Максим Зарезин - В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

• Название: В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории
• Автор: Максим Зарезин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2543-1

В период Смуты XVII века антигосударственные, антироссийские силы впервые вышли на политическую сцену, и не просто проявили себя, а стали играть одну из ведущих ролей в общественной жизни нашего Отечества.

Как появились на Руси «смутотворцы», что их роднит с многочисленными и многоликими преемниками последующих эпох, в чем причина их ненависти к собственному народу? Над этими и другими вопросами размышляет на страницах своей книги Максим Зарезин.

---

Сицкий Алексей Юрьевич, князь, из ярославских Рюриковичей. В 1590 г. — стольник, в 1600 г. пострадал по делу Романовых. В1606 г. участвовал в церемонии свадьбы Лжедмитрия I. В1608–1610 гг. находился в числе сторонников Лжедмитрия II. Из семьи опричников.

Воевода рязанского ополчения Сунбулов Григорий Федорович в сентябре 1607 г. примкнул к Болотникову. Пытался участвовать в попытке свержения Шуйского вместе с Тимофеем Грязным и князем Романом Гагариным и стал под Москвой «для осады», но через месяц со своими рязанцами явился к царю Василию Ивановичу Шуйскому с повинной, помог ему «отбросить от Москвы» Болотникова и получил звание «государева воеводы на Рязани». Но в начале 1609 г. он оказался в числе мятежников, требовавших у бояр низложения Шуйского. Помилованный последним, он снова его предал, пристав к тушинцам. После распадения воровского лагеря стал на сторону бояр, присягнувших королевичу Владиславу. Его отец Ф. М. Сунбулов и дядя С. М. Сунбулов принадлежали к государеву двору, состоявшему из бывших опричников.

После того как годуновское войско перешло на сторону Самозванца, князь Телятевский Андрей Андреевич до последней минуты не бросил порученной ему артиллерии и убежал в Москву, только когда понял, что изменники осилили. Впрочем, верность князя царю Борису объясняется просто: Телятевский приходился зятем боярину Семену Никитичу Годунову. Вскоре Андрей Андреевич одумался и прибыл к Отрепьеву в Тулу с повинной. Кстати, его тестя, ведавшего при царе-родиче сысками и пытками, в эти же дни задушили в Переяславле. Впоследствии князь Телятевский прославился тем, что сделал блестящую карьеру в войске своего бывшего холопа Ивашки Болотникова, возглавив его повстанческие отряды. Заседал в походной думе «царевича Петра». Андрей Андреевич Телятевский — сын опричника. Более того, по отзыву С. Б. Веселовского, его отец А. П. Телятевский «неизменно пользовался расположением Ивана Грозного»{24}. Характеристика уникальная, если учесть подозрительность и переменчивость царя. Именно Телятевский-старший проводил розыск в доме бывшего царского фаворита Алексея Адашева, когда тот попал в опалу.

Князь Трубецкой Дмитрий Тимофеевич — одна из виднейших фигур Смуты. В декабре 1608 г. он отъехал в Тушинский лагерь, был пожалован Вором в бояре, остался с ним после бегства из Тушина в Калугу, где стал главой воровской думы. После гибели Вора в декабре 1610 г. возглавил отряды южного дворянства и казаков, один из руководителей первого ополчения. Еще один Трубецкой — Юрий Никитич, находясь в войске, защищавшем Москву от Вора, участвовал в заговоре против Василия Шуйского, входил в тушинское посольство к королю Сигизмунду, пожалован им в бояре. Как отмечал А. П. Павлов, возвышение Трубецких происходило в годы опричнины, а затем в особом дворе Ивана Грозного. Опричный боярин Ф. М. Трубецкой являлся номинальным главой «дворовой» думы{25}. Отец Дмитрия Трубецкого Тимофей Романович Трубецкой — опричник. Сам князь Дмитрий был женат на дочери опричника В. Ф. Воронцова.

Черкасский Дмитрий Мамстрюкович, стольник при дворе Бориса Годунова, при царе Василии Шуйском «отъехал» в Тушинский лагерь к Лжедмитрию II, заседал в воровской думе. В царствование Михаила Романова князь Дмитрий Мамстрюкович стал одним из виднейших вельмож — главным воеводой, в 1619 г. пожалован боярством, а в мае 1635 г. государь поручил ему на время своего отсутствия «ведать Москву», что было признаком высочайшего доверия. Его отец Мамстрюк и дядя Михаил — братья второй жены Грозного Марии Темрюковны — занимали видные места в царствование Ивана IV. Старший из братьев, Михаил в 1565 г. стал главнокомандующим опричным войском царя и получил боярство. Но после набега хана Девлет-Гирея на Москву в 1571 г. и неудачного отпора ему со стороны опричных войск, в числе других вождей опричнины Михаил Темрюкович был казнен. Младший брат Мамстрюк, вероятно, не попал под каток репрессий благодаря тому, что в 1570 г. после жестокого сражения с крымцами попал в плен, где находился восемь лет.

Этот список можно было продолжать: Тушинскому вору, например, служили и родственники убиенного в Угличе отрока Димитрия Нагие, и родичи царя Бориса Годуновы: и те и другие, выходцы из опричнины. Иван Годунов, троюродный племянник царя Бориса, например, писал такие слезные челобитные тушинскому военачальнику Яну Сапеге: «О разорен до основанья и живот свой мучил в деревнишке за приставы и скитался меж двор с женишком и с людишками от его государева изменника, от Василия от Шуйскаго. И нынеча, господине, яз сведал про государя своего прирожденнаго царя и великого князя Дмитрея Ивановича, всеа Русии, что пришел под свою государеву отчину под Москву; и яз, холоп его, прибрел пеш в Володимер и ему, государю, крест целовал и володимерцов всех с собою и с уездом ко крестному целованию привел…»{26}. «Прирожденный государь» заслуг просителя не оценил — Ивана Годунова по его приказу утопили в Оке.

В наши дни проблему «самозванчество и опричнина» рассматривает Р. Г. Скрынников: «Надев на себя личину сына Грозного, Отрепьев невольно воскресил тени опричнины. В его окружении появились люди, принадлежавшие к самым известным опричным фамилиям…» Сходную картину исследователь видит в окружении Тушинского вора: «Лжедмитрий II охотно принимал в свою думу выходцев из старых опричных фамилий»{27}. Исходя из этих оценок, можно сделать вывод о том, что в случае с Расстригой само имя сына Грозного порождало ностальгические настроения и привлекало опричников, словно огонь мотыльков. Что касается Вора, который якобы с охотой принимал представителей опричных фамилий, то биографические данные Тушинского «царика», несмотря на свою скудость, дают основание предположить, что он, в отличие от Григория Отрепьева, смутно представлял политические процессы, происходившие в последние десятилетия в Москве, и роль в них различных групп московской элиты. Вряд ли Тушинский вор проводил целенаправленную «кадровую политику». Лжедмитрий II, как, впрочем, и царь Василий Шуйский, был рад воспользоваться услугами любого, кто выказывал готовность служить под его знаменами. Выбирали не лидеры, выбирали лидеров, каждая свита играла своего «короля».

Зимняя гроза

Рассматривая причины, побуждавшие выходцев из опричных семейств вставать на сторону антигосударственных сил, необходимо обратиться к истокам самой опричнины. На рубеже 1550–1560-х годов XVI века Иоанн Грозный, обнаруживая возрастающую склонность к тираническому образу правления, игнорировавшему традиционный московский политический уклад, стал наталкиваться на преграды своим устремлениям в виде Боярской думы. Более того, он встретил оппозицию в виде союза между высшими лицами государства и церковными иерархами. Переживая неудачи в Ливонской войне, подозрительный Иоанн решил, что противнику помогли победить бояре, передавшие военные секреты королевским послам, незадолго до того отъехавшим из Москвы. По приказу царя во время церковной службы были убиты князья из дома Оболенских Михаил Репнин и Юрий Кашин воевода князь Дмитрий Овчина-Оболенский. Позже арестовали известного воеводу Ивана Шереметева, а его брата Никиту удавили в темнице. Но элита не собиралась молча наблюдать за кровавыми выходками государя. Новый митрополит Афанасий заодно с руководством Думы потребовал прекратить террор. Все эти факты, по мнению Р. Г. Скрынникова, свидетельствуют о том, а что «самодержец вынужден был признать свое поражение и подчиниться общественному мнению»{28}.

В апреле 1564 года бежал в Литву видный полководец князь Андрей Курбский, что, безусловно, вызвало волнение в обществе и порождало тревожные толки. И само это событие, и реакция на него принудили Иоанна к еще более интенсивной внутренней работе. «В мае — июле 1564 г. Грозный мучительно обдумывает свой ответ Курбскому, — пишет С. О. Шмидт. — Грозный перебирал в уме события своего царствования, он все время накалял себя, нанизывая в болезненном уже воображении обиду за обидой, одно подозрение ужаснее другого… При этом серьезное перемежается с мелочами: формулировки принципов государственного управления соседствуют с неистовством брани завистливого и мелочного тирана… В эти дни Грозный — впервые или заново — формулировал для самого себя и других основные принципы идеологии „вольного самодержавства“… „Сильным во Израиле“ надо было противопоставить верных новых людей, сотворить из грязи и камня „чад Авраамовых“. Так зарождались мысли о создании опричной гвардии…»{29}.

Но откуда взять этих самых преданных слуг — полулюдей, полу-роботов, не рассуждающих, лишенных привязанности к родным и близким. И вот у царя Иоанна Васильевича появились подсказчики. Еще в 1549 году дворянин Иван Пересветов представил на суд государя свои знаменитые «челобитные», в которых разработал самую радикальную программу государственного переустройства. Османская империя стала прообразом придуманного Пересветовым идеального царства Магмет-салтана. При этом, как замечает Я. С. Лурье, Пересветов слишком горячо «верил в великие достоинства „грозной власти и ее способность искоренять зло“»{30}. Потому он готов многое простить этой власти. Грозному пришлась по душе идеология Пересветова. В первом послании к политэмигранту Курбскому Иоанн буквально вторит его словам: «Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если хочешь зло — бойся, ибо царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения добродетельных»{31}.