в это время.

— Как он был одет?