Филлис Уитни - Красный сердолик

• Название: Красный сердолик
• Автор: Филлис Уитни
• Издательство: Фантом Пресс Интер В.М.,
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1996

Оказавшись подозреваемой в убийстве Майкла Монтгомери, своего бывшего жениха, Лайнел Уинн, сотрудница крупного чикагского универмага, не особенно надеясь на полицию, начинает собственное расследование. Вскоре девушке удается подобраться настолько близко к разгадке, что из охотника она превращается в дичь. Покушения следуют одно за другим, и самое страшное, что преступник, несомненно, кто-то из ближайшего окружения Лайнел и Майкла. Единственно, кому можно доверять, кто делает все возможное, чтобы защитить девушку от неведомой опасности, — без сомнения, Билл, которого она знает тысячу лет, и всегда считала просто другом…

---

В данный момент я мечтательно бродила около прилавка с косметикой, пытаясь выбрать некоторые мелочи для аксессуаров.

Я как бы наполовину отсутствовала. Смерть Монти, горе Крис и странные, неведомые мне подводные течения, направлявшие ход событий, — все это на короткое время выпало из моего сознания. Только один вопрос, не унимаясь, продолжал пульсировать в мозгу и время от времени приобретал четкую формулировку: «А что с Сондо?» Но в целом меня заволокла дымка счастья, которое принадлежало только мне и было неподвластно страху. Я никогда не испытывала ничего подобного по отношению к Монти. Тогда я осознавала, что Майкл причинит мне боль, если я полюблю его слишком сильно. Но я не думала, что Билл может причинить мне боль. Несмотря на все его насмешки и привычку меня дразнить. Это было чудесно — считать, что кто-то заботится обо мне так же, как я о нем. Чудесно было иметь Билла.

Так я и бродила в глупом, счастливом оцепенении, и я рада, что испытала тогда это состояние, потому что ему не суждено было стать для меня привычным, по крайней мере, в ближайшее время.

Я выбрала коробку с одеколоном в форме красной башенки, красную с золотом пудреницу и губную помаду в ярко-красном тюбике. После этого прошла в отдел бижутерии и нашла нитку длинных красных бус. Я показала отобранные вещи охраннику — обычная рутина — и вернулась к оконной витрине.

Сюда я не заглядывала с того дня, когда обнаружила Монти, но как-то не думала об этом. Я чувствовала себя такой счастливой благодаря Биллу, что не испытывала отвращения. Не имело значения даже то, что Тони ходил мрачнее тучи и набрасывался на каждого, кто ему попадался под руку. Не обращая на это внимания, я перенесла свои вещицы в передний правый угол витрины, аранжируя предметы таким образом, чтобы из них составилось маленькое броское цветовое пятно.

Духота, нагнетавшаяся весь день, наконец разрядилась. Дождь застучал по толстому оконному стеклу за моей спиной. Если бы я задумалась, отметила бы сходство обстановки с той, какая была во вторник. Но золотистая дымка, изнутри обволакивавшая меня, не позволяла мне думать.

При подобных обстоятельствах странно было уже то, что я вообще отметила для себя, чем занимался Тони. Я открыла коробку с одеколоном, попробовала по-разному разместить пудреницу, губную помаду и нитку красных бус. Когда у меня получилась композиция, которой я осталась довольна, я откинулась немного назад, чтобы полюбоваться эффектом.

— Как тебе это нравится, Тони? — спросила я.

Душа Тони до сих пор томилась под бременем унижений, которым его подвергли; он только сердито взглянул на меня и снова принялся напяливать на манекен шляпу, которая явно не налезала ему на голову.

— Тони, Бога ради, прекрати это! — воскликнула я. Искусно сплетенные сетки и парики из конского волоса, которые покрывают головы современных манекенов, выглядят потрясающе, но они нередко доводят до белого каления оформителей витрин, потому что не обладают мягкостью и эластичностью более натуральных париков.

— Эта шляпа должна быть использована, — мрачно заявил Тони и сделал еще одну попытку нахлобучить ее на голову манекена.

Я уже в достаточной мере вышла из своего оцепенения, чтобы испытать по отношению к нему чувство жалости. Этот ряд красных окон был любимым детищем фантазии Тони. В целом идея действительно сногсшибательная, и, если бы она была осуществлена так же хорошо, как задумана, она произвела бы должный эффект. Но Тони так досталось в последние дни, что теперь, когда все действительно зависело от него самого, он буквально рассыпался на части, переживая прежние обиды и неудачи, вместо того чтобы использовать представившийся ему шанс.

Подойдя, я взяла шляпу из его рук и попробовала сама надеть ее на голову манекена. Но шляпа и манекен были просто несовместимы.

— Послушай, Тони, — сказала я, — так дело не пойдет. Но вот что я подумала. Ты помнишь поясную фигуру блондинки там, наверху? Ну, ту, с зачесанными на прямой пробор волосами. Я думаю, ей эта шляпа подойдет.

Тони промямлил что-то мудрое и ободряющее типа «м-да», и я поняла, что сам он ничего не сделает. В окне было еще полно работы, и отрывать от дела его помощников не хотелось. Кейт, если его послать, ничего не найдет. Одна я была пятым колесом в телеге, без которого можно обойтись.

— Давай я за ней схожу, — предложила я. — Она и по цвету отлично подойдет.

— Долорес — вот кто подходила, — изрек Тони, но не возражал против моей инициативы.

А я даже не подумала, стоит ли мне идти. Ведь мне предстояло всего лишь спустить поясную фигуру вниз, а манекены этого типа очень легки. Я и не вспомнила о предостережении Билла — о том, что мне следует соблюдать осторожность. Просто удивительно, с какой беспечностью взялась я за выполнение этого поручения (которое дала сама себе), и заботясь ни о чем, позабыв прежние ужасные испытания. Только оттого, что слово «дорогая» запало мою закружившуюся голову, я решила, что обладаю талисманом, который убережет меня от сил тьмы.

Лифтер поднял меня наверх и сказал, что подождет, если его не вызовут на другой этаж. Когда мы поднимались мимо четвертого этажа, передо мной промелькнул яркий свет, горевший в высокой моды, где проводилась генеральная репетиция показа.

Я вышла на восьмом этаже и направилась к отделу оформления оконных витрин. Пассажирские лифты располагались на противоположном от отдела конце этажа, и мне предстояла длительная пешая прогулка. Это меня не беспокоило. Удивительно еще, что я не прыгала на ходу и не насвистывала какую-нибудь песенку. Никогда в жизни не была я столь прискорбно беззаботна — и безо всяких на то оснований.

Я прошла мимо своего кабинета, весело постукивая каблучками по деревянному полу. Быстро пересекла маленькую переходную площадку, откуда в отдел вел прямой коридор, не думая ни о мрачной шахте грузового лифта, располагавшейся с одной стороны площадки, ни о старой, открытой лестнице — с другой.

Я не останавливалась. Я шла прямо к отделу. В холле горели всего две или три лампы, и я даже не удосужилась зажечь более яркий свет. Я знала, как пройти в комнату манекенов, и мне было точно известно, где хранились поясные фигуры для окон, выходивших на Стейт-стрит. Среди манекенов существует нечто вроде кастовой системы. Более старые, дешевые фигуры предназначаются для боковых окон, в то время как Стейт-стрит получает наших примадонн.

Я сразу подошла к нужному шкафу и открыла дверцу. Ряды шкафов достигали верха перегородки, служившей стеной комнаты манекенов, но этот шкаф был нижним, первым от пола. Только тусклый свет проникал в комнату из-за перегородки, но его было достаточно, чтобы различать фигуры в шкафу: ведь я знала, что ищу. Я взяла первую фигуру, пухленькую и рыжеволосую, и отставила ее в сторону. Затем достала свою блондинку. И тут же поняла: что-то не так.

Следующая фигура была одета, а манекены никогда не ставят в шкафы одетыми. Я положила руку на ее голову и застыла, словно примороженная. Мое горло судорожно сжалось. В течение долгого до жути момента я не могла даже отнять руку.

Вместо жесткой сетки парика манекена моя рука касалась волос, которые были мягкими и шелковистыми. Разметавшиеся человеческие волосы обвивались вокруг пальцев, как живые.

Но они не принадлежали живому человеку. Я попятилась, быстро захлопнула дверцу и, как на засов, закрыла ее при помощи какой-то штуковины, прислоненной к стенке шкафа. Я не хотела смотреть. В этом не было нужды. Я и так знала.

Окружавшие меня предметы сдвинулись с мест и толпились вокруг. Мои чувства обострились, особенно слух. Знакомая слабая дрожь пробежала по телу, ноги отказывались повиноваться. Но я могла слушать и наблюдать.

Я слышала, как неприкаянный дождь барабанит по стеклу; остро ощущала тусклую, просторную, отзывавшуюся эхом пустоту этажа; все пространство огромного городского квартала. Вдалеке раздалось щелканье дверцы лифта, свидетельствующее о том, что лифтер меня не дождался. Я была единственным живым существом на этом этаже, и на расстоянии вытянутой руки от меня, отгороженое только фанерой дверцы шкафа, лежало не жуткое, неживое.

В моем сознании окружавшие меня затененные фигуры принимали устрашающие обличия, вся комната превратилась в обитель ужаса. Но кульминация страха была еще впереди. Моего слуха достиг звук, от которого у меня перехватило дыхание и мороз пробежал по коже. Жуткий, призрачный звук играющего граммофона.

Иголку поставили на середину пластинки, и голос певца донес до моих ушей слова:

Пусть любовь, что пылала прежде,

золой пребудет;

Не давай проснуться надежде.

Но память будет

Эти звуки. Станцуем наш бегуэн.

Любимая мелодия Сондо!