Джон Краули - Роман лорда Байрона

• Название: Роман лорда Байрона
• Автор: Джон Краули
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38269-9

Что, если бы великий поэт Джордж Гордон Байрон написал роман "Вечерняя земля"? Что, если бы рукопись попала к его дочери Аде (автору первой в истории компьютерной программы — для аналитической машины Бэббиджа) и та, прежде чем уничтожить рукопись по требованию опасающейся скандала матери, зашифровала бы текст, снабдив его комментариями, в расчете на грядущие поколения? Что, если бы послание Ады достигло адресата уже в наше время и над его расшифровкой бились бы создатель сайта "Женщины-ученые", ее подруга-математик и отец — знаменитый кинорежиссер, в прошлом филолог и специалист по Байрону, вынужденный в свое время покинуть США, так же как Байрон — Англию?

---

Али устремил взор в морское пространство: барка его чернокожего избавителя направлялась к отдаленной бухте, тогда как корабль, на палубе которого стоял теперь Али, взял курс в открытое море, и расстояние между ними быстро увеличивалось: «А он…»

«На службе у того же человека? Да, это так, и так нам было передано».

«Нам особо наказали — вернее, нас предостерегли — не брать его на борт. Я, признаться, о том не сожалею».

О чем спрашивать дальше, Али не знал, разве что как называется корабль, кто его владельцы — ими, судя по всему, были его собеседники — и куда лежит их Путь, а значит, и его тоже; однако, с учетом обстоятельств, все эти вопросы выглядели в высшей степени неуместными, и Али в замешательстве умолк — но тут оба ирландца вывели его из затруднения, хором умоляя сойти вниз и подкрепиться Стаканчиком: отказать им в этом он не мог.

«Этот арап, который сопроводил вас на корабль, привел мне на память другого, характером совсем несхожего», — проговорил Капитан «Гибернии», именем Патрик, а его старпом и брат Майкл кивнул в знак согласия. «Верный Тони», — молвил он. «Само совершенство, — продолжал господин Патрик. — Кроткий нравом, прекраснейший человек: все, кто его знал, это подтвердят».

У Али — который осторожно, словно пробуя на вкус головокружительную свободу, прихлебывал по глоточку из стакана золотого ирландского виски, приправленного медом, — вертелись на языке вопросы, но он предпочел от них воздержаться.

«Тони, — подхватил рассказ господин Майкл, — иначе его, пожалуй, и не называли. Он не один год провел на службе — а вернее сказать, был товарищем и напарником покойного, да упокоит его Господь, лорда Эдварда Фицджеральда». При упоминании этого имени братья сорвали с голов шляпы, припали к стаканам и только потом водрузили шляпы обратно. «Лорд Эдвард — впрочем, вам, наверное, известна его история? — Тут Али покачал головой. — Лорд Эдвард был тогда еще юношей, младшим офицером в армии Его Британского Величества, а его Полк сражался тогда, во время последней войны, с американскими повстанцами в Каролине. Обуреваемый жаждой славы и горя желанием обагрить кровью свой девственный меч, он, так сказать, грыз удила и в каждой схватке рвался на передовую. В столкновении с войском генерала Гарри Ли, способнейшего из американских полководцев, юный лорд Эдвард был так тяжело ранен, что потерял сознание и остался на поле битвы среди убитых. Однако на него наткнулся один негр — Тони по имени, — обнаружил, что он еще дышит, — перетащил к себе в хижину, где, приложив все свое умение, выходил с величайшей заботливостью. Когда юноша достаточно окреп, чтобы вернуться в ряды соратников, то мог предложить своему отважному спасителю одну лишь награду — быть его слугой столь долго, сколько тот пожелает. Верный Тони (это станет его прозвищем) предложение принял — и с тех пор лорд и чернокожий сделались неразлучны».

Тут Али — возможно, под влиянием виски, хотя отхлебнул он всего ничего — набрался храбрости и спросил, куда направляется корабль и каков порт его назначения. Увидев на добрых лицах братьев снисходительные улыбки, он поспешил с раскаянием добавить: «Я вовсе не хотел вас перебивать, если вы намерены продолжать рассказ».

«Мы торговцы, — произнес Патрик. — Путешествуем на нашем скромном Судне, живем на прибыль — если что останется после того, как рассчитаемся с Командой — починим протечки и пробоины — и залатаем паруса. Люди мы безобидные и хотим вам только добра».

«Но почему вы так со мной обошлись? Поверьте, для вас я не могу сделать ничего полезного — к сожалению, у меня за душой ничего нет — одно только обвинение в отцеубийстве, подтвержденное побегом».

«О нет, юный сэр, — возразил младший брат, — мы увели вас от длани Закона с тем, чтобы вы смогли, как говорится в пословице, дожить до новой битвы».

«Это не значит, — пояснил старший, — что мы хотим сказать, будто вы из тех воинов, кто спасается бегством. Нет-нет».

Али понял, что не дождется ответа ни на один вопрос касательно лица, подрядившего их для его освобождения. Кто бы мог это быть? Кто? О его заключении в тюрьму не знала ни одна душа — никто, кроме горожан, которые никак не могли замыслить, а тем более осуществить побег, даже если бы кто из них этого пожелал. Тысяче врагов лорда Сэйна, если они и вправду не пожалели денег на его убийство, не в силах были противостоять немногие друзья Али — да у него и не осталось покровителей после смерти леди Сэйн.

В замешательстве Али поднял стакан за здоровье добродушно улыбавшихся ирландских коммерсантов (если это были коммерсанты) и попросил их, буде они пожелают, возобновить свой рассказ.

«Достойно удивления, — заговорил господин Майкл, сцепив пальцы на животе и продолжая прерванную нить повествования, — каким образом человек, доказавший свою приверженность делу Свободы — и Свободы для всего человечества, а не только для собственной Нации, мог служить в армии, которая была призвана подавить справедливые чаяния американцев, добивавшихся права решать самим за себя. Что ж! Лорд Эдвард был британским солдатом, и в природе его — в природе солдата — заложено стремление подчиняться приказу и вступать в бой, не задумываясь о правоте дела, порученного его Армии, — или, скорее, прочно заперев сомнения в груди, дабы, вступив в противоречие с Долгом, они не ослабили его решимости и не смягчили удары, что подвергло бы опасности и его самого, и тех, кто находился у него в подчинении. Нелегкая по временам задача, хотя и выпадает она многим.

Нет сомнения, и разум лорда Эдварда, и его сердце тянулись к американцам — но Рука повиновалась другим командам. Ему нравились эти люди, и он признавал их правоту. Он презирал нескончаемую озабоченность британцев рангами и соблюдение мельчайших оттенков субординации: американцы подкупали его отсутствием всякого неравенства — тем, что не считали одних выше, а других ниже, судя по одному только имени или происхождению, — ему по душе была страна, где любой житель, будь то мужчина или женщина, владея топором, ружьем, парой волов и запасом энтузиазма, мог построить для семьи дом, взрастить детей, жить по своему усмотрению — свободно и открыто — и не быть никому обязанным за это, разве что взаимному соглашению. И, как только с победой Вашингтона война закончилась, лорд Эдвард вознамерился вернуться на западный Континент — в Канаду, где все еще была расквартирована Британская Армия, — не только службы ради, но и чтобы путешествовать, узнавать новое — словом, чтобы оглядеться.

«Призываю вас, юный сэр, — воскликнул господин Майкл, вскочив с места в порыве воодушевления, — вообразить себе просторы Канады, какими они были тогда и какими, конечно же, остаются и сейчас, — широкие реки и высокие горы, безымянные и доступные глазу одних дикарей — Ниагарский водопад — целые флотилии Каноэ, в которых путешествуют первобытные Народы, — снега…»

«Сами мы о снеге почти что ничего не знаем, — вмешался его брат. — Он схож с сахарной пудрой на пирожном. Там снег выпадает в ноябре и громоздится сугробами выше головы, которые не тают до самого лета, — однако дикари-охотники бродят по сверкающей глади в снегоступах, волочат за собой повозки, нагруженные шкурами убитых Бобров и Лосей, — и ухитряются двигаться с большей легкостью, чем в летнем лесу!

Лорд Эдвард странствовал так не один месяц — спал под звездами — стелил себе постель из еловых веток — или выкапывал в сугробе нору — и нередко ел пеммикан (сушеное мясо лося) в обществе знаменитого индейского Вождя, которого англичане звали Джозеф Брант, а также своего единственного спутника — Верного Тони».

Теперь и его брат поднялся на ноги, словно описанные картины развернулись перед его вдохновенным взором. «Выпадало ли на долю хоть одному уроженцу Африки, — вскричал он, — или рабу из Каролины видеть края столь разнообразные и диковинные, в каких побывал Верный Тони? Кому еще из них доводилось целыми днями преследовать лося, пока тот не падал в изнеможении, — стоять среди грохота и брызг Ниагарского водопада — делить со своим Другом и Хозяином все тяготы — и каждую победу? Никакому американскому рабовладельцу не удалось бы завоевать подобной преданности — не говоря уж о любви, — но ирландскому поклоннику Свободы это удалось!»

«У истоков великой реки Миссисипи, — продолжил господин Майкл, — Вождь Джозеф принял лорда Эдварда в свой клан племени могавков — клан Медведя. Там путешественник и расстался с величавым дикарем, к которому проникся не только восхищением, но и любовью, — хорошо понимая при том, как много тот перерезал глоток у бледнолицых, как много сжег поселений, — и направился вниз по течению к Новому Орлеану, откуда намеревался вернуться домой. Именно там он узнал — из писем, давно его догонявших, что некая ирландская дама, к которой он долгое время питал сердечные чувства…