Константин Мзареулов - Танки решают все!

• Название: Танки решают все!
• Автор: Константин Мзареулов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41341-6

Сентябрь 1940 г. — немецкие войска высаживаются на Британских островах; правительство Черчилля бежит в Канаду. Май 1941 г. — Советский Союз захватывает Дарданеллы.

10 июня 1942 г. — Гитлер нападает на СССР. Дойдут ли немцы до Москвы и Волги или будут остановлены у границы? Удастся ли Сталину победить «малой кровью»? И где закончится освободительный поход Красной Армии? В Берлине? Или в Париже, Риме и Лондоне?

---

1 апреля. Ирландская армия при поддержке моторизованных подразделений Вермахта захватила город Белфаст. В Дублине провозглашено создание единой Ирландской Республики.

2 апреля. Вчера в Ираке совершен переворот. Оппозиционные панарабистские националисты объявили о свержении английской марионетки шейха Нури-Саида. Власть перешла в руки комитета национальной обороны, возглавляемого Рашидом Али Гайлани. Берлин объявил о готовности оказать военную и финансовую поддержку новому режиму.

4 апреля. От нашего корреспондента в Действующей армии.

Позавчера Карс, старинная русская крепость на Кавказе, освобождена войсками генерала Баронова. Сломив в ходе двухдневных боев сопротивление турецкого корпуса и захватив 14 тысяч пленных, в том числе трех генералов, красноармейцы вступили в Карс. Узкие улочки восточного города были заполнены густыми толпами бедняков, восторженно встречавших бойцов Н-ской горнострелковой дивизии. Вся городская знать, богатые купцы, помещики, прочие буржуазные элементы в панике бежали за несколько часов до прихода Красной Армии. В тот же день освобожденные из тюрьмы коммунисты приступили к управлению Карсом. Командование советского гарнизона выпустило прокламацию, в которой призвало турецких аскеров (т. е. солдат), скрывающихся в горах вокруг города, безбоязненно возвращаться в свои дома.

Сегодня в Эрзеруме объявлено о создании временного революционного правительства Турецкой Народно-Демократической Республики, в состав которого вошли представители левых партий. Президентом ТНДР стал коммунист Гасым Язган, премьер-министром — либерал-демократ Махмуд Теричи, а военным министром — известный вождь повстанческих отрядов Мустафа Кюндуз-паша. Революционное правительство провозгласило свою цель — бороться за полное освобождение турецкого народа от гнета помещиков и капиталистов.

5 апреля. В Москве подписан договор о сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Королевством Югославия. Выступая на церемонии, народный комиссар иностранных дел тов. Молотов предостерег югославских друзей о той опасности, которую представляют хорватские националисты, не желающие выполнять указания Белграда. В частности, напомнил советский нарком, власти Загреба отказываются выпустить из тюрем незаконно арестованных коммунистов.

4

— Это я понимаю — война. Не то что проклятая «линия Маннергейма», — благодушно выговорил капитан Ладейкин. — Помяните мое слово, мужики, первомайский парад устроим в Стамбуле.

Его вразнобой поддержали два-три голоса. Остальные молча нежились, развалясь на травке. Отсюда, с вершины холма, хорошо просматривались позиции — как свои, так и вражеские. Красная артиллерия методично стегала турецкие траншеи фугасно-осколочными залпами, а со стороны моря маячили сквозь дымку два приземистых силуэта с башнями и мачтами.

— Линкоры подходят! — крякнул кто-то.

Часов меланхолично глянул в бинокль и сказал:

— Крейсера это. «Коминтерн» и «Красный Крым».

— И все-то ты знаешь, — насмешливо присвистнул Ладейкин. — Вроде не служил наш Леха на флоте, а все корабли с закрытыми глазами назвать могет.

— Семья у нас морская, — степенно пояснил старший лейтенант. — Дед на флоте в японскую служил, да и сам я год матросил на сухогрузе. А папаня в мировую ходил на этом самом «Коминтерне», еще когда тот «Память „Меркурия“ назывался. И сейчас они с брательником старшим в Северном пароходстве состоят.

Крейсера растянулись кильватером и принялись громить беглым огнем вражескую оборону, Затем из-за линии окопов поползли в атаку коробочки легких танков, за ними поднялись пехотные цепи. Приблизительно через полчаса деморализованные артподготовкой турки уже бежали нестройной колонной по единственной ведущей в тыл дороге, над которой то и дело набухали белесые облачка шрапнельных разрывов. Обгоняя стрелков, устремились в прорыв эскадроны конного корпуса.

— Вроде без нас обошлись, — разочарованно протянул капитан Сорокин. — Обижает танкистов Верховное командование.

— а чего тут делать тяжелым танкам? — резонно проворчал Часов. — Узлов сопротивления приличных нет, танковых частей — отродясь не было, а с пулеметными гнездами и „бэ-тэ седьмые“ управятся. Нас, братцы, держат для какого-то серьезного дела…

Прибежавший ординарец позвал всех в штаб. Полковник Щебетнев ждал их в палатке, где зверски чадила чугунная печурка. На столе была расстелена карта незнакомого побережья.

— Заскучали, соколики? — весело осведомился комбриг. — Здесь мы не понадобились. Враг драпает и до самого Трабзона навряд ли остановится. Комфронта поставил нашей бригаде другую задачу…

Полковник показал на карте: 29-я танковая бригада, развернутая на базе 143-го дивизиона, совершает 100-километровый марш к порту Ризе, где грузится на корабли, которые перевезут десант на южный берег Черного моря. Цель операции — разгром неприятельских войск в районе Босфора и захват всей проливной зоны.

На следующий день старший лейтенант Часов стоял на задней палубе крейсера „Ворошилов“, опасливо поглядывая, не сорвутся ли с креплений танки его взвода. Море было отнюдь не безветренным, корабль плавно переваливался с борта на борт, отчего многие танкисты и пехотинцы чувствовали себя очень неважно и проводили большую часть времени, перегнувшись через леера ограждения. Вперемешку с матерными посылами слышались нетерпеливые пожелания: скорее бы, мол, добраться до вражьего берега и ощутить под ногами твердую землю.

Часов, как потомственный моряк, переносил качку спокойнее. Забравшись на крышу кормовой башни, он осматривал в бинокль панораму. Следом за „Ворошиловым“ шел однотипный „Молотов“, в кильватере которого двигался „Красный Кавказ“ — вся тройка новейших крейсеров имела на вооружении дальнобойные пушки калибром в 180 миллиметров. Правее колонны крейсеров резал волну форштевнем линкор „Парижская Коммуна“, а по левому борту обильно коптили небо неуклюжие транспорты с главными силами десанта. Между тем далеко впереди показались из-за горизонта слабые дымки неизвестных кораблей.

Над палубой ударила оглушительная сирена, мелодично звякнули колокольные дроби, забегали краснофлотцы. Башня под ногами Лехи вздрогнула, чуть не сбросив старшего лейтенанта, и развернулась. Длинные орудийные стволы медленно поползли вверх, застыв под углом к палубе градусов примерно в сорок — сорок пять.

— Эй, танкист, так твою расперетак! — изобретательно заорал снизу лейтенант-артиллерист. — Дуй в трюм, здесь сейчас шумно станет.

В укрытие Часов, естественно, не пошел, а поднялся на задний мостик, где собрались младшие командиры крейсера и стрелкового батальона. Молодой моряк снисходительно втолковывал армейцам:

— На перехват нашему конвою турки двинули свой флот. Сейчас мы эти корыта кончать будем.

— „Гебен“ идет? — возбужденно спросил Леха.

— Он самый, — кивнул моряк. — Только турки его как-то по-другому назвали, на свой манер.

По рассказам отца, Часов знал ту давнюю историю. В конце четырнадцатого года англичане пропустили в Дарданеллы германский линейный крейсер „Гебен“ и легкий крейсер „Бреслау“, чтобы те создали в Черном море противовес сильной русской эскадре и не подпустили наших к проливам. Под конец Первой мировой войны „Бреслау“ затонул, подорвавшись на плавучей мине, а линейный крейсер остался в Турции, переименованный в „Султан Селим Явуз“, что означало в переводе „Султан Селим Грозный“. И вот сейчас он готовился дать бой Красному Флоту.

Средняя из трех пушек носовой башни с ужасающим грохотом выбросила огромный столб огня, который расплылся густым облаком дыма. Последовала пауза, затем прогремел залп всех девяти орудий. Артиллерия развила бешеный темп стрельбы — не меньше трех-четырех залпов в минуту. Снаряды ложились где-то за горизонтом, и слабенький полевой бинокль Часова не позволял разглядеть результаты канонады. Ответных разрывов тоже не было видно. Тем не менее корабельные пушки продолжали палить — вероятно, стрельбу корректировал экипаж какого-нибудь самолета.

— Чего ж линкор не стреляет? — удивился Ладейкин.

— Далековато для старичка, — объяснил моряк, — на „Паркоммуне“ пушки доисторические, хоть и большого калибра. Наши семидюймовки бьют почти вдвое дальше.

Как бы отреагировав на их критические замечания, заворчали огромные башни линкора. С мачты донесся крик наблюдателя: „Гебен“ горит!» Все, кто был на палубе, в один голос завопили: «Ура!»

Потом вдруг ринулись вперед эсминцы и тральщики, но далеко не ушли, а принялись ходить кругами километрах в пяти от эскадры, и вокруг них лениво вздымались целые горы всклокоченной взрывами воды. Танкисты и пехотинцы сгоряча решили, что малыши попали под вражеский обстрел, и это рвутся турецкие снаряды, но моряки успокоили: