Олег Тихомиров - Зеленое окно

• Название: Зеленое окно
• Автор: Олег Тихомиров
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Детская проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014945-X, 5-271-04446-7

Когда тебе 14 лет и к тебе впервые приходит любовь, мир расцветает. Тебя переполняют эмоции, тебе то радостно, то грустно. Ты не знаешь, как вести себя с любимым человеком, не знаешь, будет ли твое чувство взаимным, но ты надеешься, и все вокруг кажется необычным и прекрасным.

Герой повести Эдик стоял у дома своей любимой девочки Тани, и зеленоватый свет ее окна представлялся ему «маленьким кусочком морского дна», а сама Таня — русалкой. Так зарождалось первое чувство, но будет ли оно счастливым…

---

Теперь атаки были отбиты. Виталька и Таня сидели, хлопали глазами. Им, конечно, очень хотелось спросить, откуда у меня такая знакомая, но они выжидали, думали, что я сам скажу об этом. Как бы не так! Ждите!

Настя принесла нам мороженого, и мы тут же взялись за дело.

Мороженое, я это уже давно заметил, едят по-разному. Одни аккуратненько снимают ложкой с мягких, податливых шариков тонкий слой, другие едят по-человечески — быстро.

У меня всякой там церемонии с мороженым не получается. Еще, помню, в детстве пана мне сказал, что мороженое я не ем, а уничтожаю. «Не набрасывайся на него с такой яростью, — сказал он. — Ты что, ненавидишь его?» — «Нет, — сказал я, — навижу… даже очень». — «Уничтожитель», — проговорил папа. «Своего здоровья, — добавила мама. — Не ешь такими кусками!»

Но я всю жизнь продолжал поедать мороженое большими кусками. Вот и сейчас двумя взмахами ложки я уничтожил один шарик пломбира.

Уничтожил и вдруг случайно увидел, как не спеша и деликатно подносила Таня ко рту свою ложечку. Наверное, сидит и думает про меня: «Вот дикарь!» И рука моя, готовая отхватить половину следующего шарика, бессильно повисла вдруг в воздухе.

А еще мне представилась такая малоприятная картина: Таня и Виталька прохлаждаются мороженым, а я, значит, как троглодит пещерный: все сожрал уже и зыркаю по сторонам жадными глазами. Ничего себе положеньице! Нет уж, видно, придется сейчас и мне тянуть волынку с этим мороженым.

Рука моя повисела над пломбиром, затем я положил ложку в вазочку и даже слегка отодвинулся от стола вместе со стулом.

Я стал смотреть вниз, как по площади и улицам бегали, словно маленькие букашки, автомобили. С высоты они казались одинаковыми. Только по цвету отличались. Особенно юркими и суетливыми были машины с оранжевой крышей — такси.

Потом я посмотрел на небо, по которому проплывали тучи, подцепил ложкой кусок мороженого и решил смилостивиться. Я сказал:

— Пожалуй, дождя не будет. Хотите, можем поехать в Лужники.

Но Виталька на это не клюнул.

— Нет уж, — проговорил он. — Сам же предложил Третьяковку. Чего мы будем то так, то эдак! Ты ведь там ни разу не был?

Ну тип! Знает же, что я впервые и Москве. Но спросить ему обязательно нужно было так, чтобы все поняли, что он, Виталька, в Третьяковку уже ходил и побывал он там, наверное, раз сто, а может, и двести.

Я ответил ему, что нет, не был, поскольку у нас в Уярске Третьяковки не имеется, но читал про нее книгу. Если говорить точнее, то я читал не книгу, а несколько страниц в каком-то журнале, поэтому боялся, что Виталька спросит сейчас название книги.

Но он не спросил. Лишь наставительно заметил:

— Это нужно увидеть. — Он поднес ложку с мороженым ко рту. — Увидеть своими глазами, — и проглотил мороженое.

— Трепач! — не выдержал я.

— Что?!

— Самый настоящий, — сказал я.

— А ну повтори!! — Виталька со стуком положил ложку на стол.

— Ребята, ребята, что вы! вмешалась Таня. — Вести себя не умеете. Как во дворе.

Ну и сказанула: «Как во дворе»! Да там мы уж давно прекратили бы эту скрытую дипломатическую войну. Там можно было бы выйти в бой с открытым забралом. Но тут, в Москве, да еще при Тане, мы и так, по-моему', слишком сдерживались.

Сгоряча я одним махом съел оставшееся мороженое. Наплевать, что обо мне подумают. Троглодит так троглодит. Пусть ковыряются в своих вазочках, воображают друг перед другом, строят из себя какую-то персону.

Через некоторое время подошла Настя, посмотрела на наши кислые лица, спросила:

— Что, мороженое не понравилось?

— Ой, что вы! Очень вкусное, — вежливо ответила Таня.

— Вкусное, — проговорил Виталька.

— Очень, — буркнул я.

— Может, еще принести? — спросила Настя.

Но мы отказались, стали расплачиваться. Настя дала нам сдачу, и тогда Виталька, передвинув в ее сторону пятнадцатикопеечную монетку, вдруг сказал.

— Это вам.

Я подумал, что Настя ошиблась, и теперь Виталька возвращал ей лишнее.

Но Настя поджала губы и не взяла монетку.

— Это вам, — повторил Виталька. — На чай.

— Вон отсюда! — Резким движением Настя смахнула деньги со стола. Монета серебристым жуком мелькнула в воздухе и жалобно дзынькнула где-то на полу.

— Не имеете права, — проговорил Виталька, побледнев.

— Я тебе покажу право! — бушевала Настя. — Сам еще копейки не заработал, а туда же… А ну убирайся!.. Сопляк!..

На лице у Насти появились красные пятна, рука вздрагивала.

Виталька, видимо, понял, что ему лучше всего уйти, не раскрывая рта.

Поднялись и мы с Таней. В нашу сторону Настя не посмотрела. Мне хотелось подойти к ней, что-то сказать, вернее, как-то объяснить, что Виталька, мол, такой идиот, корчит из себя при Таньке кавалера. Но с соседних столиков на нас смотрели, и я не смог этого сделать.

Глядя в пол, мы прошли через всю веранду к выходу. Веранда была длинной-длинной, никак не кончалась.

На автобусе № 5 мы подъехали к кинотеатру «Ударник», откуда, как сказал Виталька, два раза шагнуть — и будет Третьяковка.

Мы шли по набережной, а в ушах у меня все еще звучало: «Вон отсюда!», «Убирайся!» — и появлялось перед глазами Насти по лицо в красных пятнах.

Виталька держался обычно, словно бы ничего не произошло, то и дело заговаривал о чем-то. Тани больше помалкивала. А если отзывалась на его болтовню, то коротко, несколькими слонами. Но Виталька этого не замечал.

Нас остановили какие-то люди — стали спрашивать, где Третьяковка. Виталька объяснил, что нужно идти прямо, а потом свернуть направо. Люди бросили нам: «Спасибо» — и помчались дальше.

— Сынок, — услышали вдруг мы, — пособил бы и мне дом сыскать.

Только сейчас мы увидели, что рядом с нами стоит низкорослая тетенька с большущим свертком. Она держала его двумя руками, прижимая к груди: так ей, наверное, было легче. Как она возле пас очутилась, мы не заметили. Хотя она и назвала Витальку «сынком», но он ей, конечно, годился во внуки: женщине было лет шестьдесят, а то и побольше.

Виталька так и сказал:

— Какой дом-то, бабусь? В один миг найдем.

— Да я и сама не знаю какой, — ответила тетенька. Голос у нее был певучий и звонкий; я, признаться, никогда не встречал старушек с таким голосом.

Мы переглянулись: что за чудачка, ищет, сама не зная что. А тетенька вздохнула и добавила:

— Вот беда-то.

Все мы подумали о том, что вот, мол, спешим в Третьяковку, а тут на нашу голову свалилась эта странная тетенька.

— Раз дома не знаете, то… — Виталька развел руками.

— Вот я и говорю, пособите, — звонко сказала старушка и улыбнулась.

— Мы не здешние, — попробовал объяснить я, — мы сами…

— Дак и я не здешняя, — обрадовалась старушка.

— Вам бы к милиционеру обратиться, — посоветовала Таня. — Он бы и помог.

— Пошто? — удивилась старушка. — У него своих делов хватает. Сами сыщем.

— Как же сыщем, — сказал Виталька, — если не знаете, какой дом!

— Не знаю, — согласилась тетенька. — А знала б, вас не просила.

— Да вы там были хоть раз-то? — Виталька уже начинал сердиться.

— Была. Как же не быть-то!

— Когда? Небось до революции.

— А только что была.

Виталька наклонился ко мне и шепнул:

— Старушенция малость того… — И чуть громче добавил: Откуда только взялась?

Но тетенька последнюю фразу услышала.

— Я-то? — охотно откликнулась она. — Живу я в селе Рогачево под Дмитровом. Слыхали?

— Нет, — сказал я. — А что за дом вы ищете? Зачем он вам?

— Дак живу я в нем.

Мы снова переглянулись, а Виталька даже присвистнул.

— Как же в нем? А говорили, в Дмитрове.

— От непонятливый! — сердито дернула головой старушка. — Не в Дмитрове, а в Рогачеве. А здесь я у Нюрки живу.

Виталька обиделся, что его назвали непонятливым, а я, чтоб не молчать, спросил:

— У какой Нюрки?

— У сестры. У какой же! — Тетенька чуть повыше приподняла сверток, опять прижала его к себе и принялась все подробно растолковывать своим бойким, певучим голосом.

Мы узнали, что приехала она в Москву вчера вечером. Встретила ее на вокзале Ирина («дочка Нюркина»). Возле первого вагона встретила («такой уговор промеж нас был»). Ирина только ее увидела и говорит: «Давай, тетя Поля, скорее, потому как времени у нас с тобой нету». Тетя Поля — так, значит, нашу старушку зовут — спросила, почему же, мол, нету. А Ирина говорит, что с утра в санаторий уезжает, а ей еще собраться нужно. Как потом ехали, куда и на чем, на какой этаж поднимались, тетя Поля не запомнила, потому что у нес в глазах «от всего этого кружение началось». Утром Ирина схватила чемодан — и бежать. А сестра Нюрка женщина хворая, из дому не выходит, все больше лежит. Оттого тетю Полю в Москву-то и вызвали («чтобы Нюрка, пока Ирина в санаторию уехала, без присмотру, значит, не оставалась»). С утра тетя Поля завтрак готовила, сестру кормила, мыла посуду, а потом Нюрка и говорит: «Сходила бы ты, Поля, в прачечную, белье забрать. Ирина-то не успела». Объяснила, где прачечная находится, дала квитанцию, тетя Поля и пошла. Получила сверток с бельем, назад отправилась, а в какой подъезд заходить — понять не может. Двери тоже одна на другую похожие. Где-то тут дом, рядом, но какой? Был у тети Поли адрес на бумажке написан, да оставила она его дома в кошельке.