Режи Дескотт - Обскура

• Название: Обскура
• Автор: Режи Дескотт
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Триллер
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02160-3

Десятое апреля 1885 года. В заброшенном доме в окрестностях Экс-ан-Прованса полиция обнаружила жуткое произведение неизвестного маньяка: одна из самых нашумевших картин Эдуара Мане «Завтрак на траве» воспроизведена при помощи трупов вместо живых персонажей.

Кто первый поймет, что существует связь между воистину адским творением безумного мастера и прихотью клиента-извращенца? Какой монстр создал этот кошмар и кому вообще могла прийти в голову идея столь чудовищной некроинсталляции? Кто остановит безумца и узнает все тайны больной души, утратившей рассудок?.. Ибо разве не утратил рассудка тот, кто счел смерть объектом произведения искусства?

---

Обскура внезапно побледнела, что придало ее лицу захватывающую красоту обреченности, и стала подниматься по массивной парадной лестнице вслед за своим палачом — медленно, словно шла на эшафот.

Глава 40

Габриэль Корбель неподвижно сидел за большим верстаком в глубине мастерской. Лишь его руки, лежащие на деревянной столешнице, слегка дрожали. Еще никогда прежде Жан не видел его таким, но теперь понимал, что исчезновение Сибиллы его совершенно уничтожило. Через двадцать лет после смерти жены его невестка словно бы восполнила ее отсутствие, помогая ему каждый день в мастерской или в магазине и внося оживление в его жизнь. Но теперь Жан опасался, что это никогда уже не возобновится. Дряхлый, согбенный, отец его казался собственной тенью, и Жан, свидетель этого крушения, был в отчаянии от своего бессилия и чувства вины: он понимал, что сам вызвал катастрофу, разрушившую его привычную вселенную. К мучительной тревоге за жизнь Сибиллы добавилась скорбь, вызванная нынешним состоянием отца.

Жан не мог оставаться один в своей квартире, дожидаясь возвращения Анжа. Он злился на себя, что не помешал мальчику в его рискованном предприятии. Мысль о том, что спасение Сибиллы может зависеть от такого юного существа, была ему невыносима — не говоря уже о том, что теперь его тревога удвоилась.

Несмотря на поздний час, они не опускали стальные жалюзи над витриной. Силуэт Лувра на противоположном берегу Сены все еще был заметен на фоне потемневшего неба. Редкие прохожие порой заглядывали в окно, удивленные тем, что в магазине красок по-прежнему горит свет. Но, лишь на секунду задержавшись, они шли дальше. Каждый раз при виде очередной тени Жан вздрагивал, надеясь, что это один из тех, кого он ждет, но каждый раз надежда оказывалась тщетной. Однако он продолжал ждать новостей от Жерара и Анжа, испытывая страх за ребенка, который мог угодить в руки преступника, и терзаясь неизвестностью, поскольку не мог даже предположить, куда его увезли.

В половине одиннадцатого Габриэль поднялся и ушел к себе. Жан остался один в этом месте, которое было знакомо ему до самых укромных уголков, но в этот вечер казалось абсолютно чуждым. Да и где он мог почувствовать себя как дома в нынешнем состоянии? У себя в кабинете? Но принимать пациентов сейчас было выше его сил.

Наконец, в одиннадцать вечера, на пороге показался массивный силуэт Жерара. Жан бросился навстречу другу, запыхавшемуся от быстрой ходьбы.

— Я так и думал, что найду тебя здесь.

— Ну что? — поторопил его Жан.

— Она во всем созналась. Она знала с самого начала. Она сказала мне, что ее сын нарисовал репродукцию «Завтрака на траве», используя вместо натурщицы труп!

— Кто она?

— Его мать, Нелли Фавр, моя пациентка. Она пыталась его обелить. Стоило мне лишь упомянуть о ее портрете работы Мане, и я услышал целый поток откровений!

— А что Бланш?

— Когда я рассказал ему о моем визите к Фавру, я думал, он меня вышвырнет, но в конце концов он все же дослушал меня до конца. Предсмертная фотография отца на столе Фавра и слова его матери произвели нужный эффект. Он прямо-таки разрывался между амбициями и страхом скандала, но в конце концов амбиции взяли верх. Думаю, его порадовала мысль о том, что он сможет изучать у себя в клинике столь любопытного и к тому же занимающего высокое общественное положение пациента, как Люсьен Фавр.

— Тогда нам надо действовать. Оставайся здесь и жди Анжа, пока я схожу за полицией. Без него мы не узнаем, куда поехал Фавр.

— Так где же он? — с беспокойством спросил Жерар, оглядывая магазин, словно ожидал, что Анж сейчас выйдет из какого-нибудь шкафа.

Жан рассказал ему, что произошло. Он буквально воочию увидел ребенка, скорчившегося на багажной платформе экипажа, который сворачивает за угол, и не смог сдержать дрожи. Он злился на себя все больше и больше, но на время отогнал эти бесполезные терзания и торопливо вышел в ночь. Почти бегом направляясь к острову Ситэ, Жан пытался немного успокоиться, поскольку ему вскоре предстояло снова появиться перед инспектором Нозю, для которого он оставался подозреваемым. Однако он надеялся, что новые сведения заставят инспектора изменить отношение ко всему происходящему.

Громкий пронзительный свист заглушил стук колес по рельсам. По прошествии нескольких секунд поезд снова засвистел. Анж растерянно оглядывал тесное пространство между двумя вагонами, в котором находился. Вместо ночного пейзажа сбоку тянулась высокая каменная стена. Поезд подъезжал к вокзалу. Внизу поблескивали продольные металлические полосы — это были параллельные железнодорожные пути, тянувшиеся вдоль соседней платформы. Стук колес, который убаюкивал Анжа от самого Санлиса, где ему посчастливилось никем не замеченным пробраться на вокзал и затаиться между двумя вагонами, начинал стихать. Никогда раньше Анж не ездил на поезде, только иногда наблюдал за поездами, выезжающими из вокзала или возвращающимися к нему. Сейчас мальчик застыл от страха, но выбора не было, кроме как оставаться на месте. На мгновение ему показалось, что он лишится жизни, что железный монстр его расплющит.

Но никогда еще он не чувствовал себя ближе к гибели, чем совсем недавно, когда кучер зажал ему рукой рот. В течение нескольких секунд Анж был уверен, что ему конец, но тут кучер убрал руку и негромко велел ему убираться ко всем чертям. Дважды повторять не пришлось: Анж соскочил с багажной платформы и опрометью помчался к деревьям. Через некоторое время до него донесся скрип закрывающихся ворот и щелканье кнута. Когда Анж наконец рискнул выглянуть из своего убежища, то увидел удаляющийся экипаж и темную громаду замка, в котором светилось несколько окон. Подняв голову, он различил двух каменных грифонов, сидящих на каменных столбах по обе стороны ворот.

Теперь оставалось только одно: как можно скорее добраться до Парижа и рассказать обо всем доктору Корбелю. Дрожа от страха в почти непроглядной темноте, Анж зашагал по дороге в обратном направлении. Он впервые в жизни выехал из города и до этого никогда не видел леса, только слышал страшные истории о том, что там происходит. Стараясь держать себя в руках, чтобы не поддаться панике, он ускорил шаги.

Фонарей, горевших по обе стороны железнодорожных путей, становилось все больше. Затем раздался оглушительный скрежет. Анж заткнул уши. Слева от него железнодорожная насыпь сменилась платформой. В последний раз заскрежетали тормоза, и наконец поезд остановился. Анж спрыгнул на перрон. Оглушительный звук свистка заставил его вздрогнуть. К нему приближался контролер в униформе. Анж помчался по перрону, лавируя среди пассажиров. Добежав до начала платформы, где стоял еще дымящийся паровоз, он обернулся. Контролер его больше не преследовал. Анж торопливо направился к выходу из вокзала. Несколько пассажиров с удивлением взглянули на промокшего насквозь мальчишку в котелке, который был ему явно велик, но большинство из них были слишком заняты своими заботами, чтобы обращать на него внимание. Огромные вокзальные часы показывали одиннадцать.

Выйдя из дверей вокзала на верхнюю площадку наружной лестницы, он попытался прикинуть, сколько потребуется времени, чтобы добраться до доктора Корбеля. Приступ кашля, более мучительный, чем предыдущие, заставил его согнуться пополам. Отдышавшись, он тронулся в путь.

Глава 41

Он действовал крайне поспешно после визита психиатра, но, по крайней мере, не был обманут ложным поводом, который привел его в Форже: якобы его интересовало, насколько бред его пациентки соответствует действительности. На самом деле его интересовало совсем другое… Стало быть, помещение матери в клинику Бланша было ошибкой. Мало того, что это оказалось бесполезно, так еще и рискованно. Но у него не было ни мужества, ни энергии для того, чтобы принять решение более… радикальное. Он мог бы также заточить ее здесь, в Форже. Она не докучала бы ему, особенно если бы он поселил ее не в замке, а в одном из парковых павильонов. Его мать… Нужно было решиться на то, чтобы радикально ее изолировать. Потому что вопросы ее лечащего врача были предвестием других — более настойчивых, более прямых, менее… тактичных. И разумеется, задаваемых совсем другими людьми.

Вымысел врача о том, что ему, видите ли, срочно нужно прояснить некоторые события из прошлого пациентки, не выдерживал никакой критики. Какая наглость — явиться с расспросами прямо к нему в дом! Да еще со стороны какого-то незначительного медицинского ассистента… Откуда он вообще взялся? Неотесанный тип, похожий на крестьянина… Итак, Бланш доверил его мать заботам крестьянина, который забил себе голову новыми медицинскими теориями. Можно подумать, он в них разбирается!

Но сейчас, в мастерской, все эти проблемы отошли на задний план. В течение нескольких недель он собрал все необходимые элементы декора и аксессуары, представленные на картине, — шаль с золотой бахромой и цветочными узорами, домашние туфельки, браслет, черную бархатную ленточку с жемчужным кулоном, серьги, бледно-розовое платье и косынку для негритянки, букет из искусственных цветов (которые всегда выглядели должным образом), а также темно-зеленые занавески и шоколадного цвета бумажное полотнище с ромбическим узором из выходящих из золотых кругов лавровых ветвей, что составляло фон картины. И еще один элемент, которым он особенно гордился, — чучело черной кошки с выгнутой спиной и поднятым вверх хвостом — точно в таком же виде, как на картине. Он настолько стремился к точности, что даже попросил таксидермиста вставить ей желтые стеклянные глаза: конечно, на фотографии их не будет видно, но ему это было нужно для полного удовлетворения.