Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

• Название: Марафон длиной в неделю
• Автор: Ростислав Самбук
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

В книгу вошли: роман «Фальшивый талисман» — о советских контрразведчиках, предотвративших покушение гитлеровцев на членов Государственного Комитета обороны; романы «Марафон длиной в неделю» и «Сейф», в которых действуют те же герои — контрразведчики. Они ликвидируют вражеских агентов в освобожденном Львове и овладевают списками диверсантов, заброшенных в наш тыл.

---

Стрыйский поезд стоял на запасной линии, но Федор приблизительно знал, куда его загоняют, и нашел сразу. Прошел несколько вагонов, отыскивая свободное место, устроился около двух женщин с пустыми корзинами. Они возвращались с базара и, наверно, с хорошей выручкой, так как сидели довольные, умиротворенно щелкая семечки. Все у них уже было позади: и тревоги по поводу того, как удастся продать свой товар, где заночевать, как уберечь деньги от карманников; и радости, когда посчастливилось быстро сбыть картофель, свеклу и морковь, а потом купить именно то, что хотелось, вот даже цветастый платок, которым повязалась молодица, сидевшая у окна, в теле, розоволицая, со смешливыми глазами. Она время от времени поправляла что-то на груди, ощупывала и улыбалась соседке, худой, с суровым и неприветливым взглядом, то и дело посматривающей на нее неодобрительно, даже осуждающе. Однако молодице никто не мог испортить настроение. Федор подумал, что небось на груди у нее спрятан платочек с деньгами — да и где их прятать, только там, куда не осмелится залезть злодейская рука.

Худощавая женщина дала почувствовать Федору, что относится чуть ли не враждебно к такому соседству, не соизволила подвинуться, и лейтенанту пришлось сидеть неудобно, на самом краю скамейки. Невольно прикинул: надо было примоститься возле пышнотелой молодицы, ехать ему почти полтора часа, поезд стоит на каждом полустанке, и конечно же время лучше коротать в приятной беседе — а о чем говорить с этой высохшей и покрытой ржавчиной селедкой в юбке?

Напротив на скамейке пристроились тоже женщины, немолодые, в рабочей одежде, с пилами и топорами, и Федор догадался, что едут на лесоразработки, что возле разъезда на подступах к Залещицкому лесу. Обрадовался: ему тоже выходить на этом полустанке и в людском скопище легче затеряться.

— На работу? — спросил у женщины в потертом бушлате, положившей на колени тяжелый наостренный топор.

— Куда ж еще?

— Лес рубите?

Женщина посмотрела на Федора утомленно и недружелюбно, однако, увидев поношенную шинель и лейтенантские погоны, смягчилась. Лес рубить трудно, иногда нестерпимо трудно, но этому парню в видавшей виды фронтовой шинели еще труднее, им хоть смерть не глядит в глаза.

— Рубим, — ответила и махнула рукой. — Работаем на лесоповале, черт бы его побрал.

— Трудно?

Женщина приподняла топор, вдруг подала его Федору, тот взял, зачем-то провел пальцами по острому лезвию. Ощутив тяжесть топора, сказал сочувственно:

— Да, за день намахаешься!.. — Он и сам поднял топор, будто собирался рубануть, худощавая соседка испуганно отшатнулась, и Федор воспользовался этим, чтобы сесть поудобнее. — Ничего, — сказал мягко, — скоро война окончится, мужья вернутся, и будет вам легче.

Женщина забрала у него топор, зажала длинное топорище между колен.

— К кому вернутся, а к кому и нет, — проронила она спокойно, как-то даже равнодушно, и Федор подумал, что, вероятно, горе обошло эту женщину, но ошибся, так как ее соседка, тоже державшая на коленях топор, заметила:

— У тебя, Катя, хоть надежда есть: пропал без вести... А у нас похоронки...

Женщина неопределенно пожала плечами. Вдруг, опершись на топорище, подалась к Федору, уставилась в него полинявшими и утомленными глазами.

— Береги себя, хлопче, — сказала, улыбнувшись жалостно. — Такой еще молодой.

Федор подумал, что обойдется и без теткиных советов: чему-чему, а беречь себя научился, вот только проклятые немцы не хотят считаться с этим и упрямый Гаркуша. Но все равно пора кончать, и если Гаркуша будет противиться, то можно обойтись и без него. Нож в спину в темном месте, забрать деньги, документы — и в тыл. Куда-нибудь в Крым или ни Кавказ, где потеплее. По документам — он после тяжелого ранения получил отпуск, немного перекантоваться всегда можно, а дальше жизнь покажет. Ведь жизнь всегда прекрасна, даже сейчас, когда надо топать в лесную глушь за паршивой рацией...

Внезапно Федору стало жаль себя, и он твердо решил: хватит! В последний раз выполняет приказ Гаркуши, и на этом — точка. С Гаркушей, пожалуй, следует покончить сегодня же ночью, задушить тихонько в кровати. Их хозяин, кажется, завтра снова дежурит, значит, день у него в запасе есть, а за целый день в военной круговерти можно затеряться так, что сам черт, не говоря уже о контрразведке, не сыщет до конца дней своих.

«На просторах Родины чудесной...» — злорадно подумал Федор, и, верно, впервые за всю жизнь подумал с уважением и благодарностью о стране, которая поистине так велика и необъятна, что затеряться в ней человеку вроде бы проще простого.

Тетка, похожая на ржавую селедку, уперлась Федору в бок острым локтем, но теперь ничто не могло омрачить его мысли. Грубо нажал на тетку плечом, отстраняя, и подставил молодице ладонь.

— Может, угостите? — стрельнул глазом.

Та насыпала ему семечек, не жалея, с лихвой, усмехнулась ласково.

— А вы куда? — спросила не просто так, от нечего делать, а с явной заинтересованностью, и это еще раз убедило Федора в правильности его намерений. Пока существуют на свете такие пышнотелые доверчивые молодицы, он не пропадет, уж что-что, а с каждой женщиной всегда найдет общий язык, мог бы задобрить даже эту ржавую селедку. Но зачем?

Сделал таинственное лицо и ответил уклончиво:

— Вперед. Сейчас армия идет только вперед!

— Да, назад уже бежали! — не без ехидства встряла худощавая тетка.

— Вы, тетенька, несознательная и лучше помолчите, — одернул ее Федор. — В тот момент, когда вся страна кует победу, некоторые элементы спекулируют на базарах, пользуются нашими трудностями... Много выручили? — спросил резко.

Тетка отодвинулась от него испуганно.

— Все мои... — поднялась, прижав руки к груди, и засеменила не оглядываясь к туалету.

Поезд уже подходил к нужному разъезду, и Федор стал пробираться к выходу. Сначала у него было намерение соскочить за километр-полтора до полустанка, но поезд тут шел под горку, набирая скорость, и Федор решил не рисковать. Тем более он может затеряться в толпе женщин-лесорубов, тоже покидающих поезд на разъезде.

Состав остановился. Женщины с шумом и смехом стали выходить из вагона. Федор стоял возле окна спиной к ним, демонстрируя абсолютное равнодушие ко всему происходящему. Дождался, пока последняя женщина оставила вагон, и, увидев, что в тамбуре пусто, открыл дверь с противоположной стороны и выскочил в узкое пространство между пригородным поездом и товарняком, ожидавшим на разъезде своей очереди. Тут никого не было, лишь далеко, в конце состава, маячила фигура в железнодорожной фуражке. Федор нырнул под товарный вагон и пошел назад, к стрелке, которую только что проскочили. Обогнул товарняк как раз тогда, когда пригородный уже двинулся. Тут, возле стрелки, сразу за железнодорожной насыпью начинался кустарник. Федор и поспешил туда. Постоял немного, осматриваясь, но не заметил ничего подозрительного. Женщины с топорами и пилами окружили бригадира, он что-то объяснял им. К стрелке направлялся железнодорожник с масленкой в руке. Из паровоза, пыхтящего во главе товарняка, выглядывал машинист — обычная, будничная жизнь полустанка, не предвещающая ничего тревожного.

20

Бобренок сразу узнал вчерашнего агента в лейтенанте с его поношенной шинелью и крепкими яловыми сапогами. Точно такой, как описал Толкунов: немного выше среднего роста, в выцветшей фуражке, блондин, лицо вытянутое, курносый, ямочка на подбородке. И ходит, как говорил Толкунов, будто немного пританцовывая.

Майор дождался, пока белобрысый лейтенант сел в стрыйский пригородный поезд, и поднялся в соседний вагон. Когда поезд двинулся, перешел тамбур и заглянул в следующий вагон, но лейтенанта там не увидел. Не удивился, поскольку тот действовал согласно правилам: сел в один вагон, сразу перешел в другой, такая уж привычка у шпионов и диверсантов — на всякий случай вести себя так, чтоб оторваться от возможного «хвоста».

Лейтенант сидел в третьем вагоне. Примостился возле худощавой желтолицой женщины и смотрел в окно, любуясь окрестными пейзажами.

Бобренок не зашел в вагон — этот лейтенант теперь никуда не денется, по крайней мере до Залещицкого разъезда, и майор занял место подле своего помощника лейтенанта Щеглова, который напросился принять участие в задержании вражеского агента, вчера так удачно выскользнувшего из их «мышеловки».

Бобренок вел наблюдение за пассажирами, садившимися в передние вагоны. Щеглов — за хвостом поезда. Как и договаривались, сошлись в пятом от конца вагоне.

Щеглов ничего не спросил, только посмотрел вопросительно, и Бобренок не стал испытывать его терпение.

— В следующем вагоне, четвертая скамейка справа. Блондинистый лейтенант, сидит лицом к нам, я его сразу узнал. Можете пройти по вагону, вроде кого-то разыскиваете. Только не обращайте на него внимания, один взгляд издали — этого вам должно хватить.