Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

• Название: Марафон длиной в неделю
• Автор: Ростислав Самбук
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

В книгу вошли: роман «Фальшивый талисман» — о советских контрразведчиках, предотвративших покушение гитлеровцев на членов Государственного Комитета обороны; романы «Марафон длиной в неделю» и «Сейф», в которых действуют те же герои — контрразведчики. Они ликвидируют вражеских агентов в освобожденном Львове и овладевают списками диверсантов, заброшенных в наш тыл.

---

— Почему-то хочется.

— И я голоден, как сто чертей. Может, обойдемся хлебом и тушенкой?

— С чаем.

— Да, с горячим и сладким чаем.

Но пани Мария распорядилась по-своему. Выглянула из кухни — успела поправить косынку, и бигуди уже не торчали из-под нее — и сказала:

— У меня есть холодная картошка, так разогрею, извините, но, кроме картошки...

Толкунов подал ей банку с тушенкой:

— А это к картошке.

— Царская еда, — довольно хохотнул Бобренок.

Они быстро очистили сковородку до блеска и принялись за уже остывший, но все же вкусный чай.

Спать не хотелось, особенно Толкунову, сидевшему возле пани Марии. Вдруг он поймал себя на мысли, что ему вообще сейчас почти ничего не хочется, только бы вот так сидеть, попивая чай и слушая женское щебетание. Он искоса глянул на пани Марию, но, увидев ее оголенную руку и привлекательные формы, смутился, отхлебнул чаю, поперхнулся и закашлялся, это испортило капитану настроение, но женщина, кажется, не обратила внимания на его, как он считал, бестактность, и Толкунов сразу успокоился и прислушался к ее разговору.

Оказывается, пани Мария рассказывала Бобренку о предпринятых попытках устроиться на работу и, по всей видимости, ей это удастся, что вообще-то не так просто сделать в только что освобожденном городе, но ведь надо же зарабатывать на хлеб.

— Где же вы хотите работать? — поинтересовался Бобренок.

— А тут неподалеку возобновляет работу швейная фабрика. Говорят, надо шить военное обмундирование и работой будем обеспечены. Я бегала туда, обещали взять.

— Кем? — спросил Толкунов, оправившись от смущения.

— Я же говорю: будем шить военную одежду.

— Значит, швеей? — удивился капитан.

Пани Мария засмеялась весело:

— А вы считали — директрисой?

— Да нет, но ведь...

— Это большое счастье — швеей, — вполне искренне возразила женщина. — У нас при Польше знаете как было с работой? Когда мужа уволили, я едва уборщицей устроилась.

Толкунов недоверчиво обвел взглядом кухню с посудой на полках и газовой плитой.

— Уборщицей? — переспросил он.

— Да, благодарение богу.

— Вы? А сейчас на фабрику?

— Конечно. — Видно, на лице капитана было написано неподдельное изумление, потому что хозяйка добавила: — Да вы за кого меня принимаете? Я человек простой...

Толкунов еще раз покосился на цветастый длинный халат, и Бобренок понял его: женщин в таких халатах Толкунов до войны, наверно, не видел, их носили модницы в больших городах, где капитану пришлось побывать в последние годы. Теперь эти города были разрушены и разграблены, и женщинам, даже молодым и красивым, было не до нарядов. А где, скажем, такой халат можно было взять до войны, когда и обычная хлопчатобумажная ткань не всегда была в продаже, а о торшерах и представления не имели? И все же Толкунов смотрел на пани Марию с некоторым недоверием и настороженностью, хотя ее признание приятно удивило его. Постепенно до его сознания доходило, что она такая же, как и он, а ее квартира совсем не профессорская или буржуйская. Он покраснел то ли от сделанного им открытия, то ли от горячего чая и решил посвободнее расположиться на стуле. Однако Бобренок положил конец его беззаботному времяпрепровождению. Поднялся и поблагодарил хозяйку за заботу.

Пани Мария принялась убирать посуду, а Толкунов направился к своей шикарной кровати с сожалением, хотя и устал за день. В дверях оглянулся, постоял немного, ожидая, не взглянет ли на него хозяйка. Видно, она почувствовала это и стрельнула глазами, лукаво и совсем невинно, так женщины на улице иногда одаривают взглядами незнакомых мужчин, но Толкунов испугался или смутился, сам не знал, что с ним происходит, и не ответил на взгляд, даже сделал вид, что не заметил его, резко повернулся и вышел из кухни.

Бобренок уже лежал под одеялом. Толкунов начал снимать гимнастерку, разложил ее на стуле, потом поднял на вытянутых руках, осматривая, — выцветшую и пропотевшую, свою любимую боевую одежду, но, вероятно, сегодня гимнастерка почему-то не понравилась ему. Он достал из кармана документы и деньги, аккуратно сложил и, что-то бурча под нос, спрятал гимнастерку в мешок. Извлек оттуда новую, коверкотовую, подумал немного и вытащил хромовые сапоги. Украдкой оглянулся на Бобренка, но майор лежал к нему спиной и не мог заметить эти манипуляции.

Толкунов поставил сапоги под кровать, выключил свет, хотел уснуть сразу, но на этот раз привычка не сработала. Лежал на спине, всматриваясь в потолок, и ничего не видел — в глазах почему-то мерцали звезды и сердце билось быстрее, чем обычно.

— Не спишь? — спросил Бобренка.

— Нет... — сонно пошевелился тот.

— Что скажешь?

— Ты о чем?

— Как о чем? — искренне удивился Толкунов. — Спрашиваю, как она тебе?

— Пани Мария?

— А кто же еще?

— Красивая.

— И я считаю: красивая.

— Нравится?

— Ну, так сразу...

— Женщины, капитан, нравятся сразу.

— Не говори. Я считал, не нашего полета, а видишь, оказывается...

Бобренок поправил подушку и сказал назидательно:

— Ты — офицер, капитан, для нее это, представляешь, что значит? Да и вообще — мужчина ты видный.

— Молоденькая еще...

— Не так уж и молода, под тридцать.

— Чуть ли не десять лет разницы.

— Нормально.

— Честно?

— Вполне.

Толкунов вдруг тихо и радостно засмеялся.

— Я сразу на нее глаз положил, — признался он. — А потом думаю: зачем нам буржуйка в халате? Что мне с ней делать?.. А она, как наша тетя Вера в эмтээсе, обычной уборщицей... Я тебе прямо скажу, майор, такой шикарной женщины не видел.

— Счастливо тебе, — искренне пожелал Бобренок, закрыл глаза и сразу увидел Галю. Сидит утром в саду или на крыльце — теперь уже прохладно. Вот она вышла в сад в плаще, который он подарил ей, — прекрасный, теплый плащ, модно сшитый, и сидит любимая женщина под деревом. Яблоки нападали в траву возле нее, зеленые и красные, всюду трава, яблоки и деревья, а Галя поднялась и гуляет в саду — самая красивая и самая любимая в мире. Но о чем спрашивает Толкунов? Кажется, его хмурому и нелюдимому капитану наконец понравилась женщина. Раньше за ним этого не водилось, по крайней мере Бобренок никогда ничего подобного не замечал.

— Скажи-ка, майор... — Кровать заскрипела под Толкуновым, наверно, приподнялся на локте и в темноте вглядывается в Бобренка. — Скажи, как мне подступиться к ней?

Бобренок фыркнул в подушку.

— Тут, капитан, рецептов нет, — ответил он вполне серьезно. — Смотря по ситуации.

— Не умею я.

— Никто этому не обучен.

— Ну вот ты впервые Галке как сказал?

Бобренок вспомнил, как шли они с Галиной по меже среди нескошенных хлебов с васильками где-то в Белоруссии. Он нарвал цветов и подарил ей маленький букетик. Галя держала его и смотрела выжидающе, глаза светились синевой, точно, как васильки, пахло горьковато-сладко цветами и недозревшим хлебом... И он ничего не сказал ей, слов не было совсем, они как-то странно растаяли и затерялись, да и разве нужны слова, когда глаза девушки излучают васильковый свет и нежность?

Именно тогда он впервые понял, что такое любимая женщина. Поцеловал ее несмело, как неопытный мальчик, да он и был неопытным в этих делах, хотя и носил офицерские погоны. Едва коснувшись ее желанных и сладких уст, испугался, схватил за руку, и они побежали дорогой в хлебах — ведь все уже было сказано. Бежали и смеялись счастливо, как умеют только влюбленные. Но как рассказать об этом Толкунову? Бобренок крепче прижался щекой к подушке и сказал сонным голосом:

— Спи.

— Не хочешь? — обиженно засопел Толкунов.

— Скажи просто: люблю тебя.

— А если она?..

— Откажет?

Толкунов помолчал, приглушенно кашлянул и сказал то, что, по-видимому, больше всего тревожило его:

— А если осмеёт?

— Брось, — серьезно возразил Бобренок, — никто не посмеет смеяться над тобой.

— Думаешь?.. — облегченно вздохнул Толкунов, и чувствовалось, что слова майора успокоили его.

Он задал Бобренку еще какой-то вопрос, но майор уже не слышал, точнее, понимал, что Толкунов о чем-то говорит, и даже пытался уяснить смысл его слов, но ответить не мог — спал.

Бобренок проснулся рано, однако Толкунова на кровати не увидел — капитан плескался в ванной, и Бобренок, ожидая своей очереди, сбросил одеяло и растянулся, лежа на спине. Майор, будто всматриваясь внимательно в потолок, не видел ничего, да и не помнил ничего, даже васильковых снов, — думал о дневных заботах, и ощущение тревоги постепенно овладевало им.

Они проспали ночь спокойно, никто не позвонил, значит, ночью рация не выходила в эфир. Это означало: шпионы или не собрали материал для шифровки, или передислоцировались куда-то из города, а может, просто испортился передатчик?